Южная роза (СИ) - Зелинская Ляна. Страница 82

-Мы вас заждались, но вижу, синьор Миранди завладел ценным трофеем!

              И Габриэль была ей за это благодарна, потому что дальше всё внимание окружающих привлек к себе её отец восторженным рассказом о своих находках.

              Пикник прошёл как в тумане, и всё, на что хватало её сил – не встречаться глазами с Форстером, не находиться с ним рядом и избегать его вопросов. И видимо, это было столь заметно, что Ромина под конец спросила:

              -Вы что-то бледны, вам нездоровится?

              -Да, кажется, солнце сегодня слишком сильное, - ответила Габриэль, подумав, что это вполне естественная причина, которая объяснит всем её поведение.

              А когда они возвращались домой, она поклялась себе:

              ...Больше никакого пари, никаких споров, пусть лучше она проиграет, но с этого дня она даже не выйдет за пределы усадьбы вместе с Форстером! Никаких совместных поездок! Никаких встреч наедине! Никаких праздников! Никакого ликёра! Никаких роз!

              ...Пречистая Дева, дай мне сил продержаться эти несколько дней!

 Глава 20. О том, что немного театра в жизни может быть очень кстати

                     Когда они вернулись, Натан остановил Габриэль в холле и произнёс шёпотом:

              -Синьорина Миранди, я насчёт Бруно… Вы просили не говорить хозяину про его непослушание, но ежели вы будете его искать, то он прячется в оранжерее. А вчера и вовсе там спал, и другие собаки с ним, так что, я тут подумал – вы бы закрывали дверь туда, а то они всё вам повытопчут.

              -Спасибо, Натан, - ответила Габриэль устало, - я буду закрывать.

              Она поднялась к себе и заперлась в комнате, отправив Кармэлу спать. А сама села на подоконник, подтянув колени к подбородку и долго сидела, глядя на звёзды и думая обо всём, что произошло. Сейчас, в одиночестве, она, наконец, снова смогла мыслить рационально.

              Но увы, от этого было только хуже. Когда схлынули все эмоции и остались только доводы разума, она с сожалением поняла, что если синьор Грассо или сестра Форстера, или капитан Корнелли, в чьей деликатности она теперь уже не была так уверена, если кто-то из них расскажет о том, что происходило здесь, то ей нет смысла надеяться на то, чтобы получить место у родственницы Франчески. Ей нет смысла надеяться на любое приличное место в столице. Ни в один дом её ни возьмут гувернанткой, ни экономкой, ни компаньонкой. И будущее казалось ей беспросветным. Но хуже было то, что она совсем запуталась в себе - не понимала, что именно произошло сегодня между ней и Форстером.

              Раньше он всегда держался на расстоянии, и раньше он был сдержан - не позволял себе ничего подобного, даже когда они были наедине в той пещере. Но сегодня…

              Этот разговор на лестнице, этот поцелуй, его взгляд, в котором можно было утонуть…

              Но и это было не самым страшным. Самым страшным оказалось другое - что-то изменилось в ней самой, потому что она теперь не в силах расстаться с этими воспоминаниями. Не в силах унять сердцебиение и забыть прикосновение его губ, и его дыхание опалившее кожу…

              Габриэль прислонилась лбом стеклу и закрыла глаза.

              …и его голос, произносящий её имя так, что внутри всё сжималось, и то, как он смотрел на неё.

              И ей бы ненавидеть его сейчас всеми фибрами своей души, а она не может. Ей бы испытывать стыд за всё, что случилось - ведь приличная девушка обязана стыдиться подобного, а она не может. Ей бы молиться Пречистой Деве…

              …а она не может!

              Всё что она может – сидеть вот так, рассеянно глядя на огромные звёзды, и перебирать мысленно воспоминания об этих моментах. И думать о том, что завтра она увидит его снова, и одновременно и бояться до ужаса, и желать этой встречи.

              ...Габриэль Миранди, какая же ты дура! Ты же идёшь прямиком к краю пропасти!

              Ей хотелось поговорить с кем-нибудь…

              ...Если бы мама была жива!

              Хотя, скорее всего, синьора Миранди велела бы ей провести эту ночь в молитве, прося у Пречистой Девы прощения за греховные мысли, а затем собрать вещи и срочно уехать в Алерту, изложив всё синьору Миранди с присущей ей прямотой.

              ...Жаль, что всё это нельзя написать Франческе!

              Она вздохнула, спустилась с подоконника, поставила свечу в небольшой фонарь, взяла ключи и вышла из комнаты. В своих размышлениях она совсем забыла о том, что сказал Натан – нужно закрыть двери в оранжерею и выпроводить оттуда собак. А заодно и узнать - всё ли в порядке с Бруно - какой-никакой, а он тут единственный её собеседник, которому можно доверять свои тайны. Пора ему уже перестать на неё дуться!

              Она решила не идти через задний двор, помня слова Ханны и предупреждения Форстера, а направилась через то крыло дома, что было на ремонте.

              В принципе, идти можно было и без фонаря - огромная луна взошла над горами, освещая пустые комнаты, и Габриэль, проходя мимо накрытых полотном портретов, думала о том, что завтра ей, наверное, стоит поговорить с Роминой – она может пролить свет на прошлое брата. А прошлое Форстера не покидало её мыслей последнее время.

              Бруно, и правда, оказался в оранжерее, лежал, положив голову на лапы, возле скамьи, на которой она сидела в прошлый раз, а рядом расположились ещё несколько псов.

              -Ну, и долго ты будешь на меня дуться? – спросила Габриэль, присев рядом и погладив пса по голове.

              Тот как-то заскулил, почти взвизгнул, вскочил и лизнул Габриэль в щёку, а потом - ещё и ещё…

              Соскучился…

              -Фу, Бруно! Фу! Ну хватит уже!– она рассмеялась и внезапно обняла пса, прижав его к себе. – Я тоже соскучилась… Пойдём? Но сначала давай выпроводим твоих друзей.

              Она встала и принялась выгонять остальных собак. Те поднялись лениво, и нехотя удалились, всем своим видом демонстрируя полное несогласие. Габриэль закрыла выход из оранжереи в парк и направилась внутрь дома. Она погасила свечу и шла медленно по лунным квадратам, снова думая о Форстере, когда внезапно её внимание привлекло странное мерцание среди деревьев со стороны парка, и Габриэль осторожно подошла к окну.

              Окна выходили на развалины замка. Скрытые в густом кустарнике и зарослях плюща, она были невидимы, но она знала, что мерцание исходит оттуда, из-под нагромождения камней, словно кто-то ходит там внутри с зажжённой свечой.

              Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе у Габриэль - она вспомнила, как Бруно оттаскивал её от этих развали в тот день, когда она хотела их осмотреть. И в тот же момент огонь погас, а Габриэль отпрянула от окна и поспешила к себе в комнату.

              Ей стало страшно. Мысли одна хуже другой полезли в голову. Не зря же Бруно в прошлый раз не давал ей туда зайти! И что там может быть?

              Она закрыла дверь на задвижку и даже окно, хотя ночь была тёплой, и долго вглядывалась в темноту, но ничего подозрительного не увидела, лишь спокойную гладь озера, да дрожащую в нём призрачную луну.

              В конце концов она забралась в постель и позволила Бруно лечь рядом. Пёс был только рад и развалился на кровати, будто так и надо, а Габриэль погладила его, снова подумав о Форстере, и произнесла со вздохом:

              -Эх, Бруно, Бруно! Как же тебе просто с твоим хозяином! А что мне с ним делать?

              ...Как мне не думать о нём?

              И с этими мыслями она и заснула.

              Утром Габриэль поймала себя на мысли, что слишком много времени проводит у зеркала. И слишком долго выбирает платье. Хотя выбор и был небогат. Но в это утро она надела свой лучший наряд и сделала причёску, ту которая, как она знала, идёт ей больше всего, пусть и не слишком практична. И хотя Кармэле она объяснила это тем, что не хочет, чтобы сестра Форстера подумала, что она вынуждена носить её платья из-за скудности своего гардероба, но где-то в глубине души она знала правду…