Государство Печали (ЛП) - Салисбери Мелинда. Страница 34

Она была рада, обнаружив письма от двух бывших послов — Стиле из Сварты и Магнита из Меридея, они спрашивали, как она, но она читала между строк достаточно, чтобы знать, что они предлагали вернуться как послы, если она будет канцлером. Она передала письма безмолвно Иррис, так прочитала их и с пониманием посмотрела на Печаль.

Последним был деревянный ящик, склеенный воском, и она поставила его на столик и убрала ножиком для писем воск с крышки. Иррис пошла к ней.

— Что там? — спросила она у Печали, терзающей швы.

— Без понятия. Если там есть записка, она внутри, — сказала Печаль.

Она поддела ножиком крышку и надавила.

Девушки тут же отпрянули, зажав ладонями лица от вони, что поднялась из ящика. Мясной запах, слащавый и сильный.

Мертвый.

Печаль прижала рукав к носу и рту и заглянула внутрь.

Там был какой-то зверь, она увидела мех и лапку с коготками.

— Не трогай. Я позову Лувиана, — Иррис убежала из комнаты, оставив Печаль с ящиком. От еще одного взгляда ее стошнило. Кто бы так поступил с ней?

20

Решительно не готова

Лувиан написал Шарону, требуя узнать, кто отправил мертвого котенка — так он определил это с серым лицом и сжатыми в тонкую линию губами — Печали, решив, что он должен был сперва побывать в Зимнем дворце. Иррис была убеждена, что это Мэл или Веспус от лица Мэла, и она отдельно написала Шарону, предложив это.

Печаль никому не писала, ей все еще было плохо от факта, что кто-то мог так жестоко обойтись с животным, еще и отправить ей. Ее догадки были, что это Бальтазар или Мирен Лоза, но она держала их при себе.

Шарон ответил, что ящика не было в Зимнем дворце, что он сам наблюдал за отправкой сундуков и писем ей, и там больше ничего не было. Он заключил, что ящик добавили, когда коней меняли в пути, и сказал, что уточнит.

Лувиан спросил у Печали, была ли она уверена, что это назначалось ей, и Печаль сказала ему, что это никому не назначалось, просто его добавили к ее почте. Она на миг взбодрилась, вспомнив это — может, то было не для нее — но Лувиана это не устроило. Он стал тревожнее. И это не отменяло факта, что невинный зверек был убит.

— Или это была шутка, — сказала она, чтобы убедить себя, а не Иррис и Лувиана. — Или это предполагался питомец?

Но ящик был запечатан. Плотно. Говоря это, она знала, что хватается за соломинки.

— Теперь я буду открывать твою почту, — сказал Лувиан. — Больше так не будет.

Шли дни, а Печали все еще было не по себе. Кто-то намеренно отправил это, чтобы запугать ее или предупредить. Кто-то для этого ранил котенка. Она пыталась, но не могла перестать думать об этом, особенно ночами. Она не могла перестать видеть ящик, представлять боль и смятение бедного существа. Она терзала себя мыслями, был ли он жив, когда попал в коробку, или его убили раньше.

Ночь за ночью она лежала в постели, слушала, как золотые обезьяны прыгают по крыше, крича друг другу, а потом засыпала и представляла, что это коты пришли за мертвым другом. Она просыпалась и смотрела во тьму до восхода солнца.

В ночь перед презентацией Иррис предложила ей выпить снотворное, которое она использовала на отце, и Печаль согласилась, злясь, что не подумала об этом раньше. Она не могла быть медленной или сонной на выступлении.

Когда она проснулась, не сразу поняла, что еще темно, что она не должна была проснуться. А потом услышала шум над ней, поняла, что это ее и разбудило. Обезьяны.

Стук за дверями балкона, и Печаль тихо застонала. В саду были десятки деревьев, они не могла играть там, а не на ее крыше?

Дверная ручка тихо зашумела, и волоски на теле Печали встали дыбом. Это были не обезьяны.

Кто-то пытался пробраться к ней.

Она миг она подумала, что это Расмус простил ее, этого хватило, чтобы она села и попыталась сморгнуть пелену снотворного. Ее ладонь потянулась к лампе у кровати, пальцы искали включатель.

Она застыла, услышав звон металла по плитке, а потом шорох от двери.

Замок. Они выбили ключ и пытались взломать его.

Расмус постучал бы.

Расмус вообще не пришел бы.

Она вспомнила мертвого котенка.

Она бросилась к лампе, отчаянно желая света, сбила ее на пол. Грохот от ее падения был как пушечный выстрел, разбил тишину ночи. Когда Печаль смогла пересечь комнату и раздвинуть шторы, балкон был пуст, там не было никого. Сады внизу были темными, Печаль подняла ключ и уставилась на него, словно в нем мог скрываться ответ.

Она вернула его в дверь, хотела повернуть, но поняла, что тот, кто тут был, не ушел. Если он пришел с крыши, мог вернуться туда… И ждать…

Она вернула шторы на место, отошла на два шага. Ее правая нога задела лампу, она опустила взгляд, и лампа оказалась не разбитой. Печаль вернула ее на столик, села на кровать и включила ее до приятного сияния.

«Буди Лувиана, — сказала она себе. — И Иррис. Расскажи о нарушителе. Скажи страже у входа в крыло».

Но она так устала, снотворное все еще было в ее венах, замедляло сердце, заставляло верить, что опасность миновала.

«Отдохну пару минуток, — решила она, прислонившись к подушкам. — Пять минут…».

А потом Печаль увидела золотой свет, льющийся в окно, она лежала на кровати, запутавшись в покрывале. Она медленно села, пытаясь понять, откуда странные ощущения. Ей казалось, что она должна что-то сделать, и она пыталась понять, что. Обрывки снов приходили к ней, звуки и ощущения, и она посмотрела на окно. Там кто-то был, да? Или ей приснилось?

Она не успела задуматься, Иррис постучала в дверь. Иррис болтала, наливая им кофе, и от одного запаха Печаль насторожилась. Напиток работал, воспоминания ночи стали еще размытее, словно рассеивающийся дым, и когда Иррис убедила ее, что она готова к дебатам, тревога заставила ее забыть о ночи.

Позже в тот день Печаль сидела за кулисами в месте, которое Лувиан назвал бывшим концертным залом. Его днями до презентации мыли и мели. На потолке было коричневое мокрое пятно, и Печаль поглядывала туда, придумывая ему форму: роза, черепаха. Лицо.

Они были в Прекаре, в этом районе Печаль еще не была. Прекара была архипелагом, выходящим в море, разделенным каналами, вырезанными в земле.

Это был край хулиганов и воров. Большинство жили на лодках, а не в домах, и им было легко перемещаться. А необходимость возникала часто — почти треть в тюрьмах Раннона были из Прекары. Водный лабиринт улиц кишел преступниками, там были династии бандитов, как Финчи, Монки и Рэтбоны. Выбор был странным для представления планов для Раннона.

Йеденват выбрал место, и Печаль не знала, хорошо это или плохо. Район был у сенатора Каспиры, она не была тепла с Печалью, и Иррис говорила, что Каспира не думала, что женщине стоит быть канцлером, что было иронично, ведь Каспира была одна из самых влиятельных женщин Раннона. Тут можно было завоевать толпу, но люди могли не доверять ей из-за влияния Каспиры, и она ощущала себя уязвимой. В третий раз за время пребывания тут Печаль пересекла комнату и посмотрела на свое отражение в старом зеркале на стене, кивнула и вернулась на место.

Она была в темно-красной тунике поверх синих брюк, она опускала взгляд и всякий раз поражалась цвету, хотя Лувиан заставлял ее носить что-нибудь яркое каждый день, чтобы привыкнуть. Она жалела, что рассказала ему, что было, когда она надела зеленое платье. Он все запомнил.

Иррис сделала из волос Печали пучок у шеи, подвела ее глаза, взяв краску для век у Инес, ей доставили ее контакты. Она добавила красный цвет губам Печали. Так она хотела, чтобы ее увидели даже в конце зала.

Печаль едва узнала себя в зеркале и не думала, что кто-то упустит ее.

Лувиан чуть вскинул брови, когда она встретила его в коридоре перед отправлением. Его бесстрастное лицо было легендой, потому любая неуправляемая эмоция на нем ощущалась победой, и Печаль была рада, что заметила это, чуть не пропустив, пока старалась не упасть с лестницы на каблуках новых туфель. Он совладал с собой, осмотрел ее спокойнее, когда она спустилась, и кивнул. Теперь они с Иррис сидели по бокам от нее, Иррис гладила ее ладонь, а Лувиан листал стопку бумаг, останавливаясь, чтобы оставить метки.