Век кино. Дом с дракончиком - Булгакова Инна. Страница 40

Старик проговорил проникновенно:

— У нее был древний дар прозорливости.

Краем глаза заметил я, как шевельнулись справа кусты в высокой траве, и крикнул:

— Ну, кто там прячется? Выходи!

Из зарослей на лужайку выползла нимфочка в шортах и майке, нисколько не сконфуженная. Плюхнулась на пластмассовый стул и заявила вызывающе:

— Да, я подслушивала. Все слышала.

33

Мы глядели на нее молча, а она продолжала:

— Имею право, потому что наша семья тоже пострадала.

— Как отец? — спросил я.

— Завтра из больницы выписывают.

— Наложить на себя руки, — начал Савельич торжественно, — величайший грех, трудно искупимый…

— А, оставьте, выжил.

— Но в чем причина такого святотатства?

— В баксах. Знаете, что такое баксы?

Старик опустил голову. Она процитировала:

— «Во всем, в том числе и в своей смерти, виноват я сам». У меня вдруг обнаружилась сестричка, — Леля засмеялась, — незаконная. В общем, папаша погулял, а любил мораль читать.

Я вспомнил свое наблюдение: эти погулявшие господа до страсти блюдут честь дочери. Вслух же сказал:

— Вот что: я к вам зайду и расскажу все, обещаю.

— Почему не теперь?

— Расскажу в адаптированном варианте, приемлемом для детей.

— Для детей? Я про секс знаю, может, побольше вашего! А Вольнова обожала, у нас в классе все девчонки… Он ее изнасиловал, потому что захотел девственницу, так ведь? Эта старая дева была чудачка, но Ваня ее любил.

Печальная эпитафия на могилу: она была чудачка, но один человек, мальчик, ее любил.

— И я, — сказал старик, — и я любил, — и, легок на слезу, заплакал (а я ему, свободе его чувств позавидовал). — Почему чудачка?

— Ну… не такая же, как все? Женщина пожилая, но ведь не старуха, а одевалась! Как цыганка, в цветистых таких…

— Это одежда для бедных, гуманитарная помощь! — Савельич обиделся. — Надо же — цыганка! Тут Промысел Божий.

— Чего-чего?

— Я сейчас читаю замечательную книгу «Святые женщины Руси». И что вы думаете? Блаженная Ксения Петербургская именно в таком наряде ходила: в зеленой кофте и красной юбке.

— Тетя Таня под святую работала?

— Что вы! Это провиденциальное совпадение.

— Какое?

Я вмешался:

— Из-за этого яркого наряда я и обратил на нее внимание в то воскресенье на Садовом кольце. Поначалу она наотрез отказалась ехать в Молчановку. Вдруг — согласилась.

— Танюша предчувствовала, чем это для нее кончится, — подхватил Савельич убежденно. — Ночью в ночлежке ей внезапно стало плохо.

— Когда вы на доллары в сейфе смотрели? — вставил я.

Старик побагровел, но ответил смиренно:

— Смотрел, проклятый.

— На чьи доллары? — тотчас встряла нимфочка.

— На свои. Хотите, я вам их отдам? — в истерично-безнадежном порыве воскликнул Скупой Рыцарь.

— Хочу. Сколько?

Порыв угас.

— Чего на них смотреть — их надо тратить, чтоб успеть пожить. Договорились, дедушка!

Дедушка смолчал. Я уточнил:

— На марихуану тратить?

— А что? У нас в классе все курят… почти все. А почему тетя Таня согласилась поехать?

— Накануне Ваня не явился, как обещал, в ночлежку, и она почувствовала смерть.

— Как это?

— Должно быть, вся плотская ее энергия перешла в духовную и усилилась во сто крат. Она не хотела лечиться, но ее заинтересовал Вольнов. По своей испорченной натуре я даже предположил: уж не увлеклась ли и чудачка секс-символом? Однако сестры слишком разные, чтоб…

Савельич прервал с угрюмым нетерпением:

— Он убил ее, потому что она его разгадала?

— Да. После нашего разговора в «Артистико» не в монастырь его понесло, а в Молчановку… Были кое-какие многозначительные детали в том разговоре.

— Получается, вы натравили на нее убийцу?

Я кивнул: объективно так оно и получилось! Школьница заметила резонно:

— Ведь ненарочно? Чего рассусоливать… Зачем его сюда понесло?

— Уговорить Танюшу переехать в Москву: показаться, мол, одному знаменитому тибетскому доктору.

— Вранье?

— Нет, Борис увлекался восточным оккультизмом, они с дружком Васькой занимались какой-то подпольной борьбой в серебристых «космических», так сказать, костюмах. Но об этом после. Преступнику нужна была свобода в этом доме, где он замуровал трупы. Да, я показал ему рисунок скарабея, сам еще не понимая, с какой уликой столкнулся!

— Кто такой скарабей? — заинтересовалась Леля.

— И об этом после. Вернемся к нашему разговору с Борисом в «Артистико». «В Молчановке видели убитую Викторию». — «Где?» — «В гараже». — «Так вы нашли мертвых?» — «Теперь это дело времени». В жгучей тревоге он едет на место преступления, убеждается по-тихому, что Танюша на лужайке, как обычно, погружена в молитву. И подходит к гаражу — он заперт, что как раз необычно. Тревога достигает предела — и Борис отпирает дверцы.

— Зачем такой риск?

— Он не смог объяснить — охватил иррациональный страх. Входит, спускается по шести ступенькам и слышит голос: «Как вы сюда попали?» Он машинально пробормотал, выигрывая время: «Не хотел мешать молитве…» — «После ваших сеансов я не могу молиться, забываю слова. Вы открыли гараж ключом, который вам дала сестра?»

— Да как же она… Не понимаю! Надо бежать, звать на помощь!

— Некого. Соседские дома необитаемы. Он признался: «Виктория дала свою связку. Но об этом никто больше не узнает», — и медленно подошел. Она угадала его вожделение и попросила: «Лучше просто убей. Ты же убийца». Впервые он почувствовал такое отвращение в женщине… его не хотят! Зверь взбесился.

После паузы старик прошептал:

— И вы потом не увидели на преступнике никаких следов борьбы?

— Борьбы не было. Она «не снизошла даже до сопротивления, — по его словам, — как мертвая, только молилась вслух». Четки упали на пол, монастырские, связанные из шерсти.

— Ими, да? — Леля тоже заговорила шепотом. — Ими задушил?

— Да.

— А как она оказалась на лужайке?

— Он решил спрятать тело на соседском безлюдном участке, уповая, что до ночи Танюшу не найдут, друзья ее заняты — кто следствием, кто бизнесом… Ночью закопать где-нибудь в отдалении. Но когда дошел до лужайки, то услышал шаги на плитах дорожки. Положил труп на одеяло, спрятался в кусты. Появилась женщина в черном и замерла.

— Мама, — вставила Леля.

— Она разыскивала твоего отца.

— И поверила, что он убил. Он не убийца, а козел.

— Умерь свой идиотский тон. Женщина метнулась в заросли, из окна выглянул сыщик, сразу спустился и подошел к убитой… Мне надо было обыскать участок, а я ринулся звонить.

— Благодарите Бога! — Савельич перекрестился. — Вы были бы четвертый.

— Пожалуй, спасло меня именно появление твоей матери, Леля. При свидетеле преступник не рискнул действовать и сбежал.

— Куда?

— В монастырь. Договориться о венчании в пятницу.

— Многосторонний дядя, — восхитилась школьница, — любвеобильный.

— Голый расчет. Ему нельзя было выпускать из рук Риту Райт.

— А почему?

— Ты коснулась самого таинственного следа в этой чудовищной истории. Как вам известно, преступник в воскресенье утром проник к Любавским…

— Украсть ковер! — вспомнила Леля.

— Да, он прихватил ковер из спальни, чтоб создать — хоть на время — иллюзию исчезновения матери с сыном из городской квартиры. Но целью его визита был не ковер, а книга.

— Книга? — в один голос повторили мои наэлектризованные слушатели.

— Из которой и выпал листок с текстом, написанным рукой Виктории: «Приди ко мне тот, кто под землей». Режиссер, готовясь к съемкам новой версии «Египетских ночей», читала кое-какую литературу, в частности работу знаменитого английского египтолога Уоллиса Баджа «Египетская магия». По совету Бориса Вольнова, который на съемках «Страстотерпцев» рассказывал Гофману об эзотерике пирамид. Мне надо было бы подумать о его неординарной роли: хоть Борис и играл в «простого парня», но как-то проговорился о глубине замысла — «то вечность, универсальность. Эзотерическая загадка мистерии… А сакральные сцены можно как раз оставить по контрасту, для колорита, такая своеобразная стилизация…» Меня удивила столь элитарная лексика в устах плейбоя — на минуту, свое поверхностное мнение о нем я уже составил.