Принц и Лишний - Юраш Кристина. Страница 55

В зале загорелся волшебный свет. Все стены были выложены черепами, а весь пол был устлан… костями. Пока меня несли мимо колонн, я заметила, что все они тоже состояли из черепов! Брр…

Мое тело уже приковывают к столбу, а план спасения еще не разработан! В стене зияла черной пастью огромная дыра, из которой, судя по задумке архитекторов, что-то должно выползать.

— По древней традиции, берущей начало с момента первого удара киркой по камню, — торжественно произнес король в воцарившейся тишине, — если переживешь ночь, то ты невиновна! И тогда ты будешь просто изгнана! Навсегда! Этот храм сделан так, что каждый гном услышит твои крики! В каждом зале, в каждом доме будут слышны твои предсмертные стоны!

Они так рассуждают, будто я никогда не снимала квартиру в новостройке! Весь подъезд был в курсе, какого числа зачали маленького Ванечку, в какое время умерла старушка из сорок шестой квартиры и о том, что супруг из пятьдесят девятой изменил жене. Причем все слышали не только факт измены, но и последующий скандал. Это еще что! Стоило только нажать кнопку смыва на бачке унитаза, как откуда-то сверху в любой момент могло раздаться: «И вас с облегчением! Я еще посижу!» Но самый цимес заключался в том, что громкий хлопок дверьми расценивался как преступление против «онажемать» и «старостьнадоуважать», любая попытка передвинуть мебель, не говоря о том, чтобы просверлить дырку в стене, карались судом Линча. В этом доме мог жить только Штирлиц, умеющий ходить бесшумно, постигший искусство осторожно сливать ковшиком продукты жизнедеятельности, не хлопающий дверью холодильника, не смотрящий телевизор, не раскладывающий диван.

Гномий народ горячо поддержал «правосудие», пожелав мне долгой и мучительной смерти, а сам побежал слушать прямую трансляцию с места событий. Свет погас. И вот я смотрю на вереницу факелов, которая удалялась в сторону дверей. Огромные створки закрылись с нервоубийственным скрежетом. Воцарились темнота и тишина. Холодный пот потек по моим вискам, зато во рту пересохло. Я услышала какой-то странный звук… Еще раз… Я сжалась и закрыла глаза, замерев на месте. Тишина. Я попыталась высвободить руку, как тут же снова услышала этот звук. Это эхо… Эхо от удара цепи о металлический шест. Время шло, коленки дрожали, нервы были на пределе.

Сам зал был размером со стадион, поэтому я не удивлюсь, если здесь в промежутках между казнями проходят матчи.

«Я с удовольствием стану спонсором гномьего футбола, волейбола и баскетбола только в том случае, если суровые карлики будут играть в доспехах, а вместо мяча будут использовать чугунное ядро! — возликовал полярный лис. — Хуха… мм… допустим, 3027 год с момента добычи первой козявки из гномьего носа!»

«А почему „Хуха“?» — живо поинтересовался Идеал, отвлекаясь от мысли о моем спасении.

«Ху!» — выдох, когда ядро пролетело мимо тебя, «Ха-а-а!» — это когда в тебя все-таки попало! Что тут непонятного? — объяснил песец. — Я пока продумываю большой теннис совковыми лопатами и ядром поменьше, но все время получается хоккей! А что? Залить пол жиром или маслом, выпустить гномов в доспехах, выдать каждому по лопате и шайбу килограммов в пять весом! И чтобы среди гномов раздавались крики: «Ты че? Совсем энхаэл? Куда пас передаешь?»

Сейчас, если бы не моя разыгравшаяся фантазия, я бы умерла от страха! Надо себя как-то подбодрить! Нельзя же так просто стоять и ждать смерти?

— Кхе… — прокашлялась я, готовясь к прямой трансляции. Эх! Я когда-то мечтала работать на радио, но внешностью не вышла. Все равно делать нечего, а так хоть не так страшно. Осуществим детскую мечту перед неминуемой кончиной. — В эфире радио «Любовь»! Итак, первый привет полетел туда, где еще вчера занимались любовью, а теперь отдают друг другу супружеские долги! Помните, что любовь бескорыстна, а долг дается под проценты. Сейчас, дорогие недруги, для вас прозвучит музыкальная композиция! Как вы думаете о чем? Правильно! О любви!

Страх немного отступил, уступая восторгу от отличной акустики. Ни один санузел не сравнится с тем эффектом ревербератора, который давал абсолютно пустой (я надеюсь) зал. Я разошлась настолько, что чувствовала себя оперной дивой.

— Только что прозвучала замечательная композиция в исполнении Любви! На очереди время приветов для тех, кто с приветом! — развлекалась я, понимая, что умирать с музыкой куда веселее, чем прислушиваться к тревожной тишине.

После восьмой композиции, выбранной исключительно потому, что в ее тексте встречается слово «любовь», я перешла к политике. Лозунг, который повторялся через песню, звучал так: «Сегодня вам запрещают любить, завтра вам запретят ходить в туалет, послезавтра — дышать! Долой тирана!» Репертуар оскудел, вдохновение иссякло, во рту пересохло, зато было не так страшно. Вот чего я боялась, так это «гостя в студии», при мысли о котором я начинала жутко фальшивить. Стоило закончить очередную песню о любви, как вдруг в гулкой тишине раздались шлепки. Сердце тут же ушло в пятки, остальные органы боязливо облепили позвоночник, а зубы отбили барабанную дробь. С меня семь потов сошло в тот момент, когда шлепки раздались вновь. Это было не эхо. Я стала присматриваться к темноте, судорожно сглатывая. Гость в студию все-таки пожаловал… Я моментально разучилась дышать, прислушиваясь и вздрагивая от каждого шороха. Мне конец! Губы предательски задрожали, передавая дрожь коленкам.

— Душа моя, а можно эту песню еще разочек? — мечтательно попросил знакомый голос. Когда во тьме вспыхнули красные глаза, у меня с души с грохотом упала целая скала. — Я не сильно огорчу тебя вопросом, если поинтересуюсь, что ты делаешь в моей тарелочке?

Я почувствовала, как холодная лапа провела по моему лицу, убирая прилипшие к щеке волосы.

— Ну чего ты, душечка? Чего ты так испугалась? Все, не бойся… Я тебя не съем… — слышала я шепот на ухо во тьме. Мне на плечи легли холодные когтистые руки, осторожно поглаживая меня. — Не надо так бояться… Все хорошо, душа моя…

— То есть, — сглотнула я, не веря своему счастью, — меня отдали на растерзание тебе? То есть ты меня должен был… убить?

— Ну чего ты? — раздался нежный шепот в темноте. Я почувствовала, как мой подбородок слегка приподнимают. Передо мной в темноте горели знакомые глаза. — Все, душечка, не переживай. После того что я видел, голодным отсюда точно не уйду.

— А что не съешь, то понадкусываешь? — задыхаясь, прошептала я, чувствуя, как слезы облегчения текут по моим щекам. Я не видела, но чувствовала его присутствие.

Лязгнула цепь, и мне сразу стало легче дышать. Затекшие руки упали вниз, повиснув, словно веревки.

— А теперь, душечка, загадай число от одного до восьми тысяч пятисот шестидесяти одного, — услышала я насмешливые нотки в знакомом голосе. Я с трудом протянула руку в сторону голоса и поняла, что тьма вокруг меня осязаема. Прикосновение напугало меня, и я тут же отдернула руку обратно.

— Население этой дыры составляет восемь тысяч пятьсот шестьдесят один гном. Прости, уже восемь тысяч пятьсот шестьдесят. Я чувствую, как кто-то только что умер от разрыва сердца. Не стесняйся, душа моя. Загадывай, — прошелестел голос мне на ушко. Я чувствовала, как в темноте холодные лапы с длинными пальцами нежно гладят мои плечи, успокаивая меня.

— Я просто собираюсь стать чумой, которая выкосит всех, не оставив ни одной живой души в каменных палатах… Это ж надо было придумать. Принести мне в жертву Любовь, — прозвучал отчетливый голос в темноте. — Так что жить вам или нет, решает она. И время у нее до завтрашнего вечера. О! Восемь тысяч пятьсот пятьдесят восемь…

Через минуту я сидела в кресле. Иери в человеческом обличье положил руку на мои железные кандалы, и под его пальцами они за пару мгновений прошли весь путь от ржавчины до сквозной коррозии, пока не рассыпались в рыжую пыль. Меня до сих пор колотило от пережитого страха. Я боялась отпустить прохладную руку, в которую вцепилась так, что побелели пальцы.

— Мне нужно вернуться в мой мир, — прошептала я, глядя на отпечаток кандалов на запястьях. — Мне нужно разыскать клиентку, которая украла камни, созданные из гномьих трупов! Гадость какая! Я бы их даже в руки не взяла!