Алракцитовое сердце (СИ) - Годвер Екатерина. Страница 105

Позже Деян не раз и не два вспоминал этот разговор, силясь разгадать, что за ним крылось, и жалел, что поспешил уйти; но тогда он лишь в ответ пожелал великану хорошего вечера в ответ и поднялся наверх.

Музыкант на помосте все пел и пел - о любви и о предательстве, об отчаянии и надежде, - пел и безбожно фальшивил; казалось порой, что делает он это специально - чтобы слушателям легче было петь вместе с ним.

Беспрепятственно пройдя через темную комнату, Деян было понадеялся, что чародей, одурманенный лекарствами, спит. Но стоило только усесться на мягкий тюфяк, как темнота негромко окликнула его:

- Деян.

- Что?

Но темнота молчала.

Так и не дождавшись ответа, Деян, переборов неохоту, встал, запалил свечу и прошел к кровати чародея. Прислуга когда-то успела проветрить комнату и отскрести пол: больше не было духоты и смрада, и можно было ходить, не боясь вступить Владыка знает во что. Синюшная бледность с лица Голема почти сошла: он больше не выглядел смертельно больным; скорее, смертельно уставшим.

- Рад, что тебе лучше, - сказал Деян.

- Если бы я здесь умер, это было бы немного некстати. - Голем слабо усмехнулся.

- Так что ты хотел? Я слушаю.

- Лучше расскажи, где ты нашел эту женщину?

- Харрану? Капитан к ней отвел. Они вроде как давно знакомы. - Деян посчитал, что подробности Голему знать будет излишне; во всяком случае, сейчас.

- Так я и думал. - Голем действительно удовлетворился кратким ответом. - Ну что, осмотрелся здесь худо-бедно за два дня? Как тебе город?

Деян вздохнул украдкой. К счастью или нет, но чародей явно не был настроен ругаться; просто хотел поговорить. Услышать что-нибудь хорошее, наверное.

- Нынче не лучшее время, чтоб осматриваться. - Поколебавшись на мгновение, Деян пододвинул себе табурет и сел. - Город, ну... Странный он. Не так я себе это представлял.

- Как - не так?

- Ну... Больше, выше. Совсем не похожим на Орыжь. С большими каменными домами, внушительней, красивее... Чище. - Прямо признаваться чародею, что Нелов кажется ему отвратительной смрадной дырой - "и стоило ради такого стремиться в большой мир?" - не хотелось, но Голем понял и сам:

- О мире по одним сказкам и россказням пьяным судить неверно, - сказал он. - Города бывают всякие. И гаже этого, и лучше, много лучше... Хотел бы я снова увидеть Ирталь! - Чародей улыбнулся. - Но его нет больше: забрало море - еще на моей памяти... В юности я был дурак: мне редко нравились города, непригодные для войны. Но знатоки называли Ирталь чудом рук человеческих; там было на что посмотреть. Джеб бы рассказал лучше, но кое-что помню и я.

Голем начал подробно и скучно рассказывать о прекрасных белокаменных статуях, о державших крыши святилищ огромных колоннах, о каналах и бьющих из камня фонтанах и других чудесах.

Вопреки обычному, Деяна рассказ совсем не увлек: слишком много всего за прошедший день он услышал; слишком много тяжелых мыслей ворочалось в голове, и эта очевидная и неуклюжая попытка чародея его развлечь только добавляла им веса.

- Рибен! Почему ты не злишься? - не выдержав, перебил он. - Не задашь мне трепку?

- А должен? - Голем вскинул брови в картинном недоумении.

- Не валяй дурака! - сердито сказал Деян. - Я оскорбил тебя. Несколько раз. На виду у всех. Перед тобой знатные господа на карачки бухаются, рассердить боятся, а тут... Кто ты - и кто я...

- О как! - Голем присвистнул. - Раньше надо было думать, "свободный человек", кто ты и кто я. Много раньше, а теперь уж поздно переигрывать. Тебе так не кажется?

- Может, и кажется. А только ты не увиливай, - проворчал Деян. - Я еще не забыл, как ты старику Беону ребра крошил за длинный язык. Едва насмерть не убил. А со мной тут лясы точишь.

- Ваш старик оскорбил мою жену и всех моих людей, с умыслом, и получил то, чего добивался. Смекаешь, в чем между вами разница? - Голем усмехнулся. - Деян, бывают случаи, когда я не могу сдержать себя, это верно, но если бы я кидался с кулаками на каждого, кто повышает на меня голос, Радислав дал бы мне отставку, а люди прозвали бы Безруким, потому что кулаки я стер бы по локоть. - Он помолчал немного. - А бросайся я на тех, кто пытается мне помочь, то не прожил бы на свете и полувека. К тому же ты везунчик... Днем я не мог и руки поднять; а до нынешнего часа у меня было навалом времени остыть. Но если ты настаиваешь на том, чтобы получить по лицу, - так и быть: только давай подождем до завтра: темно нынче - боюсь промазать.

- Опять все к шутке сводишь, колдун, - со вздохом сказал Деян; но от сердца немного отлегло. - И что прикажешь с тобой делать?

Голем, скривившись и сцепив зубы, осторожно сел в кровати.

- Раз уж ты спросил - помоги встать, - чуть задыхаясь, сказал он. - Если так пролежу до утра, завтра совсем двинуться не смогу: руки-ноги слушаться не будут.

Деяну, которому в свое время приходилось лежать без движения по многу дней, это чувство было хорошо знакомо, так что он без лишних слов пригнулся и позволил обхватить себя за шею.

Чародей навалился на его плечо всем весом; первые пять шагов до стены дались с огромным трудом. Но обратный путь оказался уже полегче.

- Я слышал, как вы говорили с Харраной. Твои дела в самом деле настолько плохи? - спросил Деян. - Не сейчас...Вообще.

- Не думаю, чтобы у меня или у Харраны хватало знаний наверняка судить об этом, - отозвался Голем, когда они снова добрались до стены.

- Хоть на один вопрос ты можешь сегодня ответить прямо?

- Не на этот, Деян. Не на этот.

- Ладно. - Деян сглотнул отчего-то вдруг подкативший к горлу ком. - Знахарка, что лечила меня, тоже всегда говорила надеяться на лучшее, если худшее от нас не зависит...

- Она была мудрой женщиной.

- Разве может мудрый человек быть сумасшедшим?

- Будь здесь старина Фил, он сказал бы, что не просто может, но даже обязан: в противном случае жизнь мудреца будет слишком скучна.

- А сам он, надо полагать, частенько сетовал на скуку?

- В яблочко! И обзывал скудоумными неучами не знавших скуки юнцов вроде меня, - сказал Голем.

- Уж на что, а на скуку Сумасшедшая Вильма никогда не жаловалась: все время что-нибудь делала, с больными возилась или лекарства готовила, или по дому. Но на ребят, случалось, ругалась. - Деян улыбнулся, вспомнив старуху; как она - невероятно давно! - кряхтя и ворча, так же помогала ему ковылять на одном костыле от стены к стене, как украдкой, чтобы он не слышал, отчитывала мальчишек, забравшихся к ней во двор и удумавших обтрясти незрелую еще сливу. - Было за что. Было...

"Господь Всемогущий! - Он осекся вдруг и замер на месте; словно небо разверзлось над его головой, окатило ледяной водой и пронзило молнией от макушки до пят. - Господи. Как я мог..."

За развлечениями минувшей ночи и утренними тревогами, за суетой длинного и тяжелого дня он забыл; начисто забыл о доме, о мясистом пальце полковника Варка Ритшофа, неотвратимой угрозой нависшем над родным клочком карты.

О том, что чародей освободил его ото всех обещаний и обязательств и что он волен был - или, вернее сказать, должен был, если ему дорог дом? - минувшим утром не метаться по незнакомому городу, пытаясь помочь чужому человеку, которому все равно невозможно помочь, а отправиться назад... И сейчас мог бы не ходить взад-вперед по комнате, а сидеть в повозке, которая с каждым часом приближала его к Орыжи.

Он не решил оставаться, нет, нет! Он позабыл - и целый день не вспоминал - о выборе, который должен был сделать; о том, что ему нужно скорее возвращаться, если он не хочет найти по приезду одни лишь мертвые тела и горелые бревна!

Осознание странной забывчивости этой было подобно удару. На миг потемнело в глазах, и сердце сжалось от жгучего стыда.