Пылающая полночь - Демченко Антон. Страница 23

В общем, предложение деда затопить баню я принял с благодарностью. А вот Пир, прошу прощения, в городе он исключительно барон Граммон, или сударь Граммон… так вот, бараненок от бани отказался, удовольствовавшись горячей купелью, приготовленной для него Шарни. Ну как же! Барону же невместно поступать подобно черни. Конечно, вслух он этого не говорил, но здесь и без слов все понятно. Да и хрен с ним.

Дед не был бы самим собой, если бы и в строительстве бани не применил своих знаний и умений. А потому не прошло получаса с того момента, как Пир покинул нашу компанию, и вернувшийся в гостиную слуга сообщил о готовности бани, жестом предложив следовать за ним.

Третий, полный абсолютного довольства жизнью вздох вырвался из моей груди, когда я, распаренный и вымытый до скрипа, закутанный в льняную простыню, устроился на веранде и, отхлебнув пенного пива из тяжелой литровой кружки, поставил ее на стол, где громоздились тарелки с грудами закусок вроде копченой ряпушки, вареных раков, жаренных в масле вирровых ушей и паучьих лап, очевидно, из тех, что мы с Граммоном притащили из выхода. А в центре стола возвышался пузатый дубовый бочонок с предусмотрительно вбитым краником. Дед, с довольной усмешкой наблюдавший за моими действиями, отставил свою любимую двухлитровую кружку в сторону и, подцепив пальцами одну из жареных паучьих лап, с аппетитом ею захрустел.

— И что ты намерен делать с этим баронским сыночком? — поинтересовался старый.

— Я? Ровным счетом ничего, — пожав плечами, ответил я. — Узнаю, в городе ли его обидчица, и если ее здесь нет, то пусть Граммон идет куда хочет.

— А если она до сих пор в Ленбурге? — спросил дед.

— Ему решать, но я предложил бы закупиться необходимыми для путешествия вещами и, выбравшись из города под видом ходока, отправиться в столицу, как он и намеревался изначально… если не соврал, конечно.

— Стоящее уточнение, — усмехнулся старый и повернулся к неслышно возникшему на веранде Шарни. — Что случилось?

Разумеется, слуга, как всегда, промолчал и вместо ответа протянул деду какую-то записку. Прочитав ее, старый покивал.

— Передай мою благодарность лейтенанту. Кошель в прихожей на полке, — приказал он, и Шарни, кивнув, исчез из виду.

— Подкуп стражи, серьезно? — улыбнулся я. — Дед, как низко ты пал! А как же твои принципы? И что скажет бургомистр?

— Что бы ты понимал, мальчишка, — беззлобно проворчал в ответ старый, сжигая записку в пламени стоящей на столе лампы. — Это был не подкуп, а благодарность за услугу, которую лейтенант вовсе не обязан был оказывать. Можешь передать Граммону, что госпожа Расс и трое ее телохранителей покинули город через имперские ворота два дня тому назад.

— Хорошая новость для Пира… но если ты ждешь, что я прямо сейчас побегу сообщать ему эту новость, то сильно ошибаешься, — заметил я. — Пока на столе есть хоть какая-то еда, а в бочонке плещется пиво, я с места не сойду.

— Хех… приятно видеть, что моя учеба не прошла даром и ты правильно оцениваешь, что в жизни действительно важно, а что лишь ненужная суета, — глотнув из своей монструозной кружки и утерев с усов пену, усмехнулся дед, впрочем, довольно быстро улыбка сошла с его губ, и он заговорил серьезно: — А теперь по деталям вашего выхода…

— Я же уже все рассказал? — удивился я.

— Все, да не все, — погрозив мне пальцем, отрезал старый. — Сколько раз в этом выходе ты принимал ускоряющий набор, только честно?

— Что, так заметно? — поморщился я.

— Для посторонних — нет, — успокоил меня дед. — Но уж я-то всегда могу опознать последствия неумеренного приема моих эликсиров. Этот желтоватый тон кожи, знаешь ли, достаточно красноречив.

— Дважды за трое суток, — признался я. Старый прав, пытаться надурить его в этом вопросе можно считать делом совершенно бесполезным. Недаром же он считается одним из лучших алхимиков и зельеваров в городе, а следовательно, и в империи… если не во всех освоенных землях вообще.

— Значит, дважды… — задумчиво протянул дед. Щелчок пальцами, и рядом с ним материализовался слуга. — Второй набор, Шарни. Будь добр.

Я скривился. Эта фраза была мне хорошо знакома, даже слишком. А потому, когда ушедший слуга вернулся с небольшим добротным обтянутым кожей сундучком, снабженным удобной ручкой для переноски, я ничуть не удивился. Как и его содержимому.

Шарни моментально убрал со стола опустевшие тарелки, освободив место для работы, и, заработав тем самым благодарный кивок деда, вновь нас покинул. На столешницу опустилась небольшая горелка вроде той, что я таскаю на выходы, рядом с ней дед поставил реторту с узким горизонтальным носиком, пару низких стеклянных плошек и подставку с пятью плотно закрытыми пробирками с разноцветным содержимым. А вот и скальпель…

— Ты знаешь, что делать, — прогудел дед, поведя рукой в приглашающем жесте.

Вздохнув, я кивнул в ответ и, вытерев руки пропитанной обеззараживающим раствором тканью, решительно полоснул скальпелем по ладони. Кровь сначала закапала, а потом и побежала прямо в одну из плошек. Заполнив ее наполовину, я прижал ранку поданным старым тампоном из марли и высушенного мха, пропитанным одним из дедовых эликсиров. Кровотечение тут же прекратилось, и я буквально ощутил, как стянуло кожу под тампоном. Все же зелья у старого получаются совершенно сногсшибательные. Тампон отправился на решетку над уже зажженной, тихо гудящей горелкой и тут же исчез в яркой вспышке.

Треть крови из плошки отправилась в реторту, а еще одна ушла во вторую плошку. Я взял пробирку с ярко-синим экстрактом Римана и, с трудом вытащив добротно притертую пробку, капнул жидкость в плошку. Легкое шипение и белый пар, поднявшийся над ней, показали начало реакции. Не дожидаясь, пока реактив полностью прореагирует с кровью, я закрыл пробирку и взял следующую, с зеленым содержимым… вытяжкой из корня пустынного златоцвета, если быть точным. Его следовало налить во вторую плошку, разбавив кровь в пропорциях один к одному, что легко было определить по рискам, нанесенным на плошку. Как я и поступил. Здесь реакции не было. Более того, кровь и вытяжка даже не смешались, так что зеленая жидкость легла поверх алой. Убедившись, что реактивы не реагируют, я открыл третью пробирку и, набрав в заборную стеклянную трубку точно отмеренное количество суспензии серой пыли, подлил ее в плошку с кровью и вытяжкой златоцвета. Реакция была мгновенной! Кровь и вытяжка моментально перемешались, и получившаяся смесь пошла пеной. Не теряя времени, я выплеснул это непотребство в реторту, добавил туда же содержимое второй плошки и, закупорив, соединил ее носик с торчащей из четвертой пробирки трубкой. Сама пробирка, на дне которой плескалось небольшое количество ртути, была водружена на решетку горелки, и мы с дедом одновременно уставились на подсоединенную к ней реторту.

Стенки пробирки медленно становились зеркальными, а содержащаяся в реторте ядреная смесь реактивов невнятного бурого цвета примерно с той же скоростью начала приобретать оранжевый цвет. Спустя минуту я выключил горелку и вместе с дедом уставился на кристаллы, в которые превратилось содержимое реторты. Оранжевые, с черными ломаными узорами на гранях, они лежали на черном песке, в который превратилось остальное содержимое.

— Что ж… могу сказать сразу. Напитка твоего организма почти прекратилась. Думаю, через неделю, чтобы не перегружать печень и почки, можно будет принять еще один ускоряющий набор, а потом… потом останется только ждать, когда организм закончит перестройку, — задумчиво проговорил старый, не сводя взгляда с лежащих на дне реторты кристаллов.

— И сколько придется ждать? — поинтересовался я, мысленно радуясь скорому завершению дедова эксперимента.

— Неделю, может, две. Финальная стадия не должна затянуться надолго, — пожав плечами, произнес дед. — Но это время я советую тебе провести дома, исключив любые нагрузки. Да и вообще лучше тебе будет поменьше двигаться.

— Почему? — нахмурился я.

— Взрывное изменение тканей, в том числе и нервных волокон, может повлечь за собой некоторые побочные эффекты, — медленно проговорил старый и, заметив мое возмущение, поспешил меня успокоить: — Это временно, только до завершения перестройки организма! Да и не обязательно так и будет.