Пылающая полночь - Демченко Антон. Страница 6

— Внимание. Группа на три часа, — вдруг прорезался мой сосед.

— Кто? Сколько? Куда? — поддержал я рубленый тон духа.

— Человек пять, сударь. Шагов за двести, сударь, — явно ерничая, ответил он, но тут же договорил уже вполне серьезным тоном: — В нашу сторону идут, и довольно быстро, на лошадях, должно быть. Но вряд ли по наши души.

Решив дождаться гостей, я огляделся по сторонам и, отыскав удобное место, присел на расстеленный у густого кустарника плащ, расположившись на самой границе рощи, мимо которой пролегал наш маршрут. А что? Со стороны незаметно, а если вдруг и разглядят, так привал — он и есть привал. Самое время, между прочим. Искаженные земли-то, считай, за этой рощей и начинаются. А здесь можно немного отдохнуть и перекусить, прежде чем идти в гости к тварям.

Тьфу ты! Это называется, вспомни… Действительно отряд из пяти человек на лошадях, вышли наметом из-за рощи и тут же сбавили ход, пустив коней шагом. Впереди сладкая парочка, явно дворяне, и трое охранников следом.

Охотники за тварями, чтоб их. Дворянчик вон как пыжится, ручка крендельком, ладошка на эфесе длиннющей шпаги, прямо сейчас готов от всех тварей спутницу свою защитить. Камзол блестит золотым шитьем, берет с тонким пером сверкает искрами драгоценных камней в заколке… нос задрал, красуется петух перед курочкой. А вот девушка рядом с ним… м-да. И что же тебя, такую красивую да кудрявую, понесло в Пустоши с одним охотничьим кинжалом на поясе? А платье? Да в таком впору на балу у бургомистра блистать, а не к тварям в гости ездить… в дамском седле сидючи. У-у… смертнички!

Охрана? Хм, нет, к этим не придерешься. Все трое средних лет, ворон не считают, вон как по сторонам зыркают. И вооружены неплохо. Короткие клинки на поясах, пристегнутые к седлам пики пятой в стремя уперты, приклады арбалетов за спинами виднеются. Для выхода в поле самое то. Главное, в таком виде в руины не соваться: с пикой там не развернешься. В общем, серьезные дядьки… но если присмотреться, можно заметить, что и они в этих местах новички. Ни один опытный ходок в стальную кирасу не влезет. На такое только томарцы способны, но их доспехи не чета обычным из-за алхимической обработки, каждый как дом в Ленбурге стоит. А здесь алхимией и не пахнет, разве что самой простенькой.

— Серые они какие-то, — подключился к моим размышлениям сосед.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом. Что не искаженные, вижу, а точнее не читаются, — ответил дух. Это странно, но… алхимики всякие артефакты делают, только деньги плати. Наверняка и у этих прогуливающихся что-нибудь эдакое имеется.

— Может, они пока слишком далеко? — предположил я, и сосед вроде как плечами пожал. Хотя откуда им взяться у бесплотного-то духа? Ну и ладно. — Подпустим поближе, определимся.

Подпустили метров на двадцать, благо за кустарником меня не видно. И все равно сосед не смог их прочитать, как он это называет. Значит, точно артефакты. Наверняка очередная попытка какого-то алхимика скрыть свет человеческой души от тварей Искаженных земель, не применяя запрещенных методов.

Я бы, может, и дальше продолжил свои размышления, одновременно следя краем глаза за проезжающей мимо кавалькадой, но не судьба. Конь под расфуфыренным дворянином вдруг тонко заржал, заиграл, перебирая на месте тонкими ногами, и резко подался в сторону. А в следующий миг его седок полетел наземь, словно сломанная кукла, да так и не поднялся. Что за хрень?! Я проводил взглядом оставшегося без всадника коня, с диким ржанием умчавшегося куда-то в сторону Искаженных пустошей, и ошарашенно покачал головой.

— Охранники, — подал голос дух.

Я взглянул на троицу телохранителей, сопровождавших дворян, и успел заметить, как двое из них убирают разряженные арбалеты за спины. Честно говоря, в этот момент я был готов к тому, что охранники разделаются и с подружкой франта, но не тут-то было. Очаровательное белокудрое создание в небесно-голубом атласном платье остановило коня рядом с лежащим на земле трупом и отдало приказ телохранителям обыскать тело своего спутника. А когда те выполнили приказ и развели руками, не найдя искомого, девушка спрыгнула наземь и, в свою очередь сноровисто обыскав бесчувственное тело, резко выругалась. Успокоившись и еще несколько раз перерыв вещи своего незадачливого спутника, девица зло стукнула кулачком по колену и, взобравшись на лошадь, дала ей шенкелей, после чего мне осталось только наблюдать, как уменьшившийся в количестве отряд помчался в сторону старой дороги, подняв шлейф пыли с каменистой земли. Вот тебе и тепличный цветок, краса души, отрада глаз. Не хотел бы я оказаться в числе врагов этой милой девушки.

— Я его читаю, — прервал мои размышления сосед, и я вздрогнул от неожиданности.

— Что?

— Повторяю для тормозов: я могу прочесть этого бедолагу, — фыркнул дух. — Хмарь уходит, словно ее и не было.

— Так он что, жив? — удивился я.

— Без сознания, — подтвердил дух и чуть погодя добавил: — Это странно, но ощущение света от него возрастает, и кажется, он не рассеивается, а только набирает концентрацию.

— Свет от человека? — Все страннее и страннее.

— Именно. Так не должно быть, как я понимаю. Но так есть.

Еще бы! Свет не может возникнуть из ничего. Для этого нужны действия совершенно определенной направленности. Да и в этом случае благодать не может найти пристанища в теле человека или его душе, не может там сконцентрироваться. Да, по совершении некоторых действий она зарождается в человеке и озаряет все вокруг, но не удерживается и секунды в сотворившем ее. Очистив своего создателя и то или тех, что его окружают, свет растворяется в мире, делая его чуть чище. В отличие от черноты, которая, зародившись в человеке, может искалечить тело или пожрать душу, а чаще и то и другое. По крайней мере, так говорит дед. Но здесь… здесь, если верить соседу, происходит то, чего быть не может. Человек источает свет, и тот не рассеивается в мире. Так не бывает!

— Осмотрись, здесь никого нет? — попросил я духа.

— Думаешь, набегут твари? — понимающе произнес он и уточнил через несколько секунд: — Чисто.

Оглядевшись вокруг скорее по привычке, нежели действительно рассчитывая обнаружить то, что мог «проглядеть» мой сосед, я поднялся с плаща и, накинув его на плечи, метнулся к телу, по-прежнему неподвижно лежащему посреди каменистой пустоши.

Жив, действительно жив, хотя и без сознания. Никаких болтов в теле. Били ледяной пулей, не разрывной, на малом натяжении… только чтобы оглушить, но наверняка. И скорее всего, чтобы потом этой пули никто не нашел. Могу поспорить, точно такая же угодила в круп лошади, заставив нервного дарагонского скакуна умчаться прочь.

— Стоп. Вот этот артефакт, — проговорил сосед. В руке у меня лежал небольшой мешочек из тех, в которых сентиментальные кавалеры хранят локон волос предмета их воздыхания или выпрошенную безделушку.

Осторожно развязав кожаные тесемки, крепко стянувшие горловину расшитого бисером мешочка, я вытряхнул на ладонь небольшой, покрытый изморозью стеклянный флакон в серебряной оправе, с притертой крышкой. Подтекающий флакон. Что-то везет мне в последнее время на «жидкую благодать». То черная, теперь вот светлая… эх!

Ну, хоть стало понятно, откуда столько света. В фиале-то жидкость не фонит, но стоит его открыть… и лучшей приманки для тварей Пустошей не найти. Правда, в данном случае его никто не открывал. Разбили? Не похоже.

Я провел пальцем по крышке флакона и удивленно хмыкнул. Палец оставил на стеклянной с виду крышке еле заметную вмятину. Хо! Лед, значит… удивительно чистый, надо заметить. Предусмотрительно, как и с пулей. Пока окружающая температура невелика, крышке хватает охлаждения от находящейся внутри флакона жидкости, но стоит ему оказаться в тепле, как ледяная пробка начинает таять и «жидкая благодать» истекает и испаряется, подавая сигнал для тварей Пустоши, инстинктивно стремящихся уничтожать любые намеки на свет. Но самое главное, как и в случае с пулями, доказать убийство будет невозможно. Жидкость испарится, как и пробка, так что останется лишь пустой флакон да ошметки растерзанного тела и эманации Тьмы от пировавших искаженных тварей. Вот интересно, чего же такого натворил этот дворянчик, что барышня измыслила для него такую казнь?