Полное собрание сочинений - Гумилев Лев. Страница 60

В I в. н. э. хунны освободились из-под власти Китая, но распались на четыре ветви, одна на коих, наиболее неукротимая и свободолюбивая, отбиваясь от наседавших со всех сторон врагов, в 155–158 гг. скрылась на западе Великой степи, перемешалась с уграми Волго-Уральского междуречья и превратилась за 200 лет в восточноевропейский этнос, который во избежание путаницы принято называть «гуннами» [240].

За III–IV вв. гунны победили алан, «истомив их бесконечной войной» [241], и только в V в. перешли Карпаты и попали в долину Дуная, причем часть их – акациры – осталась в родных степях на Дону и Волге.

Итак, активность гуннов имела место на три века позже, нежели взрыв активности, описанной нами; массового переселения из Азии тоже не было, а была искусная политика опытных вождей, искушенных в дипломатии и стратегии. Готы, по сравнению с гуннами, были легкомысленны и наивны, как дети. Потому они проиграли войну и потеряли прекрасную страну у Черного моря.

Причерноморские степи были во II–IV вв. вторым (после Египта) источником хлеба для Константинополя. Значит, в аланских степях и речных долинах освоили земледелие. Гунны перешли Дон, разгромив алан в 371 г., победили готов при помощи росомонов в конце IV в. и около 420 г. заняли Паннонию. Следовательно, все пребывание гуннской орды в южных степях укладывается меньше чем в полвека. При этом сами гунны были немногочисленны [242], а орудовали они руками тех же покоренных алан, росомонов, антов, остготов и других местных племен.

Если бы все жители Восточной Европы были перебиты, то откуда бы гуннам взять людей для войны с Римской империей и Ираном? Правда, оседло-земледельческое хозяйство было гуннским нашествием разрушено, но из этого не следует, что жители лесистых долин Терека и Среднего Дона или тростниковых зарослей дельты Волги не пересидели в своих укрытиях кратковременного передвижения кочевников, тем более что они-то земледелием не занимались, ибо были охотниками и рыболовами. Даже аланы жили в степях Северного Кавказа и Дона до Х в., что характеризует стабильность Восточной Европы в то самое время, когда в Центральной Европе шли интенсивные этнические процессы.

Важно также отметить, что успехи гуннов совпали с кульминацией временного усыхания степи [243], подорвав аланское земледелие и тем самым ослабившего военную силу алан. Гунны же, привыкшие к засушливым условиям, пострадали от засухи меньше, что и обусловило их победу в войне, которая велась ими со 160 по 370 г. без решающих успехов. Но как только засушливое время кончилось, кончилось и преобладание гуннов. В VI в. в степях восстановилось старое соотношение сил, но место гуннов заняли болгары, а место алан – хазары.

И, наконец, самое главное: гунны, как и азиатские хунны, не были молодым народом. Их история последовательно прослеживается от великих реформ их вождя Модэ, захватившего власть путем отцеубийства в 209 г. до н. э.

Обратимся к сравнительному методу: хуннская держава просуществовала от момента основания – 209 г. до н. э. – до момента смещения – 48 г. н. э. – 257 лет. Франция возникла на обломках Каролингской империи в 843 г. 1100 год (843 + 257) – эпоха самого мрачного феодализма; хунны за тот же срок сделали для культуры больше, чем французы [244].

Родовая держава Хунну – не единственный случай в мировой истории, когда доклассовое общество создает мощную организацию. Военные предприятия широкого размаха немыслимы без координации сил, а мы знаем о грандиозных походах, совершенных кельтами в I тысячелетии до н. э., об арийском завоевании Индии во II тысячелетии до н. э., об образовании державы нагуа в Анауаке в XI в., еще до того, как у них возник институт патриархального рабства [245], и, наконец, о державе амазулу в Южной Африке в XIX в., а также об очень на нее похожем древнетюркском этносе [246] и даже о дочингисовских монголах в XII в. [247]

Взрыв этногенеза в VI в. н. э

Аналогичными по характеру и результатам были события VII в. в Центральной Аравии. Вокруг пророка Мухаммеда возникла община воинственных последователей, сломившая былые родоплеменные отношения и создавшая новый стереотип поведения. Разрозненные племена бедуинов и йеменцев даже приняли новый этноним – «арабы». А у соседних в то время народов – персов, сирийцев и египтян – подобного подъема активности не было.

На той же широте, в долине Инда в то же время сложился новый народ – раджпуты, потомки смешавшихся местных и пришлых этнических элементов [248]. Раджпуты сокрушили наследников деспотии Гупта (после того как пресеклась династия), буддийскую общину [249] и всех, кто поддержал старые порядки [250]. На развалинах они создали индуистскую теократию и систему мелких княжеств, крайне децентрализованную и только потому не сумевшую дать отпор мусульманскому вторжению, нарушившему прямолинейность инерции этногенеза. Но ведь для нас важен не политический успех изучаемой системы, а наличие этногенетического признака – способности к сверхнапряжениям, которая присутствовала у раджпутов в огромной мере. В известном смысле она-то и определила их поражения в IX в., ибо каждый князек бросался в бой с мусульманами в одиночку и погибал, но не соглашался признать главенство своего соседа. Для активной внешней политики этноса оказывается самым выгодным не высшая, а средняя степень распространения способности к сверхнапряжениям, потому что при ней возможна консолидация сил и координация действий. При дальнейшем ослаблении напряжения в этническом коллективе становится легким управление, но понижается сила сопротивления внешним воздействиям. Так, потомков воинственных ариев – бенгальских индусов англичане не вербовали в свои колониальные войска, ибо те были слишком послушны для того, чтобы быть боеспособными солдатами. Не поддержка тех или иных общественных групп позволила Ост-Индской компании овладеть Индией, а пассивность наиболее многочисленных индийских этносов связала руки тем энергичным раджам и султанам, которые хотели уберечь страну от порабощения. Впрочем, мусульманские завоевания после XI в. проходили точно так же. Видимо, причиной бед Индии были сами индусы.

Далее на восток тогда же сложился тибетский народ, объединивший дотоле разобщенное Тибетское нагорье путем прямого и быстрого завоевания племен Северного Тибета. Предки завоевателей были небольшим племенем на среднем течении Цангпо (Брахмапутры), принявшим в свою среду некоторое количество сяньбийцев, в середине V в. вытесненных из Хэси [251], и непальских горцев, так что к VI в. образовалось смешанное в этническом плане население. Оно-то и создало знаменитую Тибетскую империю в VII–IX вв., оспаривавшую у Китая гегемонию в Восточной Азии. И, наконец, в Западном Китае в тот же период произошел мощный этнический взрыв, опрокинувший варварскую империю Вэй. В результате этого создались средневековый китайский народ [252] и историческая традиция независимой империи, прерванная маньчжурским завоеванием XVII в.

Описанные явления этногенеза не только синхронны, но и расположены на одной полосе, осью которой является линия, соединяющая Мекку и Чанъань. Далее на восток эта ось проходит через Южную Японию, где тоже произошла этническая консолидация, и теряется в Тихом океане. Продолженная же на запад, она идет через безлюдную Ливийскую пустыню и доходит до западного Судана, где, однако, этногенетические процессы в эту эпоху не зафиксированы. Не правда ли, странно?