Искупление (ЛП) - Ван Дайкен Рэйчел. Страница 16

Вместо этого, их брак превратился в нечто намного большее.

Я был на их свадьбе пару месяцев назад, и даже тогда знал. Я видел это в том, как она разговаривает с ним, в языке ее тела, когда они находились в одной комнате. Ну, ладно, она была Энди, ни один нормальный человек не мог отказать ей в чем-либо.

— Ты любишь его? — спросил я, когда мы были одни в ее свадебном номере.

Она покрутилась передо мной, пожала плечами и протянула руку. Я схватил ее за кончики пальцев, и меня захлестнул гнев. Ледяные. Я был доктором. Я знал, что с ней творится, черт подери. Я практически видел зараженную кровь в ее кровеносной системе, и, даже оставаясь самим собой, а именно — одним из самых блестящих умов в современной медицине, я не мог сделать ничего, чтобы остановить болезнь. Ничего.

Смотреть, как она улыбается, словно у нее в запасе все время мира, было подобно острому ножу, проникающему в мою грудь. Нормальные девушки в день своей свадьбы смотрятся в зеркало и переживают о том, как лежит макияж или сидит платье. Но Энди? У нее не было жалоб на мир. Из всех, кого я знал, именно она должна была жаловаться — но она никогда этого не делала.

— Ник? — Энди слегка сжала мое плечо. — Сейчас ты делаешь эту странную вещь: пялишься в пространство и хмуришься так, что появляется морщинка между бровями, — она нажала на кожу между моих бровей и сморщила нос. — Пенни за твои темные и мрачные мысли.

Вздохнув, я убрал ее руку, и притянул в свои объятия, мои губы были в миллиметре от ее уха.

— Он никогда не будет достоин тебя.

— А ты? — парировала она.

Я вздохнул и отстранился.

— Полагаю, я заслужил это.

— Да, — она улыбнулась.

Я облизал губы и заставил себя отвести взгляд от ее ротика.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы удержать твоего отца на расстоянии, Энди. Но ты знаешь, я не могу ничего обещать.

— Он все еще контролирует тебя… не так ли?

Я не ответил.

— Ник, я переживаю за тебя.

Она и должна была.

Коза Ностра была организована таким образом, о котором русская мафия могла только мечтать. Было определенное уважение среди итальянцев, лояльность, основанная не только на родственных узах, но и на крови.

— Не надо, — сказал я отстраненным голосом, с тревогой потирая татуировку серпа, отпечатанную чернилами на моей руке. — Последнее, что тебе нужно делать, это добавлять проблемы в свою жизнь. Просто обещай мне, что если итальянцы не продержатся до конца сделки, ты оставишь кровавый след на своих поминках.

Я должен был сказать это, даже если и знал, что они продержатся. Так уж они устроены.

У Энди вырвался смешок.

— Жестокий русский.

— Наполовину русский, — поправил я.

— Все же считается, — она подмигнула, а затем заговорила серьезно: — Ты все еще боевик у моего отца, Ник? Скажи мне…

Я отвел взгляд.

— Просто будь счастлива, Энди, и если тебе что-то понадобится, что угодно…

— Есть кое-что, — прошептала Энди.

— Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты сейчас скажешь?

— Потому что тебе не понравится. Всегда доверяй своей интуиции, Ник.

Я закатил глаза, пытаясь заставить ее сменить тему, а не концентрироваться на моих грехах или том, как босс, ее отец, все еще держит меня за яйца.

— Что это, Энди?

— Приди на мои похороны.

— Энди!

— Что? Это справедливо. Я пригласила тебя на свою свадьбу, и ты — единственная настоящая семья, которая у меня есть, — я ощутил чувство вины. Это ложь. У нее была сестра, просто они никогда не встречались. — Пожалуйста?

— Отлично, — я облизал губы, заставив себя улыбнуться, хотя хотел делать что угодно, только не присутствовать на ее похоронах. — Я сделаю это.

— Замечательно, и, Ник?

— Да?

— Она должна быть очень красивой.

— Чертова читательница мыслей, — пробормотал я, доставая стакан и наливая в него виски. Я был на работе. И пил. Что-то в медицинской школе явно проповедовало против этого, не то чтобы я вел операцию прямо сейчас. Мои руки тряслись так, что жидкость практически расплескивалась через край стакана. Выругавшись, я выпил все содержимое и перезвонил Серджио.

— Серджио? — рявкнул я в трубку.

Он секунду молчал, а затем сказал:

— Ее больше нет.

Пустым, его голос был таким пустым, как будто весь его мир перестал функционировать должным образом. Тогда почему же планета продолжает вращаться? Без солнца, чтобы вести, и луны, чтобы следовать?

— Мое предложение, — я облизал губы, пробуя сладкий виски, оставшийся на них. — Оно все еще в силе.

Пару месяцев назад я сказал ему, что могу заставить его забыть произошедшее единственным известным мне способом.

Серджио тяжело вздохнул.

— Русские.

— И что?

— Я лучше буду чувствовать… — прошептал он. — Потому что это значит, что это происходило. И она заслуживает, чтобы ее помнили самым болезненным способом. Так что на сегодня мой ответ — «нет». Каким он будет завтра? Все еще «нет».

— Если ты так уверен.

— Она хотела, чтобы ты присутствовал на похоронах.

— Знаю, — я прочистил горло. Я не сделал ничего, чтобы скрыть печаль, звучащую в моем голосе. — Я приму меры.

Линия оборвалась.

Я бросил телефон на стойку и провел ладонями по лицу, пока ощущение удушья от потери захлестывало меня.

Энди, мой единственный друг, дочь одного из моих самых ненавистных врагов, дочь человека, который держал в своих руках так многое от мира сего, ушла навсегда.

Я взглянул на закрытую дверь. Майя была там и не знала, что этот мир без ее сестры всегда будет немного темнее. Мне не хотелось разговаривать.

Я не был готов к этому. Да и буду ли когда-либо?

Оставалось слишком много секретов, которые я скрывал от нее, так много невыясненных вопросов, что стало сложно помнить, что нужно сохранить при себе, а чем можно поделиться. Она способствовала тому, чтобы я не мог держаться от нее на расстоянии.

А это как раз то, что мне нужно делать.

Она хрустнула суставами пальцев.

— Когда ты почувствуешь, что воспоминания возвращаются… Просто похрусти суставами пальцев, и не останется ничего, кроме мимолетной мысли. Понимаешь меня?

Майя заморгала, ее глаза остекленели.

— Нет.

Я приложил нож к ее запястью и медленно провел по коже.

— Это больше не причиняет боль, не так ли?

— Нет, — она была в шоке. — Это чувствуется…

— Как освобождение, — ответил я за нее. — Так и должно быть. Теперь, что происходит, когда ты хрустишь суставами?

Ее взгляд метался из стороны в сторону не в силах сосредоточиться на какой-либо вещи слишком долго.

— Я… — она снова моргнула. — Это значит… это значит, что я вспомнила, но не знаю, что именно.

— Ты вспомнила, как сильно ты любишь мороженое.

Она кивнула.

— Да… Ванильное.

— Ты любишь ванильное.

Сыпля проклятиями, я оттолкнул воспоминания и встал, чтобы бросить взгляд на свое отражение в зеркале. Каждая прядь темных волос была на месте, новый черный костюм превосходно скроен, голубая рубашка в полоску застегнута на все пуговицы, но мои глаза. В них, как всегда, не было блеска жизни. И в этот день, единственный из всех остальных, меня это волновало. Потому что это было еще одним напоминанием, что мир несправедлив.

Что такой человек, как я, продолжал жить.

В то время как такие, как Энди, уходили слишком рано.

Ничего похожего на справедливость.

Я сжал кулаки. Вот почему я так сильно работал над тем, чтобы спасти Майю, вот почему я подписал этот чертов контракт с ее отцом, почему я рвал задницу, чтобы держать ее на расстоянии.