Кийя: Супруга солнечного бога - Черемина Наталья. Страница 4

— О, Иштар, какой красивый мужчина! Будь я помоложе — ни за что не пропустила бы его.

Тадухеппа покраснела до корней волос. Чтобы никто не заметил ее замешательства, она напустила на себя холодный, надменный вид, но в душе бушевали бури. Когда же Мени приблизился к ней, чтобы сделать формальное предложение стать женой фараона, царевна словно проглотила язык. Сердце готово было выскочить из груди, щеки горели. Мени поклонился, и до нее долетел слабый запах его благовонных притираний. У Тадухеппы закружилась голова.

Вечером Шубад зашла в покои, когда царевна уже ложилась. Приказав служанкам удалиться, она подошла к широкой кровати, на которой под шкурами съежилась Тадухеппа, и присела на краешек.

— Сейчас я дам тебе еще один урок, очень важный.

— Прямо сейчас?

— Да, это самое подходящее время.

— Тогда я оденусь.

— Наоборот, оставайся в кровати. Только дай мне свою руку.

Царевна дала ей руку, дрожащую от волнения. Шубад спокойно взяла ее в свою и будничным тоном осведомилась:

— Ты уловила запах Мени?

— З-запах? — Царевна вновь почувствовала, что краснеет.

— Чем от него пахло? Потом?

— Нет, благовониями.

— Какими?

— Кажется, ладаном.

Шубад быстро встала, подошла к ларцу и вытащила из него небольшой каменный сосуд с ладаном. Открыла его, поставила в изголовье кровати Тадухеппы и села на свое место, вновь завладев рукой царевны.

— А теперь представь, что ты не обязана стать чьей-то женой. Что ты вольна распоряжаться собой и своим телом. Представь, что ты призвала Мени, потому что хочешь его на свое ложе. И что он с радостью откликнулся, потому что тоже мечтает тобой обладать…

— Прекрати! — Тадухеппа выдернула руку из цепких пальцев Шубад. — Как ты смеешь? Эти слова — крамола, за которую можно поплатиться головой!

— Выслушай меня! И слушай меня до тех пор, пока я не перестану быть твоей наставницей! — грозно прикрикнула Шубад. — Я не предлагаю тебе следовать этим словам. Ты должна лишь представить себе это. Отпусти свою фантазию. Нарисуй эту картину в голове.

— Что с этого толку?

— Я пытаюсь разбудить твою чувственность. Есть мужчина, который тебе нравится, есть кровать, в которой ты вольна делать все, что угодно, — никто не увидит. Есть я.

При этих словах Шубад склонилась над Тадухеппой, взяла ее руку и поднесла к губам царевны.

— Облизни палец, — скомандовала жрица таким тоном, что она и не думала ослушаться.

Шубад потянула ее руку вниз, под тонкую полотняную рубашку. Когда собственный мокрый палец ткнулся между ног царевны, та вздрогнула.

— Не думай сопротивляться, — грозно предупредила Шубад.

Продолжая держать Тадухеппу за руку, ее же пальцем Шубад разлепила слипшиеся волоски и нащупала в складочке чувствительное место. Царевна хотела крикнуть, вырваться, но силы оставили ее, и вместо крика вырвался протяжный вздох. Шубад отпустила ее руку и выпрямилась, палец же Тадухеппы словно прирос к пульсирующему, растущему бугорку.

— Закрой глаза, — повелительно сказала жрица, и царевна повиновалась. — Представь, что в твои покои входит Мени. Он приближается к тебе. — Голос Шубад становился все тише, она тихо пятилась к двери. — Вот он уже рядом. Вдохни его аромат. Он ложится рядом. Он твой. Делай с ним что хочешь.

С этим она выскользнула из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив Тадухеппу наедине со своими фантазиями.

На следующий день обоз с невестой фараона отправлялся в дорогу. Перед отъездом вся царская семья отправилась в местечко Кумме — центр почитания верховного бога митаннийцев, Тессоба. Рано утром хмурая, невыспавшаяся царевна прошла мимо своей наставницы, не удостоив ту взглядом. Шубад нагнала ее уже во дворе.

— Ты не выглядишь отдохнувшей, ваше высочество.

— Оставь меня, Шубад. Я сыта по горло твоими уроками. Дай мне спокойно попрощаться с родным домом, — нервно ответила Тадухеппа и поспешила отойти от жрицы.

— Но ты все равно остаешься моей ученицей, а я — твоей наставницей. Это воля твоего отца, — сказала Шубад вдогонку и слегка усмехнулась.

Весь оставшийся день она старалась держаться в тени. Царская семья прощалась с Тадухеппой, во дворе слышался и церемониальный, и вполне искренний плач. Царевна была облачена в серую хламиду, на голове красовался венок из дубовых листьев — обрядовое облачение. Царь держался прямо и сухо, лишь изредка наклоняясь к дочери, чтобы дать последние наставления. Сестры рыдали, не таясь, братья стояли молча, сцепив зубы и сжав кулаки. Рабы поспешно грузили телеги, чистили оружие, снаряжали лошадей.

Тадухеппе позволили ненадолго зайти в зал приемов, чтобы окинуть прощальным взглядом сердце митаннийской державы. Она медленно прошлась вдоль стен каменной кладки, словно пытаясь рассмотреть все их трещинки, запечатлеть в своей памяти все узоры из волнистых линий, которыми были расписаны толстые круглые колонны. Она ступила на середину зала, обошла огромный очаг, выложенный голубым речным камнем, приблизилась к высокому деревянному трону своего отца. Толстый цветастый ковер, разложенный на троне, чтобы его величеству было мягче сидеть, свисал по бокам и прикрывал головы двум могучим каменным быкам, поддерживающим подлокотники трона с двух сторон. Усевшись на ступеньку у подножия трона, где она обычно занимала место рядом с отцом, Тадухеппа подняла глаза к потолку. Высокий, в перекрещенных балках из ливанского кедра, он был выкрашен голубой краской, как небо. Смигнув слезы, царевна насупилась и сказала еле слышно:

— Я не предам тебя. Я тебя больше никогда не увижу, но я буду тебе служить до конца дней.

Она сама не знала, к кому обращается — к отцу, или к семье, или к стране. Скорее всего, сейчас все это слилось для нее в нечто единое и неразделимое.

— Ваше высочество, обоз готов, — сообщил придворный конюх, почтительно склонившийся в конце зала, и Тадухеппа поднялась.

— Что ж, едем.

Царская семья отправилась в Кумме на колесницах, а обоз неспешно следовал за ними. К тому времени, как поезд невесты прибыл на место, служения в храме Тессоба, бога-громовержца, уже подходили к концу. Шубад, ехавшая с обозом, остановилась у мрачного строения из черного камня с плоской крышей и рядом квадратных колонн на фасаде. Из высокого, но узкого дверного проема показались Тушратта, Тадухеппа и верховный жрец. Шубад с презрением посмотрела на служителя варварского, с ее точки зрения, культа. Жрец с длинными взлохмаченными седыми волосами, одетый в черный балахон весь в маслянистых пятнах, похожих на кровь, любовно поглаживал белый череп собаки, болтавшийся у него на поясе. Пронзительным, высоким голосом он выкрикнул заклинания и перевязал тряпкой руку царевны, которую перед тем сам же и порезал кремневым ножом. Кровь царской дочери окропила подношения Тессобу — хлеб, вино и баранью голову, оставшиеся на алтаре в глубине храма.

Здесь, на пороге Дома Тессоба, произошло прощание Тадухеппы с отцом. Впервые за все время Тушратта дал волю своим чувствам и обнял любимую дочь. Смахнул слезинку, предательски просочившуюся из глаза, решительно оттолкнул дочь и вместе со жрецом зашел обратно в храм, чтобы продолжить молитвы. Тадухеппа же отправилась в свою повозку, где ее ждала Шубад. Не говоря ни слова, царевна легла на скрипучий пол, устланный мягкими шкурами, завернулась в покрывало и отвернулась к стене. Так она лежала весь день и всю ночь, и Шубад ни словом не потревожила ее.

На следующий день обоз уже подошел к Евфрату и свернул вдоль реки. Возглавлял его отряд митаннийских воинов, замыкали — отборные воины египетского войска под началом посла Мени. Митаннийцы были одеты в длинные пестрые халаты и шерстяные колпаки. Египтяне же явно не рассчитывали на холод, они зябко переминались голыми коричневыми ногами, торчащими из-под коротких холщовых юбок, и кутались в волчьи шкуры, любезно одолженные Тушраттой. Царевна во все глаза смотрела на их необычное обмундирование, плетеные шлемы и большие прямоугольные щиты. У митаннийских воинов щиты были маленькие и круглые, но они все равно выглядели более защищенными в своей плотной одежде и кожаных жилетах с медными пластинами. Голые тела египтян укрывали кольчуги, похожие на рыбью чешую, весьма хрупкие на вид.