Троянская война (СИ) - Бунтовский Сергей Юрьевич. Страница 27

Герой был уверен в себе, но все равно волновался. Послушают ли его воины? Придут ли на зов? Как поступит Агамемнон и как отреагируют другие цари?

Впрочем, причин для волнения не было. Авторитет ванакта был серьезно подорван неудачным ходом войны и эпидемией, вожди волновались, а простые ахейцы были готовы к любым действиям, лишь бы спастись от болезни.

Так что, услышав зов мирмидонского героя, все поспешили на центральную площадь. Пришел даже Агамемнон. Завернувшись в алый плащ и даже не думая скрывать своего раздражения, ванакт, усевшись на принесенный слугами походный трон, молча разглядывал войско.

Наконец, воины собрались, и вышел вперед Ахилл, высоко подняв руку с жезлом, показывая, что будет говорить. Замолкло человеческое море, и начал речь Пелид:

— Война и мор косят наши ряды! Неужели нам придется все бросить и возвращаться домой? — задал вопрос Пелид, и никто не ответил ему. Он же продолжал:

— Видно, есть причина этому. Гневается на нас какой-то бог, поэтому нужно найти жреца или прорицателя, который объяснит, чем вызвали мы гнев небожителей. Кто из олимпийцев карает нас и за что? Может, нарушили мы клятву или хочет он гекатомбу?

Тут же обратились все взгляды на Калханта, чьё умение гадать было хорошо известно ахейцам. Поняв, что отмолчаться не удастся, тот встал и произнес:

— Ахилл, ты хочешь, чтобы я объяснил причину гнева далеко разящего Аполлона? Я, конечно, скажу, но прежде ты поклянись, что защитишь меня после этого. Ведь мой ответ прогневает того, кто здесь важнее всех. Скажи, спасешь ли ты меня от его злобы?

— Клянусь, что пока я жив, никто не поднимет на тебя руку, — ответил Ахилл, призвав в свидетели своих слов Зевса и Аполлона.

Радостно зашумели со всех сторон воины, одобряя поступок Ахилла. Тогда вышел Калхант Фесторид, поднялся на колесницу, чтобы все его видели. Из-под черного плаща взметнулись в небо жилистые руки, напоминающие сучья давно засохшего дерева. Замер прорицатель, всматриваясь в бездонную синеву. Зашевелились беззвучно его губы, а на лбу от напряжения появились бисеринки пота.

Подались воины вперед. Обступили колесницу, чтобы не пропустить ни единого слова, когда начнет вещать Калхант. С надеждой и ожиданием устремились тысячи глаз на седовласого прорицателя, который был сейчас для ахейцев важнее всех царей и героев.

Замерло все, едва начал свое дело Фесторид. Стояли воины, затаив дыхание и боясь лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не помешать Калханту. Казалось, даже тучи-коровы, плывшие по небу, замерли, желая подслушать ответ божества, чтобы потом посплетничать на полях хрустального свода. Звенела тишина над ахейским лагерем, и казалось, слышно было, как бьется кровь в синих венах, ярко проступивших на руках прорицателя.

Наконец неожиданно громким голосом возвестил Калхант:

— Разит нас сияющий Феб Феб, Гекат, Дромий, Кифаред, Музагет… — имена и эпитеты Аполлона., небесный лучник! Мстит он за обиду своего жреца. Знайте, что обидел Агамемнон Хриса, отказавшись вернуть тому дочь и отказавшись от выкупа. За страдания своего слуги карает теперь сын Зевса и не отведет он смерти от ахейского войска прежде, чем не вернется Хрисеида к отцу. "Не отдали девушку за золото, теперь даром вернете!" — так говорит разозленный бог. Самому же солнцебогу должны мы за обиду совершить гекатомбу Дословно: "жертвоприношение ста быков", но часто так называли и просто большое торжественное жертвоприношение., которую проведет Хрис. Только тогда лишь смилуется над нами владыка Дельф.

Окончив говорить, сошел с колесницы старый Калхант Фесторид и поспешил отойти подальше от побагровевшего Агамемнона, который, осознав сказанное, от возмущения захлебнулся несказанным вслух ругательством.

Всегда следил микенский ванакт, чтобы были его движения неторопливы и величественны, но в этот раз, забыв о высокой чести своего звания, резво вскочил он на ноги, словно хотел броситься вслед за Калхантом. Однако хватило у царя царей ума сдержать свой порыв и застыть надменной статуей.

Ведь заметил он, что появилось в руке у Ахилла копье, а многие воины схватились за рукояти мечей. Краем глаза он также видел, как подняли щиты и ощетинились копьями его телохранители, готовые по знаку владыки ринуться в бой. Мгновенно рассчитал он, кто, кроме микенцев, будет готов поддержать его, начнись в лагере распря. Как ни крути, недовольных властью Агамемнона выходило слишком много, и с ними легко справиться не удалось бы. А большая война между ахейцами, даже сумей он победить, ставила крест на всех воинственных планах царя царей.

Злобно сверкая глазами, прокричал Агамемнон, обращаясь к Калханту:

— Видно приятно тебе предрекать беды, раз никогда ты ничего хорошего нам ни разу не сказал! Говоришь, отказал я отцу рабыни? Да! В своем я праве и хотел ее видеть в своем доме! Мне она приятнее, чем законная жена Клитемнестра. И красотой Хрисеида не уступает царице, и нравом. Но для пользы войска я готов ее вернуть. О чем бы ни шептались по ночам завистники, но благо всех я ставлю выше своих удовольствий, — переводя дух, Агамемнон огляделся и отметил, что напряжение, охватившее войско, понемногу спадает и уже никто не собирается на него кидаться.

— Хорошо, — подумал он. — Отдав девчонку, я сохраню войско. Однако если просто так уступить, то в некоторых буйных головах могут появиться нехорошие мысли: мол, Атрид ослабел и у него можно еще что-нибудь отобрать. Этого допустить нельзя.

Спустя мгновение Агамемнон уже знал, что делать.

— Воины, — обратился он к собравшимся, — я возвращаю свою добычу, но вы взамен приготовьте мне равноценную замену, чтобы не остался я на радость насмешникам единственным во всем войске без награды за свои труды.

Это требование возмутило Ахилла, который заявил:

— И где нам взять тебе эту награду? Все, что мы добыли в покоренных городах, уже поделено между воинами, и никакой общей казны, как ты знаешь, нет. Не хочешь же ты отбирать назад у народа трофеи и заново все переделить? Так невозможно уже это сделать. Лучше отдай Хрисеиду, а после взятия Трои мы тебе втрое-вчетверо больше выделим.

— Лукавишь ты, Ахилл! Однако меня не проведешь. Сам хочешь наслаждаться добычей, а меня обделить? Нет уж, пусть сегодня ахейцы мне выделят равную замену. Если же я здесь и сейчас не получу ее, то сам приду и заберу ее у тебя или любого другого крамольника — хоть Аякса, хоть Одиссея заставлю ее мне дать. И когда я это сделаю, будет не рад тот, к кому я приду!

Верно рассудил Агамемнон, что теперь большинство воинов, на добычу которых он не посягает, будут равнодушными зрителями, если он обрушится на одного из мелких царей. Скорее уж они поддержат ванакта ради спокойствия в лагере и соблюдения порядка. Тем более, если добычи лишится Ахилл, которого ахейцы хоть и ценили за силу и удачливость, но многие и не любили за гордый нрав и пренебрежение к авторитетам. Да и банальных завистников у Пелида хватало с избытком. "Кстати, именно Ахилла и надо наказать, а то этот мальчик стал в последнее время слишком много себе позволять, будто он не один из многих полубогов, а ровня самому ванакту", — подумал Агамемнон, и на его губах зазмеилась усмешка.

А заставить Ахилла вспыхнуть и тем самым обречь на наказание было делом легким. Сын Фетиды ведь не только в бою никого не боялся, перед царем царей он тоже трепета не испытывал. Стоило Агамемнону лишь упомянуть, что он отберет добычу у Ахилла, как тот ринулся обличать своего полководца.

Горя гневом, Ахилл закричал, обращаясь к Атриду:

— Все твои мысли лишь о собственной выгоде! Наверное, ты забыл, что не ради себя пришли мы под Трою, но для мести за твоего брата. Что мне плохого сделали троянцы? Ни лошадей, ни коров у меня они не угоняли, поля не топтали… Это из-за тебя, бесстыдник, пересекли мы море и пришли сюда лить кровь. Это за твою и твоего брата честь идет война, а ты, собачья образина, этого не ценишь! Вместо благодарности ты грозишь у меня отобрать награду, данную войском за мои подвиги?! Так напомню, что я никогда не получал столько, сколько доставалось тебе после каждой победы. Сколько раз мое копье решало судьбу битвы, сколько городов было захвачено мною за эти годы, но как только одержана победа и как время дележа наступает, так лучшая добыча достается тебе! Лучше я вернусь домой, чем и дальше буду обогащать тебя!