Магическая Экспедиция - Звездная Елена. Страница 11

Совершенно ошеломленная услышанным, я даже сказать ничего не смогла.

Зэрнур же добавил:

– О вылазке молодых драконов я уже доложил, в данный момент их всех конвоируют обратно в Долину.

Всех?! Даже Владыку?!

Спрашивать, конечно, не стала.

– Тесемки на капюшоне завяжите, – сказал дракон.

Я завязала, уже догадываясь, каким образом меня транспортируют обратно в университет. И лишь постаралась не вскрикнуть, когда дракон, перевоплотившись, ухватил за пояс и рывком поднял вверх. Почему-то, глядя на пролетающие внизу огни и здания, я с грустью вспомнила другого дракона и другой полет. Главнокомандующего мне было жаль, безумно, до сжимающегося от боли сердца жаль. Я совсем не хотела, чтобы ему было плохо, я трусливо надеялась, что не являюсь причиной его состояния. Я… не знала, что думать.

Зэрнур долетел до УМа довольно быстро. Игнорируя снежную бурю, уверенно приземлился и, поставив меня на ноги, удержал от падения из-за сильного порыва ветра уже человеческими руками. Затем молча подтолкнул в направлении входной двери.

Когда я зашла в университет, старый и жутко любивший доносить за любое нарушение начальству привратник, радостно осклабившись, приподнялся уже было, дабы высказать мне все, что обо мне и нарушении комендантского часа думает, но, увидев вошедшего следом дракона, рухнул обратно на стул и притворился составной частью обстановки.

– Поднимайтесь к себе, леди Милада, я схожу за противоядием, – произнес Зэрнур.

Обернувшись, я хотела спросить, каким противоядием, но дракона позади уже не было.

– Потравили тебя, значит, родственнички Горски, – не оставив без внимания исчезновение того, кто мог за меня вступиться, ехидно захихикал господин Обре.

И гнусно хихикать он продолжал все время, пока я пересекала холл университета, идя к лестнице, ведущей в жилые помещения, и пока поднималась, тоже слышала его неприятный смех.

Поднявшись к себе в комнату, я едва успела снять плащ и разуться, как в двери постучали. И не дожидаясь, вошли. Двое. Первым – дракон в белоснежной мантии, пугающий как совершенно белыми глазами, в которых жутко смотрелся черный продолговатый зрачок, так и манерами. Без всяких церемоний он шагнул ко мне, ухватил за подбородок, вгляделся в мои глаза, вдохнул, проверяя мой запах, и уверенно произнес:

– Противоядие не требуется, она ничего не ела и пила лишь воду.

Зэрнур как-то очень странно посмотрел на меня, затем вновь на снежного дракона и безразлично уточнил:

– Вы уверены?

– Абсолютно, – ответил тот.

Отпустил мой подбородок, развернулся и уже у двери бросил равнодушно:

– Поесть и спать, большего ей не требуется.

Оставшийся в моей комнате дракон посмотрел на меня с некоторым сомнением, покачал головой и произнес:

– Неплохо.

И вышел вслед за представителем своей расы.

Я осталась стоять, пытаясь разобраться в ситуации, но ситуация была странной, непонятной и немного пугающей.

А в следующий момент она стала еще более пугающей, потому что открылась дверь, и под прикрытием иллюзии абсолютной невидимости в мою комнату проскользнул сам Владыка. Сделал он это как-то воровато, что не совсем сочеталось с его массивным телосложением, так же осторожно и с оглядкой прикрыл дверь, а затем шепотом поинтересовался у меня:

– Сладенькая, а ты как в университет этот попала?

– М-магистр Воронир привел, – несколько запинаясь, ответила я.

– Ага! – торжествующе прошептал Гаррат.

Прислушался к происходящему в коридоре, посмотрел на меня и тихо посетовал:

– Рэнарн со своим долгом чести – достал.

– В смысле? – переспросила тоже почти шепотом.

Досадливо скривившись, Владыка пояснил:

– В смысле, в благодарность за мое спасение он прицепил к тебе Зэрнура, а мне теперь выкручивайся. Ну да ладно, трудности закаляют. До завтра, моя вкусняшечка.

И с этими словами правитель Долины драконов вновь скрылся за дверью, оставив меня в полном недоумении.

Двери я на ночь заперла.

Потом, немного поразмыслив, придвинула стул и подперла ручку. Еще немного подумав, придвинула стол. Шкаф просто не удалось с места сдвинуть…

Утро в Университете Магии всегда начиналось одинаково – над всем учебным заведением звучало нечто отдаленно похожее на песню соловья, только раз в десять громче. Но это ничего, к примеру, в прошлом году это была свиристель, до нее канарейка, а вот до канарейки, как говорили, по утрам орал орел. Орлиный крик поднимал всех гарантированно и мгновенно, но сильно действовал на нервы и нежный слух аристократии, посему был заменен. И с тех пор руководство университета экспериментировало.

Но сегодняшнее пробуждение разительно отличалось от обычного, потому что песнь соловья оборвалась на высокой ноте и раздался раздраженный голос сэра Овандори:

– Господин Вачовски, еще раз повторяю – сейчас середина учебного года, мы не принимаем новых обучающихся. Отправляйтесь домой!

– Я сирота! – излишне пафосно, на мой взгляд, воскликнул, судя по голосу, молодой парень.

– И что это меняет? – начал закипать Овандори.

– У меня нет дома! – как-то даже торжествующе воскликнул парень.

– А мне какое дело? – откровенно взбесился секретарь ректора.

– У вас нет сердца?! – Складывалось ощущение, что кто-то играет на публику и открыто пробует себя на актерском поприще.

– Представьте себе – нет, – издевательски ответил Овандори.

Мне, да и, наверное, уже всем стало уже очень интересно, что на это ответит пафосный Вачовски, но…

Пафоса не случилось.

Раздался легкий звон высвобожденного из ножен металла, и совсем иным, холодным, обманчиво мягким, с едва угадывающимися повелительными нотками голосом неизвестный Вачовски произнес:

– А вам никогда не говорили, что ложь провоцирует сильное желание проверить полученную информацию?! Так, что там у вас по поводу сердца?

Я села на постели от неожиданности, да и весь университет, казалось, затаил дыхание, шокированный подобным поворотом событий.

– Уууберите кинжал! Откуда вы его достали вообще?! Это что, черный металл?! От него же раны не заживают! Я… вы… я…

– Так я могу пройти к магистру Аттинуру?

– Ддда-дда, конечно, не смею вас ззззадерживать.

– Вы очень любезны.

После чего вновь зазвучал соловей, но было уже поздно – все все слышали.

И на лекции в этот день собирались, будучи крайне заинтригованными.

В столовую я теперь, при драконах, могла ходить, но сегодня не особо хотелось: есть под всеобщими взглядами после случившегося вчера – дело не слишком приятное. Так что, свернув в служебный ход, я спустилась со второго этажа на первый и уже собиралась идти дальше, как вдруг услышала тихое:

– Тсс, Миладка.

Остановившись, огляделась и увидела стоящего в скрытой полумраком нише служителя Ношру, работающего одним из садовников в университете. Мы с господином Ношру были давно и хорошо знакомы, а в прошлом году я вылечила его дочь от чахотки, тогда-то Имаджентеро и выучила. Просто ничего другого помочь ей бы уже не смогло, а университетский целитель отказался в принципе смотреть ребенка.

Быстро подойдя к господину Ноштру, я уже хотела было спросить, что случилось, как мужчина, схватив меня за руку, притянул к себе и развернул лицом к коридору, закрыв мне рот ладонью.

Это было предусмотрительно.

Очень предусмотрительно.

Потому что, когда на пыльном полу начали отпечатываться следы невидимого зверя, я едва не закричала. Садовник же держал меня ровно до тех пор, пока зверь не скрылся в проходе, ведущем в общий коридор и оттуда в столовую. Проходе, по которому собиралась пройти я!

– Это, – шепотом начал господин Ноштру, – появилось часа в четыре утра. По самой темени. Я чего внимание обратил – Айван Горски в саду ошивался. Сам. Ходил, но не курил. Ты же знаешь, Горски шмалит всегда, как печь прохудившаяся, а тут ни сигарки. Я и насторожился. Знаешь, напрягает, когда что-то идет не так, тревожит это. И стало быть, постоял там, неподалеку, за деревьями. Недолго стоял. Вскоре глядь, идет мужик, и подошвы сапог его синим светятся, ну знаешь, как охранительный ваш контур, когда первокурсниками были и столько силы в него вбухивали, что магические линии сверкать начинали, а вы до комнат ползком добирались от переутомления. Но не суть, Миладка. Суть-то в том, что шел мужик, подошвы светятся, а следов… следов нетути. Ни единого. Я так понял, потому-то и светилась у него подошва-то. И знаешь, он такой подошел и спрашивает: «Вещь ее есть?» Ну я-то сразу и смекнул, что о тебе речь-то, после всех-то событий не догадаться сложно было. А Горски ему: «Вот, перчатка ее». Перчатки-то твои где, Милада?