Да забыли про овраги #play_to_return - Тумановский Ежи. Страница 23

Это заявление привело меня в замешательство. Я снова пытался применить жизненный опыт к игре, где действовали совсем другие законы. И теперь выглядел нелепо даже в своих собственных глазах. Смотреть же в глаза Серпилину мне и вовсе было стыдно.

- Ладно, всё, - сказал я быстро. - Серпилин, Зверев - вам за хорошую работу предоставляю отдых. А мы с Ложкиным выезжаем на охоту. Вопросы есть?

- А за какую, едрить, работу нам дали отдых? - с радостным недоумением спросил Зверев.

- Много будешь знать - плохо будешь спать, - сказал я ему грубым голосом и полез в танкетку. - Ложкин, на место!

- Что ты мне, командир, как собаке командуешь? - слегка обиделся водитель, но не дожидаясь моего ответа полез через в передний люк.

Я чувствовал себя смущённым и одновременно обиженным. Они что, сговорились командиру замечания делать?

Кое-как протиснувшись на место, я схватился за ручку на крышке люка и потянул вниз. Тяжелый кусок металла легко поддался и буквально упал, оглушив меня металлическим гулом.

Сразу стало намного темнее. Осмотрелся, насколько хватало освещения, в сумраке боевого отделения. Подозреваю, что примерно также чувствовали себя жертвы средневековой инквизиции, которых запирали в "железной деве". Любое движение приводило к тому, что я упирался ребрами, спиной или головой в какой-нибудь металлический выступ. Передо мной и чуть ниже, вполне с комфортом устраивался маленький и худенький Ложкин, немедленно вызвав у меня приступ зависти.

Прямо на уровне моих глаз торчал резиновый наглазник прицела наводчика. Левее - здоровая, похожая на маску для подводного плавания, резиновая же окантовка командирского прицела. Значит, на карту смотрим двумя глазами, а целимся - одним. Доходчиво. А как Серпилин заряжал пушку?

Глаза почти привыкли к темноте. Я потрогал казённую часть пушки справа от себя, потом сунул руку под неё и нащупал твердый и холодный цилиндр.

- Ну что, командир, стартуем? - нетерпеливо спросил Ложкин.

Я схватил снаряд, прижал его к груди, потянул за рычаг, как это делал наводчик, и, скорее ощутив, чем увидев, открывшийся канал ствола, неловко сунул латунный цилиндрик туда. Электродосылателя здесь не было, поэтому вместо него пришлось работать рукой. Когда же, наконец-то, лязгнул затвор, запирая снаряд в стволе, я вдруг понял, что очень устал, да к тому же набил наверное с десяток синяков.

Предстоящий бой вдруг предстал в самом мрачном цвете. И это я ещё даже стрелять не пробовал!

- А что теперь говорить? - спросил я Ложкина. - Мы поменяли танк. Какой у нас теперь номер?

- Номер не поменялся, - сказал Ложкин. - В тридцать четвёртой бригаде только один экипаж за номером триста двенадцать. Это мы.

- Экипаж бронированной машины номер триста двенадцать к бою готов, - сказал я громко, подключая шлемофон к бортовой сети.

- К бою, - немедленно отозвался женский голос, звучащий, словно отовсюду.

Корпус танкетки ощутимо дрогнул. Я прижался глазом к прицелу наводчика.

В расползающихся клочьях тумана показалась башня здоровенного, обведённого синим  кантом, танка, ствол которого смотрел прямо мне в лицо. Я отпрянул от прицела, пытаясь сообразить, что теперь делать. Повернулся в сторону командирского прицела, прильнул к нему, вглядываясь в детали карты и стараясь подавить легкий приступ паники.

Голая степь на самом юге глобальной карты. Зелёные точки, изображающие союзные  машины, редкой цепью преградили дорогу колонне синих точек. Причём, синие колонной  двигались до того, как мы вступили в игру, а сейчас вереница вражеских машин довольно шустро рассредотачивалась в обе стороны от грунтовой дороги. И, судя по карте, до ближайшего ко мне вражеского танка, было довольно далеко. Ничего себе, у меня оптика в прицеле!

Снова прижался глазом к прицелу наводчика. Теперь, успокоившись, я обратил внимание, что в моём поле зрения, помимо устрашающего танка, продолжающего двигаться прямо на меня, есть масса мелочей, на которые я сперва даже не обратил внимания. И все они явно имели отношение к работе наводчика.

Помимо перекрестья, в центр которого по идее должен прилетать мой снаряд, там ещё были какие-то горизонтальные и вертикальные шкалы, кривая линия, похожая на обычную гиперболу и колонки цифр справа и слева. Впрочем, слева вверху большая буква "Д", знак "равно" и показатель "1095 м", скорее всего, обозначал дистанцию до объекта, на который смотрело перекрестье прицела. Я был почти уверен в этом. И приободрился.

Итак, нас занесло в драку по типу "стенка на стенку". Отлично. В толпе проще затеряться.

Я снова посмотрел в командирский прицел. Синие уже растянулись в полный фронт, надвигаясь на наши позиции дугой, словно собравшейся охватить нас с флангов и превратиться в безжалостные клещи. В поле зрения прицела наводчика вражеский танк просто напрашивался на выстрел. Так чего тянуть?

Я наклонился к пушке, выискивая тот рычажок, что дёргал Серпилин, командуя сам себе "огонь". Вот он, кривой, с круглой ручкой из какого-то пластика, всем своим видом так и намекающий, что именно он среди прочих элементов управления самый главный. Я положил на него ладонь, медленно свёл пальцы и ещё раз заглянул в прицел.

К моей досаде, корпус вражеского танка медленно смещался влево, грозя вот-вот убраться из перекрестья нитевидных линий. Ну, да неважно. Все равно не успеет.

Глубоко вздохнув и задержав дыхание, точно собирался стрелять из винтовки, я со всей силы дёрнул кривой рычажок вниз. Пушка звонко и совсем не страшно бумкнула. На мгновение справа от меня мелькнул короткий казённик, и тотчас укатился обратно вперёд. С легким звоном мне под ноги упала гильза, а боевое отделение затянуло удушливой пороховой гарью. Морщась, и с трудом перебарывая желание сплюнуть горькую слюну, я буквально прилип к прицелу.

Вражеский танк уже почти выкатился из перекрестья прицела, как вдруг у самого края его башни что-то мелькнуло и во все стороны брызнул веер огненных искр.

- Ура! - возликовал я. - Попал!

"Есть попадание", - всплыли в поле зрения темные буквы системного сообщения. "Повреждений противнику не нанесено".

Как это не нанесено? Как это?! Я же попал!

- Ложкин, - сказал я обиженным голосом. - Почему нет повреждений у вражеского танка? Я же своими глазами видел искры.

- Значит, не пробил, - спокойно ответил Ложкин. - Менять позицию будем?

- Погоди, - сказал я ему и потянулся за новым снарядом.

Секунд за двадцать я справился с заряжанием пушки и решил оценить поле боя взглядом "сверху". Все равно мой противник уже "сбежал" из прицела наводчика.

На общей карте картинка выглядела странной. Все зелёные точки стояли одну более-менее прямую линию, и лишь одна торчала достаточно далеко впереди, точно собираясь единолично вступить в схватку с надвигающимся "серпом" из точек.

- Геройству буйных поём мы песню, - сказал я улыбаясь. - Это хорошо, что такой дурак в нашем стане нашёлся. Пока на него внимание будет отвлечено - можно и пострелять.

Я снова взглянул в прицел наводчика. Самый краешек вражеского танка виднелся теперь с левого края. Что там делал Серпилин, чтобы довернуть пушку?

Наощупь нашёл круглые рукояти, покрутил один из них. Перекрестье сдвинулось вверх. Ага, это вертикальная наводка. Значит, второй маховик должен наводить пушку в горизонтальном направлении.

Через несколько секунд чужой танк снова оказался в перекрестье прицела. Случайно взявшись рукой за окуляр, я обнаружил, что его можно поворачивать, уменьшая степень увеличения оптики и получая за счёт этого, более широкое поле зрения. Так, отлично. Ну что, попробуем ещё разок чужую броню на прочность?

Четыре мощных удара снаружи, от звона которых аж загудело в ушах, стали для меня полной неожиданностью. В полном недоумении я смотрел на крохотные отверстия, сквозь которые сочился в темноту рубки дневной свет. Приглядевшись, я понял, что каждая дырочка расположена на вершине здорового холмика из брони. Судя по скорости следования ударов, мы получили прямо в "лоб" башни пулемётную очередь. А бугорки - это деформированная броня после удара пуль, которым совсем чуть-чуть не хватило энергетики, чтобы пробить самую толстую часть моего танка. Из пулемёта!