Холостяки умирают одинокими - Гарднер Эрл Стенли. Страница 13
– Перестаньте лгать!
– Я не лгу... Ведь я не представляла...
Я взял телефонную трубку, набрал цифру «9». Оттуда, где стояла женщина, могло показаться, что я вызываю коммутатор. Я произнес в трубку:
– Дежурная? Будьте любезны, соедините с полицейским управлением. Говорит Дональд Лэм, детектив. У меня сообщение об убийстве и свидетельнице, которая...
В панике она вихрем налетела на меня, вырвала из рук трубку, нажала на рычаг.
– Нет, – вопила она, – нет, нет, вы не смеете... – И разрыдалась.
– Господи, я же предупреждал, что от театральных упражнений не будет никакой пользы, пустая трата драгоценного времени.
– Что вы хотите из меня вытянуть?
– Сколько времени вы провели в мотеле, что вам известно о смерти Даулинга, давно ли вы с ним связаны?..
– Никак я с ним не связана...
– Понятно, понятно. Опять увертки. Вы как страус. Думаете, стоит закрыть глаза, и всей истории как не бывало. Речь идет об убийстве. От него нельзя отмахнуться просто потому, что вам так захотелось. Я готов отрепетировать с вами ответы для полиции. Поспешите воспользоваться столь редкой возможностью!
– Я готова ответить на ваши вопросы.
– В таком случае потрудитесь говорить правду. Иначе к полуночи наверняка окажетесь в тюремной камере и вкусите весь набор сенсационной славы: газетные репортеры будут дотошно фиксировать каждое ваше слово, фотографы будут умолять вас выглядеть чуть посексуальней. Дело назревает громкое. Представьте себе заголовки: МИЛЛИОНЕР УБИТ В ЛЮБОВНОМ ГНЕЗДЫШКЕ ОТВЕРГНУТОЙ ЛЮБОВНИЦЕЙ.
– Я не была его любовницей, и он меня не отвергал...
– Как же, как же... Вы приехали к нему, чтобы обсудить перспективы принадлежащих вам угольных копей.
– Повторяю, я не была его любовницей. Я приехала к нему... ну с деловым предложением.
– Разумеется, – поддержал я в том же духе. – Вам принадлежат два пакета акций компании Даулинга, и он хотел заручиться вашей поддержкой на перевыборах. Вы знали, что на ближайшем собрании акционеров произойдет схватка за право контролировать всю деятельность компании. В этой связи он предложил вам приехать в мотель под именем миссис Оскар Л. Палмер. Таким образом, вы могли провести ночь в деловых беседах, не опасаясь, что вам помешают.
– Негодяй! Подлый, коварный тип...
– Продолжайте, – попросил я, пока она переводила дыхание, – и помните, мы репетируем беседу с полицией. Такого рода ответы открывают перед вами одну-единственную дорогу – в тюремную камеру. Впрочем, если тяга к сцене у вас столь сильна...
– Откуда вы знаете, что у нас была назначена встреча в мотеле?
– Потому что вы сообщали Даулингу конфиденциальную информацию карсоновской фирмы. Он наживался на ней и...
– Абсурд!
– Почему абсурд? Когда начнут проверять бумаги Даулинга, установят, как именно развивались события. В его кабинете обязательно найдут сведения о расходах Карсона, текущих и будущих, без труда выяснят, что это в высшей степени секретная информация. Такую информацию мог поставлять только сотрудник Карсона, человек, посвященный во все внутренние дела фирмы... Затем полиция установит, что вы играли роль миссис Палмер, причем Даулинг зарегистрировался в мотеле под именем Оскара Л. Палмера... Тогда они заинтересуются вашим прошлым, узнают, когда вы впервые встретились с Гербертом Даулингом и...
– Нет! – воскликнула она. – Нет, нет и нет!
– Я причинил вам боль?
– О! Неужели они пойдут на это?!
– На что?
– Ну, начнут копаться в моем прошлом, выяснять, как я познакомилась с Даулингом?
– Бесспорно, – подтвердил я.
– Понимаете, мистер Лэм...
– Лучше зовите меня Дональдом. В ближайшие полчаса, прежде чем сюда заявится полиция, нам предстоит весьма тесное общение, если, конечно, нам подарят столько времени.
– Дональд так Дональд... Так вот, я не была любовницей Даулинга. То есть была, но очень давно. На этот раз я не ехала к нему как жена или любовница.
Я демонстративно зевнул.
– Мистер Даулинг, – продолжила она с достоинством, – отец моего ребенка.
Я оборвал свой затяжной зевок прямо посередине и переспросил:
– Что-о-о?
– Именно так. У меня трехлетний мальчик, которого я доверила хорошим людям.
– И Даулинг его отец?
– Да.
– Он признавал этот факт?
– Не знаю, какой смысл вы вкладываете в слово «признавал». Он никогда не отрицал этого факта, даже не пытался. По меньшей мере, при мне.
– Кто оплачивает расходы на ребенка?
– Даулинг. Он следит, чтобы деньги на мой счет поступали первого числа каждого месяца.
– Это очень важно! – сказал я. – Как деньги переводились на ваш счет?
– В виде вкладов.
– Ежу понятно. А вот кто подписывал чеки?
– На чеках стояли разные подписи. Но они были подтверждены как положено, и все такое. Поскольку лица, вносившие суммы, не претендовали на получение денег с моего счета, банк принимал чеки беспрепятственно. Возможно, там испытывали по сему поводу любопытство, но никак это не показывали.
– И вы брали эти деньги на содержание мальчика?
– Да.
– От своего имени?
– Конечно, – подтвердила она. – Я сказала сыну, что его отец погиб в автомобильной катастрофе. Мне пришлось сочинить целую историю.
– Боже мой! Вы оставили столько следов, что на вас выйдет первый попавшийся любитель без малейшей квалификации следователя.
– Откуда мне было знать, что элементарные вещи станут следами!
– Ладно, перейдем к сути.
– Кое-что придется объяснить.
– Не стоит тратить время, – потребовал я, – давайте только факты. Объяснения подождут.
– Без объяснений картина получится очень уж мрачная.
– Ваш ребенок родился вне брака, и вы не хотите, чтоб вокруг этого обстоятельства велись досужие пересуды. Верно?
– Совершенно верно, – вспыхнула она. – Многим ли на этой земле удается праведная жизнь? Многие ли подчиняются правилам, придуманным моралистами? Эти правила перестают работать при первом же соприкосновении с действительностью.
– Ближе к делу, – остановил я ее.
– Я работала у мистера Даулинга. Его тянуло ко мне. А меня к нему. Я очень ему сочувствовала.
– По какому поводу?
– У его жены было больное сердце. Ей противопоказаны эмоциональные переживания, даже самые легкие. Называть ее женой – сильное преувеличение. И женщиной тоже. Просто пациентка. Калека. Даулингу приходилось возиться с ней, как с ребенком. Ей нельзя было возражать, ее нельзя было волновать, нельзя было жить нормальной человеческой жизнью, как живут муж с женой.
– И этот пробел он восполнил с вашей помощью?
– Не надо так, Дональд. На самом деле это было прекрасно... Пока не кончилось.
– Почему кончилось?
– Из-за моей беременности.
– Какую она сыграла роль?
– Он испугался, что жена узнает о нашей связи, и это ее убьет. Ее жизнь висела на волоске, и он проявлял столько заботливости, столько преданности, столько благородства. Он готов был пожертвовать всем, чтобы спасти ее.
– И пожертвовал вами.
– Если вам угодно, можете выбрать такую формулировку. Но я не допустила бы ничего другого. Он не мог развестись. Это прикончило бы ее. Он это понимал, и я тоже.
– Что же произошло?
– Я ушла.
– Он предоставил вам необходимые средства?
– Предоставил, и я исчезла примерно на год. Когда я вернулась... Что ж, я была далеко, а он, такой несчастный и одинокий...
– И ваше место заняла другая?
– У него появились новые интересы.
– Его жена умерла?
– Умерла за две недели до моего возвращения.
– Что дальше?
– Я не стала умолять, не стала ныть, не пыталась прибрать его к рукам угрозами. Подыскала новую работу и видела его совсем редко, только когда что-нибудь осложняло жизнь Герберта.
– Вы назвали сына Гербертом?
– Так пожелал отец.
– Как насчет сходства?
– Мальчик – точная копия своего отца, и с каждым днем все больше.
– Даулинг видел его когда-нибудь?