Игра: Дочки-матери (СИ) - Никитина Валентина. Страница 2

Приподняла юбки: грубые чулки, подтянутые куда-то к бёдрам. Дальше оголяться не рискнула.

В коляске лежат какие-то кожаные баулы, набитые под завязку. Шерстяные пледы или одеяла. В углу обнаружила маленькую тряпичную куклу. Эта игрушка явно годилась в музей. Раритет стопроцентный.

Я вздохнула: а что здесь не раритет, по моим представлениям?

И так: тело явно девичье, как бы вообще не детское. Судя по болям и отношению дамы и кучера, девочка больна. Чем интересно? Голова болит - это от перемещения моего сознания, или из-за болезни?

Координация нарушена. Судя по тому, что меня поддерживают под руки, подсаживают в коляску - так и было. Руки и ноги вроде не деформированы. Зеркало бы - на лицо глянуть, может девочка Даун?

Впереди запылила, едущая навстречу другая коляска. Когда поравнялись, остановились. Кучер с интересом уставился на встречную пару. Я тоже.

- У вас случилось что-то? Коляска поломалась? Почему вы пешком идёте? - затараторила кругленькая дамочка в кружевах и шёлковых оборках. Мужчина раза в два её старше, грузным филином, молча взирал из-под полей шляпы.

- Да я паломничаю. К Казанской иконе Богородицы пешком из Москвы иду. Обет Божией Матери дала. А дочку больную везу к святыне. Ей-то идти пешком не по силам, да и не по уму. Она не понимает - так зачем её напрасно мучить.

- Но вы же знаете, как опасно теперь на дорогах! - продолжила трещать звонким, въедавшимся в больную голову голосом, дамочка, - После войны осталось много оружия после французов, потому и много разбойников развелось. Как вы решились то на такое? Ладно бы - с толпой паломников! А так, в одиночестве...А что с девочкой-то? На вид здоровая, даже хорошенькая.

- Опасно. Знаю. Так Господь легкой жертвы не примет.

Дочке пять лет было, когда французы Москву подожгли,- присаживаясь на откидную ступеньку коляски, грустно начала рассказ моя паломница. Видно было, что она уже давно устала рассказывать историю болезни своего ребёнка. Но вежливость мешала ей оборвать разговор. Да ещё, видимо, как Божью волю воспринимала возможность сделать передышку в пути, дать ногам отдохнуть.

- Я мужа ждала до последнего, а после узнала, что его на дороге к Москве снарядом убило. Он велел мне в записке: «Срочно выезжай из Москвы, потому, что она под французом будет. Как бы, обиды какой не причинили тебе или дочери». А я не послушала. Очень хотела его ещё разочек увидеть. Душа щемила. Тоска накатывала - аж, в глазах темнело.

Потом бежала уже по горящей Москве с Аннушкой на руках. Отсидеться в подвале дома не удалось. Пожар выгнал.

Всякого насмотрелась. И как французы дома грабили, и как штыками людей закалывали. Носились потерявшиеся собаки, лаяли и выли до сипа в глотках.

Я оделась в нищенские отрепья. Себе и дочке лица испачкала, чтобы не соблазнились, не ссильничали. Да и чтобы грабить не надумали.

Одно горящее здание обрушилось на мародёров и лошадей с телегой, на которую они складывали наворованный скарб. Лошади, опаленные огнём, катались по земле, ломая оглобли. Не ржали, а будто кричали, визжали...

Вот тогда моя Аннушка и обмякла у меня на руках. Я сначала думала, что она просто сознание потеряла. Решила, что это даже хорошо: не увидит чего-то ещё, более ужасного. А когда она очнулась, я поняла, что дитя разум потеряло.

Я хоть и вдова, но имения у меня и у покойного мужа немаленькие. С тех пор все доходы с них на врачей пошли, да всё без толку.

Меня уже пять лет склоняют снова замуж выйти. Да я боюсь - в новой семье-то новые дети появятся, не до Аннушки будет. Да и второй муж может запретить мне тратить моё достояние на лечение дочери.

Я обет Богу дала: не пойду замуж, пока дочка больна. А не выздоровеет, так и останусь вдовствовать. Я в долгу перед нею и перед мужем покойным. Если бы я его послушалась, с малышкой бы всё было в порядке.

Я присмотрелась внимательнее к даме, которая была тут моей матерью и мысленно ахнула: да она же молодая совсем - лет двадцать пять, двадцать семь, не больше. Как моя младшая дочка Настя...

Настенька, - вздрогнула я и внезапно вспомнила, - Настенька, она же в больнице вечером была у меня. Принесла какие-то новые обезболивающие. Сама же знает, что это последняя стадия рака, что шансов у меня нет, а всё на операции настаивает... Настаивала.

- Не томи мою душу, ребёнок! Ты же знаешь, что операция уже не поможет, и я тоже знаю. Отпусти меня, не мучай.

- Мама! Я помню, что ты человек верующий. Что вы с Санькой были на послушании у старца, что вы его духовные дети... Что ты «в духе», как вы говорите, слышишь старцев. Умом знаю об этом: и читала, и от вас с братом слышала. Да и некоторые люди ещё помнят тебя, как юродивую Любу. Хотя большинство всё-таки уверены, что ты просто чокнутая или бесноватая. Особенно те, кто на тебя злобствовал и в психушку тебя отправлял...

- Они как-то забывают, что я ни разу глупости или ереси не сказала. Что к причастию я подходила всегда спокойно, что не страдала после причастия, как бесноватые... Что после этого «сумасшествия» поступила в институт и закончила его. Вышла замуж, родила и вырастила тебя... Видели, как я вела передачи на одном из центральных каналов телевидения...

При этом я всё равно в их глазах остаюсь чокнутой. Ехидно шепчутся за спиной, злорадствуют.

Ты тоже не доверяешь мне. Желаешь попасть в их ряды?

- Нет, конечно! Я в жизни не встречала женщины умнее и разумнее тебя. И ты...невозможно забыть тех случаев - ты же всегда слышала на расстоянии, когда у меня случались серьёзные неприятности.

Но я уверена, что даже способности к ясновидению могут показать только те вещи, что происходят в этой, реальной жизни. Не верю, что кто-то может знать о том, что произойдёт после смерти, что вообще после смерти может существовать другая жизнь. Ну...не верю! А вдруг там ничего нет. Вдруг после смерти уже ничего не будет. И каждый день, прожитый в этой жизни - подарок!

- Бывают такие «подарки», что лучше бы ничего не дарили! Сколько уже я операций пережила, сколько процедур химиотерапии, сколько боли натерпелась? - вздохнула я, вынула флэшку из ноутбука и протянула заплаканной дочери, - Здесь все мои работы: и стихи и статьи и проза. Вот я выключу ноутбук. Или он сломается. Но информация - то останется у тебя!

Так и с человеком: умирает только тело, суть нашей души остаётся где-то записанной на «флэшку» у Господа.

Душа человека - информация не просто знаний и опыта, она концентрат всех душевных и творческих качеств, обретённых человеком в течении жизни. Надеюсь, что моя «флэшка» заполнена не самой худшей начинкой.

- Как ты можешь быть уверена, что эту твою «флэшку» не отправят в архив или на переплавку?

- Ну, конечно - быть уверенной в собственной ценности сложно. Полностью уверены в своей бесценности только самодовольные дураки и настоящие психи. Но не думаю, что Бог настолько расточителен, что готов уничтожить хоть что-то полезное.

- Мама, - простонала она, - это всё твои теории! На практике же этого подтвердить нельзя! Ну, хоть ради нас, согласись на операцию, поживи ещё!

- Вот погляди на себя, дочь! Что ты сейчас делаешь? Ты стараешься изо всех сил лишить меня веры в будущую жизнь. Но самое плохое - ты не веришь сама. Я в любом случае: раньше или позже умру. И что, ты после моей смерти не станешь молиться об участи моей души в будущей жизни?

Если там ничего нет, значит, ты просто будешь приходить на кладбище и поливать цветочки над моими полусгнившими костями? С умилением из леечки поливать червей, пожравших мою телесную оболочку? Ведь если от моей души ничего не останется, значит и молиться не о чем?

- Нет, ну не надо же всякую мысль доводить до абсурда! - рассердилась Настя, - Конечно, мы не забудем тебя, конечно, я тоже буду молиться о тебе и заказывать панихиды в церкви! Как и сейчас подаю записки о твоём здравии. Но уж лучше нам о твоём здравии заказывать, чем за упокой! Пожалей ты нас!

- А мне не позволено попросить: пожалейте меня, не продлевайте мою агонию? Дайте мне умереть в срок, Господом назначенный...