Игра: Дочки-матери (СИ) - Никитина Валентина. Страница 84

А фиг тебе, старушка! - ответила золотая рыбка. Остались к старости в основном житейский опыт, общая начитанность, да духовные знания, вбитые уроками наставника.

О, ещё бы ноутбук с собой прихватить, а в нём все знания, которые могут пригодиться в 19 веке!

Я хмыкнула: раскатала губу! Тебе мало «роялей» в виде залежей во всех землях, принадлежащих здешней матери? А самый большой концертный рояль в том, что память и сознание сохранились - прав отец Серафим.

Вот мне бы сегодняшние мозги в мою реальную молодость - скольких ошибок удалось бы избежать!

Я заворачивала Златовласку к придорожному постоялому двору, да она заартачилась и развернулась к навесу с копёнкой сена. Я наклонилась к ней, приласкать - очень не хотелось шлепать набрякшими от воды юбками по грязи, заполонившей раскисшую землю во дворе.

В этот момент ощутила, как рвануло плащ, будто веткой по спине хлестнуло. Следом прогремел выстрел. Я кулем кувыркнулась с лошади, шлёпнувшись, таки, юбками в грязь.

Второй выстрел. Златовласка храпнула и повалилась на подломившиеся передние ноги рядом со мной.

Я торопилась отползти на четвереньках в сторону, но набухшие водой и грязью юбки, обмотавшись вокруг ног, буквально спеленали их. Загребая скрюченными пальцами грязь, я старалась подтянуть себя в сторону от раненой лошади. Та жалобно заржала и попыталась вновь подняться. Но стала обессилено заваливаться набок - на меня.

Тут сильные руки Егора подхватили меня и буквально зашвырнули под навес. Не размышляя, не оглядываясь, как собачонка на четырёх костях, я заползла за поленницу дров и упала ничком. Только тут меня заколотило.

Вот чего в моём прежнем опыте не было - в меня никогда не стреляли!

Я нащупала за поясом небольшой пистолет, которым вооружил меня князь после встречи с иезуитом. Скользкими от грязи пальцами обхватила его, с трудом щёлкнув предохранителем. Несколько уроков, которые мне дали в нашей поездке с цыганами, меткости не научат. Но хотя бы в упор стрельну.

Я вытерла о себя сначала одну руку, потом другую и вцепилась в пистолет. Колотун не проходил. Тут смешалось всё: и мокрые, замёрзшие ноги, и страх, и подступающие слезы жалости к лошадке, которая невольно защитила меня, прикрыв собой от второго выстрела. Да и от первого спасла своим упрямством.

Когда стало немного отпускать, я услышала выстрелы и крики моих людей. Только тут до меня дошло, что после первого выстрела прошло всего несколько секунд. Когда в кино такие события показывали в замедленном темпе, казалось, что это для красоты момента. А теперь поняла, что время замедляется на самом деле, а точнее реакции ускоряются.

Чмокающие шлепки лошадиных копыт по няше, крики «Уходит, гад! Стреляйте!», ржание Златовласки, выстрелы...

Я приходила в себя.

Ведь тогда, в московском пожаре пятилетней Аннушке пришлось намного хуже. Я ещё снисходительно относилась к маленькому ребёнку - слабая душа! А сама впала в ступор, и это с опытом-то пожилой женщины. Стало неловко и стыдно.

Поднялась из-за поленницы, распутала юбки. Сжимая в одной руке пистолет, вышла к людям.

- Разглядели, кто стрелял? - на меня обернулись.

- Нет, мадемуазель Анна. Лицо закутано, шляпа опущена на глаза. Все под дождём такие. Лошадь тут стояла осёдланная - вскочил и за лесок!

Догнать можно было днём, сейчас вечереет и дождь. Он среди деревьев станет и стрелять будет. Мы у него, как на ладони.

- Не надо погони. Незачем людей губить понапрасну. К тому же - он может быть не один, может быть там засада. Располагаемся на ночлег, сушим одежду, ужинаем. Выставьте охрану.

Удивлённо поглядев на меня, охранники послушались.

Не желая залезать в клоповник постоялого двора, я переоделась в сухое за поленницей и подошла к Златовласке.

- Есть надежда её вылечить? - тихо спросила я Егора.

- Пуля в лёгкое попала. Не жилец.

- Давай попробуем, Егор. Снотворное есть?

- Откуда? Спрошу у трактирщика. Да он если и есть - откажется. Вдруг подумают господа, что он постояльцев усыпляет, убивает и грабит. Нет, не признается.

- Тогда привяжите её, чтобы не билась. Самогону покрепче и ножи поострее. Что-нибудь тонкое и острое, как шило. И большую иголку с шёлковыми нитками.

Связанная кнутами Златовласка косила на меня глазом и тоненько жалобно ржала. Я посмотрела в её глаза и настроилась, как на Артура: «Я помогу. Ты будешь жить. Доверяй мне... СПАТЬ!»

Раненая лошадь заснула, я, помолясь, приступила.

Когда закончила, было совсем темно, лампы не давали нужного света. Но я успела. Хотя операцию сама проводила впервые, постаралась всё делать быстро и решительно, чтобы не мучить свою любимицу.

Вынув пулю, как смогла, зашила лёгкое, заштопала шкуру. Из тряпицы сделала дренаж и оставила в ране, чтобы кровь не скапливалась в лёгком. Лошадь напоили парным молоком, которое служанка постоялого двора принесла в ведре из коровника.

Утром попрощалась с нею, сама накормила смоченным в молоке хлебом, напоила молоком. С раненой лошадью оставили одного из охранников. Дала ему денег и велела ухаживать. Как рана кровить перестанет, дренаж приказала вытянуть.

***

По дороге, окружённая охраной, ехала, ощущая себя под прицелом. Вчерашние впечатления не оставляли меня. Каждый куст у дороги казался укрытием для стрелков. Тут уж невольно пожалеешь, что попала не в рыцарские времена - тогда охрана меня щитами бы загородила.

Со вчерашнего вечера сохранилось ощущение, будто я до сих пор ковыряюсь ножиком и шилом в ране живого существа. Что за гадство! То раненые дети, то лошадь... Как будто нарочно, чтобы я из жалости стала хирургом!

Никола с зажившими ранами тоже ехал с нами в столицу, чтобы к следующему году подготовиться к поступлению в университет.

А что, может и мне поступить на медицинский факультет? Буду редкой птахой - женщиной-доктором в России 19 века!

Бр-р-р! Нет уж, хватит с меня и того, что на мою голову валится. Всю оставшуюся вторую жизнь оперировать больных? Это не моё. Вот как я себя чувствую после операции лошади? А почти как мясник...

В висках застучало. Внутри нарастало напряжение. Ехать вперёд совсем расхотелось.

- Егор, - тихо сказала я, - впереди засада!

Тот перекинулся с товарищами несколькими фразами, подал знаки остальным. Меня с Николой оттеснили в конец отряда.

Хорошо, что князь рассказал Егору о моих способностях. В этом веке к «чутью» относятся серьёзно.

Пара всадников с левой стороны дороги, пришпорила коней, другая пара - с правой.

Вырвавшись вперёд с оружием наизготовку, они вынудили засадников раньше времени проявить себя. Защелкали, забабахали выстрелы впереди, потянуло порохом.

Я, спрыгнув с лошади, стянула Николку и вынудила его залечь рядом со мной, за кусты на обочине. На мужском костюме для себя я настояла после вчерашнего конфуза со спутанными юбками.

Он порывался вперёд, шальной от любопытства и мальчишеской бравады. Я представила, как мы с ним догоняем наших парней, и они сбиваются в кучу, не зная: толи нас защищать, толи врагов преследовать...

- Не мешай мужикам выполнять свою работу! - жёстко приказала я.

- Но... Там... - размахивал он руками, не в силах справиться с эмоциями.

- Они сейчас заняты врагами. Хочешь, чтобы их ранили или убили, потому, что любопытный мальчишка отвлёк их в минуту опасности?

Он покраснел и пригнулся.

- Я бы хотел помочь!

- В нашем случае, лучшая помощь называется: «Не мешай!» - пробурчала я.

В голливудских фильмах меня раздражали визжащие дуры, которые всегда совались под руку мужчинам в самый неподходящий момент.

Перестрелка отдалялась вперёд по дороге, а на меня опять накатило чувство опасности. Стараясь не делать заметных со стороны движений, я вытащила из-за пояса пистолет и взвела курок. Никола завистливо глядел на оружие. Лицо его так и кричало: Вот бы мне бы, да я бы...

С другой стороны дороги зашуршали кусты. Оттуда, пригнувшись, выскочил человек и сиганул в нашу сторону.