Игра: Дочки-матери (СИ) - Никитина Валентина. Страница 94

- А если придумаем сочетание самолёта с парусом и станем направлять его, как лодку?

- Тогда позовите меня испытателем, а! Всё равно лучшего испытателя, чем я вы не найдёте!

Он засмеялся.

- Вы действительно, похожи на увлечённого игрушкой ребёнка! Вот только полезных знаний, кроме информации о существовании залежей нефти и золота в Америке вы пока не сообщили.

- А вот это неверно. Главное, что я подсказала - в какой стороне искать. Для учёных и инженеров это бесценная информация. Вы не можете этого понять, потому что вы не практик, не инженер, не торговец, а политик, дипломат.

- С чего это вы взяли, что я дипломат? - угрожающе произнёс он.

- Просто само присутствие маски на Вашем лице говорит о том, что я могла вас раньше видеть. А я иностранцев видела только на свадебном пиру моих родителей во дворце. Там же, были только дипломаты.

- Вы слишком откровенны и прямолинейны. Не боитесь?

- Я-то не политик, чтобы ловчить. А страху я уже тут у вас натерпелась, куда уж больше?

- Что, как дипломат, я должен знать, что наверняка пригодится Европе?

- Никогда не нападайте на Россию ни прямо, ни косвенно. Я думаю, меня потому забросило сюда волей Божией, что моей стране была нужна помощь. Потому мне была оставлена память о моей прошлой жизни. Россия, пока не впадёт в сатанизм и иудейство будет находиться под Божией защитой.

- Это просто мистика! - с презрительным тоном бросил он.

- И что? - удивлённо приподняла я бровь, - Само моё существование здесь - мистика!

- До нас дошли сведения, что вы, во время морского путешествия, каким-то образом подчинили себе помощника капитана. Он стал слушаться вас, как раб... Это тоже мистика, знания будущего?

Они что, про гипноз ещё не слышали?

- Нет, - ответила я, - эти способности во все века встречались среди людей, как и целительство знахарок. Ничего нового - просто талант. Да если бы я обладала такими знаниями, то вы, господин в маске, уже бы слушались меня, как домашний пёс, и приказали своим подручным меня отвязать. А может быть вообще дело бы и до пыток не дошло!

- Но почему вы не можете подчинить меня или... того, кто вас допрашивал? Если у вас такой талант?

- Тот помощник капитана - слабовольный парень, бывший юнга. Он вышел из бедной среды и привык подчиняться.

Человека волевого не подчинить. По крайней мере, не с моими способностями.

Посетитель заглотнул лесть в свой адрес, даже не сморгнув. Поза его изменилась, выказав самодовольство - он вольготнее откинулся на спинку кресла.

Как же - волевой! Сытенький, подленький дворянчик и только! Да я уже нащупала в его душе несколько комплексов и лазеек для внушения. Надо только продумать стратегию подчинения. Но если судить по тому, что меня перестали пытать - они надеются выведать информацию постепенно и мирным путём, «выторговать». Значит - встреча эта не последняя и надо будет не упустить шанс.

А стратегия подчинения - это своего рода, шахматная партия. Каждый ход, каждое слово надо продумать. Тем более этот политический хитрован может насторожиться, заподозрить что-то неладное. Знаний и опыта подчинения я всё-таки не имею - запросто проколюсь.

Тут не обойдешься, как с помощником капитана, примитивным повторением: «...Ты слушаешься того, кто приказывает... Ты не виноват... Виноват тот, кто приказывает тебе... Те, кто тебе приказывают очень плохие и страшные люди, потому ты их слушаешься...»

Любитель маскарадов ушёл задумчивый.

А я его узнала почти сразу, ещё в начале разговора. Не по внешности или фигуре. Просто особый ментальный сигнал, своего рода, слепок личности не спрячешь под маской. Ну, ещё, конечно, специфическая гундосость.

Интересное сочетание: дипломат английский, а палач иезуитский. Хотя понятно - все подлянки против России Англия делает чужими руками. Но обдумать это стоит.

29 глава. Обмен

Часть 8

Обмен.

Видно, не сегодня мне

Допоётся эта быль.

Может быть другой дана...

Толи снега, толи пыли

Закружила пелена,

Только не в моём окне...

Кто-то тронет лоб рукой,

Не поймёт, откуда это:

Что за странный непокой,

Чья-то песня, чьё-то лето...

Ты ждала себя - такой?

Не тебе ль, мала планета,

Мало песен, снов и книг?

Может, ты совсем другая,

Или... Кто ты? Не такой?

Я совсем тебя не знаю,

Всё равно ты мой двойник.

Как от боли, до поэта

До тебя - подать рукой!

Восемнадцатилетняя девушка замерзала. Привязанная кнутами к дереву в лесу, она уже начинала засыпать, обессиленная долгими криками и скованная морозом. Казалось - ей стало теплей, она уже не чувствовала холода. С усилием помотав головой, она попыталась стряхнуть дурман смерти, окутавший её сознание.

- Господи, не дай душе моей погибнуть без покаяния! Не дай вору остаться безнаказанным за убийство моей матушки и моё... - шептала она сиплым голосом, потом все душой, всем своим существом закричала, - Спаситель, пошли мне помощь! Спаси душу мою, безвинно погубленную злодеем! - и снова впала в забытьё.

Она увидела комнату... или камеру? В общем, полуподвальную комнату с нищенской кроватью и решёткой на окне. На кровати лежала девочка на вид лет тринадцати - четырнадцати в дорогой, но сильно повреждённой, потрёпанной одежде.

«Ты кто?» - мысленно спросила её девочка.

«Алёна - купеческая дочь!» - ответила девушка.

«Ты как в мои мысли проникла, Алёна? Ты где находишься?»

«Не знаю, где-то в лесу. Я весь вчерашний день и вторую ночь зову, прошу о помощи. Я умираю, привязанная к дереву, замерзаю...»

«Рассказывай, девочка!» - встревожено вскочила я, и села на кровати.

«Сама ты... девочка! Мне уже восемнадцать, я взрослая!»

«Давай не будем мериться годами. Ты очень удивишься, если правду узнаешь... Говори!»

«Мама вдовой осталась. У отца дело было доходное - он с севера пушнину возил от охотников. После торговал в своих лавках шубами, шапками и горжетками из соболя, что его же работники шили.

Больше года назад его в дороге разбойники ограбили и убили. Помощника, тяжело раненного, нашли и выходили охотники. Он и рассказал о судьбе отца.

Через год мама вышла замуж за Димитрия. Красавчик такой, что тот ангелочек: кудри белые по плечам, глаза голубые, голос тихий, да ласковый... После замужества, с самой весны мама стала странной: одурелой какой-то, вялой и сонной. Я однажды подглядела, как Димитрий ей что-то в питье подмешивает.

Я слугам стала рассказывать о том, что он маму со свету сживает, а они не верили «Ты Алёна не наговаривай на хозяина - он человек добрый, напрасно и мухи не обидит. А вы с матерью и правда странные стали после смерти твоего отца!»

Взяли и рассказали ему. А отчим меня в комнате запер. Говорил: «Видно, и она на голову заболела, как её матушка. Ох, и горе! Наказание мне за грехи - двух дур на шее содержать!»

А какое там «на шее»? Он когда на наше богатство пришёл - только голубые глазки свои да кудри золотые матушке принёс! Вот и всё его имение.

Я несколько раз пыталась к тётушке сбежать, да пожаловаться, но меня ловили, и домой под замок возвращали. Слуги, те, что меня жалели и отпускали, исчезли куда-то.

Матушку на той неделе выловили в проруби, говорят - утопилась. Меня даже на кладбище не взяли, с мамой проститься, взаперти оставили. Сказали слугам: «Она не в себе, как бы тоже, что с собой не учинила с горя!»

А вчера вечером отчим со своими слугами, меня связанную выволокли тайком с заднего крыльца, в телегу, да в лес! Одели меня тепло, как я и раньше на улицу ходила. Привязали к дереву в одежде...

Слуга один хотел раздетой меня привязать, чтобы быстрее замёрзла, не мучилась напрасно, да Димитрий сказал: «А как ты её потом, окоченевшую одевать будешь? А так мы скажем, что она опять головой плоха стала, из дому сбежала, заблудилась, да замёрзла в лесу. А если она раздетой замёрзнет - кто поверит?»