Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана. Страница 28

И к чему такие сложности? Ричард не любил давать клятвы, понимая, что многие из них на Изломе исполнить невозможно, особенно, если тебя заставили работать на две стороны, однако это было скорее официальной необходимостью, чем почитанием каких-то древностей. Но как давать клятву, не будучи уверенным, что не предашь, когда от этого зависит все?

- Первый маршал Талига слышал твою клятву и принял ее.

Мозги плавились от жары, путались мысли, болела рука, но Ричард Окделл поднялся на галерею. Склонившись, коснулся губами протянутой руки эра, и прерывисто вздохнул, задыхаясь от духоты.

- Вы своего добились, - проговорил Алва, - с чем вас и поздравляю. Оставайтесь здесь.

- Да...

Грохнул рев музыки, в горло плеснуло тошнотой, подкосились ноги, и новоявленный оруженосец Рокэ Алвы бесславно рухнул в глубокий обморок.

Глава 19. Вопросы и ответы

Едва Ричард Окделл обрел сознание, понял, что вернулся в славный подлунный мир под названием Кэртиана, и открыл глаза, то поспешил немедленно ужаснуться, но такая его реакция произошла скорее от неожиданности, чем от настоящей боязни очнуться в богато обставленной комнате. Немного полежав, он сделал несколько выводов относительно себя и собственного положения: во рту пересохло, постель мягкая и удобная, а голова и рука дружно болят, нехорошо при этом пульсируя. А еще кто-то снял с него сапоги.

Поразмыслив еще немного, чем заслужил еще дополнительную порцию головной боли, юноша вспомнил, как дал клятву на площади Святого Фабиана, пожалел о необходимости этой клятвы для устройства своего хорошего будущего, а потом наступила глухая и беспросветная ночь. Отчего-то ныло плечо - наверное, он потерял сознание и покатился по лестнице, пока не подхватил какой-нибудь расторопный стражник. Но главное, что пришел в сознание, теперь надо поскорее обдумать, как разговаривать с Вороном, пока эта шальная птица не прилетела. А что говорить? «Извините, эр, я настолько рьяно готовился к Фабианову дню и желал быть в хорошей форме, что сцепился с крысой и понес тяжелые потери?»

Нет, это не поможет, проще прийти в себя и осмотреться.

Ричард приподнялся на локтях и рука заныла снова - судя по всему, ее никто не собирался осматривать, и поэтому надо поизящнее намекнуть эру Алве, что тот бесчестный эгоист, раз даже не заметил, что кисть распухла. Теперь, наверное, и белую перчатку не снять. Попытавшись это сделать, юноша взвыл и оставил руку в покое.

Комната, в которую его принесли, не блестела избыточной роскошью, но и бедноватой ее назвать было невозможно. Стены отделаны золотистыми драпировками, а бархатное покрывало на кровати, куда его опустили, не удосужившись снять даже душный колет, алый с черным орнаментом, ковер на полу имел бордовый цвет, а стол и стул темного дерева. Обивку на кресле юноша даже не стал рассматривать, поняв, что дело плохо.

Что все это значит? Издевка или просто губительная доброта Ворона?

А разве Алва умеет быть добрым?

Нет, доброта подкупляет и делает зависимым от такого человека, значит, придется держать ухо востро.

Ричард тихо застонал, чувствуя, что просто обязан сохранять постоянную бдительность, а как тут побдишь с распухшей больной рукой? Тот, кто его просил вчера теребить ужинавшую чужими сухарями крысу, явно идет на поводу у Леворукого и выполнял его происки. Что теперь делать - снова напевать фривольные песенки менестрелей о любовных тонкостях или попытаться уснуть? Юноша закусил губу, осторожно опустился на алый бархат и закрыл глаза, чувствуя, как по шее и щекам ползут струйки пота, щекоча кожу. Его так и оставят здесь, даже не поинтересовавшись самочувствием?

Время шло и шло, чернота крутилась вокруг Ричарда, то зло закручиваясь в мертвую петлю и душа, то отступая на короткий срок, но на помощь он не звал. Не хватало голоса, сил, чего-то еще, юноша боялся, что все-таки ума. Обычные юноши в семнадцать лет живут полной интересной жизнью: напиваются, целуют девиц, влипают в веселые приключения с товарищами, а не гоняются за Тварями и не досаждают маршалам своей любопытной физиономией. Любые. Возможно. Но не Повелители Скал. Родись Ричард лет на десять или пятнадцать раньше, ему бы повезло с такой жизнью, однако отче Лит пожелал, чтобы Излом встретил именно он. Абвении никогда ничего не делают просто так.

Жалко, что мать не верит в Абвениев и даже слышать о них не хочет. Ричард лежал и думал о грядущем разговоре - вежливом, аккуратном, с обязательным почтением и уважением, потому что Мирабелла Окделльская дала ему жизнь и воспитала не самым плохим человеком. О том, что воспитывала его вдовствующая герцогиня исключительно до смерти отца, а потом, поскорбев около года, занялась исключительно воспитанием девочек. Но Ричард и не думал обижаться на мать за этот промах - неизвестно, что выросло бы из него, если бы она занялась его воспитанием вплотную.

Ночью юноше снилось «диво дивное», как сказала бы старая Нэн - он вернулся в Надор, на момент отъезда отца, хотя в те дальние времена был еще одиннадцатилетним мальчиком и не слыхивал про родовые клятвы и прочие опасные вещи, за исключением подсмотренного заочного суда. Тогда почему этот сон приснился именно сейчас? О том, что странные сны видятся эориями Кэртианы в каждый Излом, Ричард узнал еще давно, но какой высокий смысл несут воспоминания о событиях, уже пережитых?

Ржание лошади, громкое и злое, заставило Дикона подскочить на месте и проснуться. Снился ли ему это звук или был услышан наяву? Нет, в Надоре лошадки тихие, а не орут, как веселый мориск Альберто. Точно, мориск! Не Алва ли изволил приехать домой, не его ли конь демонстрирует то ли радость, то ли злобу? Ведь весь в хозяина, Разрубленный Змей! Ричард кое-как встал, кряхтя и поминая недобрым словом слуг, понял, что наивно забыл вчера раздеться, а потом увидел темно-синий колет, аккуратно висевший на спинке стула поверх белоснежной рубахи. На мягкое сидение кто-то сложил не менее аккуратно темные штаны, а новые сапоги стояли под стулом, и как теперь быть? Чтобы переодеться, надо раздеться, а чтобы раздеться, нужна как минимум одна здоровая рука...

- Ыыы... - безрадостно выдохнул сын славного Эгмонта, пытаясь принять единственно верное решение.

Если ему сейчас надеть новенькие блестящие сапоги, то можно будет впридачу к руке запросто повредить и ногу - натереть или подвернуть, и тогда получится картина вполне незавидная. Так что юноша надел привычные потертые сапоги, и кое-как, пошатываясь от легкого головокружения, вышел из своей новой комнаты. Главное теперь - не заблудиться в большом незнакомом доме.

И по дороге подумать над своей родословной, взвесив все плюсы и минусы нынешнего положения, как можно лучше.

Повелители Скал - люди не робкого десятка, и конечно, не трусоватого, зато шумного, крикливого, ни кошки не думающего... Продолжать мысленно этот неприятный список можно сколько угодно, но чтобы не портить собственное и без того кислое, как надорские яблоки настроение, следовало поскорее сделать вывод. И Ричард его сделал даже быстрее, чем ожидал. Что бы не говорил Первый маршал и Последняя сволочь Талига, как бы не провоцировал словесно, как бы не смеялся над сыном поверженного врага, который посмел бросить ему заслуженный вызов на моральную дуэль, Ричард Окделл будет парировать тем же - или прикрываться достойными аргументами, как щитом.

Это немного о том, что ему следует делать. А чего не следует?

В первую очередь не нужно развешивать уши и, хлопая добрыми серыми глазами, верить в байки про своего эра, которые непременно поведает добрый (или не очень) талигойский кансилльер. Излишняя доверчивость до добра не доводит, впрочем, как и излишняя угрюмость, поэтому герцогу Окделлу придется взвешивать каждое услышанное слово. Самое интересное, что где-то Алва перешел дорогу Штанцлеру или же является прямым препятствием к его цели, а может и то и другое, и еще что-нибудь.

Надо еще подумать, как объяснить матери свое нынешнее положение - не за тем почтенная герцогиня отправляла единственного сына, радость и надежду Надора, в Лаик, чтобы он попал в плохую компанию. Или же специально для этого, смотря, что замышляла Мирабелла Окделльская на самом деле.