Песнь о наместнике Лита. Тревожное время (СИ) - Канра Дана. Страница 33

- Значит, - проговорил юноша медленно, - Ее Величество контролирует происки кансилльера?

- Да, юноша. Если вы не возражаете против такого обращения на людях.

- Не возражаю. Касаемо вас: чем вас так раздражает слово «эр», что вы хмуритесь каждый раз, едва я его произношу?

- Оно выдаст наши с вами намерения. Едва услышит Штанцлер или цивильный комендант...

- Все, - быстро кивнул Ричард. - Я понял.

- Называйте меня монсеньором или господином Первым маршалом - так мы схлопочем меньше подозрений от Штанцлера и Дорака.

- Слушаю монсеньора. Что мы будем делать во дворце?

- Кроме поздравления Ее Величества? - поднял бровь Рокэ, обернувшись к юноше. - Ничего. После торжества вы можете прогуляться по городу, только не заблудитесь. Оллария достаточно большая.

Ричард Окделл точно знал, что не заблудится - потому что один гулять не станет, учитывая непонятные выкрутасы дяди Ларака в день поступления в Лаик, а на двоих или, что еще лучше, четверых, нападут, вряд ли, только где брать еще одного человека, помимо Валентина и Эстебана, да и с чего он вообще взял, что Валентин будет ему помогать. Ведь Придд совсем ничего не знает и не помнит...

Погруженный в глубокие и тяжелые размышления юноша не заметил, как подъехали к дворцу, и не стал восхищаться его архитектурой - просто слез с Баловника, молча отдал поводья подоспевшему королевскому конюху, и с безучастно-сосредоточенным видом направился за Рокэ Алвой. На лице того сохранилось бодрое выражение, и Ричарда на миг уколола белая зависть. Когда человек независим не от кого, кроме прихотей кардинала, ему легко держаться таким образом, но в его, Окделла, положении, только и остается беспрестанно лихорадочно размышлять о суете сует.

- Смотрите на окружающих проще, - дал Ворон ценный совет, когда разодетые в честь торжественного дня гвардейцы распахнули двери перед гостями, - и думайте о чем-нибудь отстраненном. У вас на лице легко прочитать любую мысль и любое ваше настроение.

- Да? - нахмурился Дикон, вспоминая, что слышал нечто подобное от Ларака, но, видимо, за проведенное в Лаик время, совсем забыл, каково это - прикидываться безмозглым провинциалом. - Хорошо, я буду стараться.

Однако стараться не пришлось - едва юноша отвлекся от размышлений, как рассматривать широко раскрытыми глазами окружающих людей в разноцветных колетах и платьях, дворцовые украшения, и прочие символы богатого нового дворянства стало несложно. Именно такой удивленный взгляд бывает у молодого человека возраста Ричарда, впервые оказавшегося среди первых дворян Талига.

Они ненадолго остановились - для беседы Рокэ с каким-то пожилым и полноватым господином неприятной наружности, и Ричард решил не терять даром времени. Быстро оглядевшись, юноша разглядел родовые цвета Рокслеев, в которые одели бывшего носителя Изначальной Твари Валентина Придда, а еще - затянутого в аквамариновый колет скучающего Эстебана. Последний, поймав на себе взгляд друга, немедленно оживился и кивнул - Дикон ответил ему сдержанным кивком, чтобы не выдавать общую дружбу, и на этом их зрительный контакт пропал.

- Хотите упасть с лестницы?

- Создатель, разумеется, нет!

Что там было до этого? Ричард переглядывался с бывшим однокорытником и прослушал, наверное, диалог не особо важный, хоть в нем и прозвучало слово «оруженосец». Только эр не станет выдавать своих намерений, как надежный человек. Они продолжали идти вперед, пока не вошли в большой зал, где людей оказалось еще больше и у Ричарда зарябило в глазах от ярких платьев и колетов, а шум разговоров и смеха начал сбивать с толку.

Вот они подошли к богато украшенным и тяжелым двухстворчатым дверям, охраняемым гвардейцами в черно-белом, но едва подошел Рокэ Алва, тут же убрали легкие алебарды, пропуская его и оруженосца. Едва завидев щебетавших придворных дам и фрейлин, Ричард сообразил, что оказались они в приемной Ее Величества, но куда эр пошел дальше? Допустимо ли ему проходить в будуар? Чуть позже юноша сообразил, что эру просто угодно познакомить его с общей союзницей, чтобы оруженосец принял окончательное решение, нужна ли ему эта сделка. И скорее всего Рокэ Алва поступал правильно.

В зеркале, возле которого сидела королева, отразилось бледное миловидное женское лицо, и она молча ждала, пока камеристки уберут ее волосы в высокую прическу, но при виде в зеркале маршала не стала возражать против его присутствия.

Обычно зеркало лжет, сглаживая недостатки, и это стало еще одной причиной отказа Ричарда влюбляться в эту женщину.

- Господа, мы всегда рады видеть Первого маршала Талига и его оруженосца, - промолвила она тихо.

- Да, оруженосца, - оглянулся на Ричарда Алва. - Я пришел подтвердить то, что теперь он с нами заодно.

- Конечно, - в голосе Катарины не задержалось ни удивления, ни задумчивости, значит, Рокэ написал про Ричарда ей до сегодняшнего дня, - вам виднее. Не сомневаюсь, Алва, вы не станете раскаиваться в своем решении.

- Как и всегда, Ваше Величество.

- Да, - отчего-то печально подтвердила королева, - но прошу меня извинить, я еще не закончила...

Рокэ Алва пропустил эти слова мимо ушей и принес Катарине в дар алую ройю, прикрепив его к черно-белому платью, а Ричарду стало неловко, ему показалось, что он напрасно присутствует при беседе хороших друзей. Или любовников. Там, где трое, всегда остается третий лишний, и Ричард, влюбившийся в Катарину, обязательно путался бы под ногами у них обоих, однако сейчас его чувства молчали.

На какой-то момент юноша подумал, что возможно и не полюбит никогда ни одну девицу, потому что его сердце и душа слишком заняты проблемами Надора и Излома. Жениться можно всегда, на достойной девушке из хорошей семьи, но не полюбить, и это будет подобно родительским отношениям. Вот же незадача. Но куда более серьезной незадачей оказалось то, куда его, герцога Окделла втянули. Дворцовые интриги совместно с Первым маршалом и Катариной Оллар, но зачем королеве знать про Гальтару?

Гальтара все-таки не причем, но Ричард проверит, и когда будет возможность, расскажет Ее Величеству историю старой столицы. Только, скорее всего эта женщина - обычная олларианка, на худой конец эсператистка, а к абвениатству приобщиться откажется, впрочем Ричарда это не особенно беспокоило. Гораздо интереснее, какую роль она выполняет и на чьей стороне: братьев со Штанцлером или кардинала с Алвой?

Ричард стоял, слушал разговоры вошедших Штанцлера и Дорака, дивился тому, как легко высшие дворяне и духовенство может зайти в будуар к женщине, чтобы преподнести ей дары, и преспокойно обмениваться в ее присутствии любезностями, и молчал сам. Он отлично помнил, что должен играть роль недоученной глуповатой невинности, и надеялся, что играет ее успешно, А самое главное - не вмешиваться в вялотекущую и очень злую беседу сильных мира сего, пусть даже Рокэ иногда срывался и задевал чьих-то ограбленных предков, и Ричард подозревал, что намек лег темной полосой на память Алана Окделла.

Разрубленный Змей! Наверное, если Окделлам внушали плохие вещи об Алвах с раннего детства, то и кэналлийцев с того же возраста учат презирать надорцев. Только свои чувства нужно держать под замком, они ни кошки не помогут, даже более того - усугубят все, что только возможно! А потому юноша почтительно молчал и ждал окончания сплетенных втрое бесед. Катарина молчала то же - должно быть, молилась олларианскому Создателю.

Королеве Талига исполнилось двадцать пять лет, Фердинанду было тридцать девять, и, выходя следом за ними из белого будуара, юноша отстраненно подумал, что не опустится до неравного брака. Являться старой развалиной и знать, что заедаешь чужой век - что может быть хуже? Хотя да, может, если мужчина считает, что поступает правильно, женившись на женщине, гораздо моложе себя.

Уж если быть Человеком Чести - значит соблюдать настоящую честь, а не ту, что диктовали ему Штанцлер и мать. Ричард взглянул мельком на Дорака - тот держался величаво и спокойно, никоим образом не указывая на свое превосходство над всеми находящимися в будуаре, и ему на удивление прекрасно удавалось держать лицо. Конечно, это можно было запросто списать на многолетний опыт, но с тем же успехом можно и состариться дураком, так что начинать учиться нужно смолоду. Если Ричард Окделл овладеет искусством маскировки собственных чувств и мыслей, значит, все его затеи просто обречены на успех.