Огненная лилия - Айнгорн Алекс А.. Страница 22
— Волк зверь, и собака зверь. И бледнолицые, и краснокожие — люди.
Нам здесь нечем гордиться.
Похожие друг на друга лесные пейзажи мелькали перед Онор-Мари, и она отчаялась запомнить дорогу хоть отчасти. Она сделала свой выбор, и уж теперь ей придется следовать за индейцем. Ее мучила мысль, что в конце их пути ее ожидает нескладный дикарь с печальными глазами голодного зверя.
Паук! Стоило ли кромсать свою жизнь, выходить замуж за старика, переносить обвинения и насмешки, чтобы вот теперь, когда она свободна и богата, стать женой дикаря!
Вечерело, лес медленно погружался в синеватую тьму. Онор старалась держаться поближе к своему спутнику. Солнце еще не село; окруженное розовым ореолом, оно еще виднелось сквозь частые ряды узкостволых сосен.
— Волк!
— Что?
— Мы что, собираемся идти всю ночь?
— Нет. Скоро остановимся на ночлег.
Вот и все. Онор раздраженно вздохнула. Нарастающее беспокойство мог умерить лишь человеческий голос, пусть даже принадлежащий индейцу. Пусть он вел ее навстречу незавидной судьбе, пусть считал ее своей пленницей, все-таки, пока он был ее единственной защитой и опорой, единственным, кто мог разогнать навязчивые тени страха.
— Волк! — окликнула она его.
— Что еще? — он остановился и, не глядя на нее, стал разводить огонь в небольшом овраге. Она устало стояла над ним, даже не пытаясь помочь хотя бы насобирать хвороста.
О чем бы спросить? Она припомнила разговоры, которые ходили среди солдат форта.
— Я слышала, будто индейцы прячут в горах огромные богатства. Это правда?
Он напрягся, словно готовый к прыжку зверь.
— Я думаю, это чепуха. Разве жили бы вы так просто, если бы обладали несметными сокровищами? Разве не так? Но разговоры все же откуда-то пошли… И тут она сообразила, что сделала глупость. Устремленные на нее глаза пылали гневом. Волк вскочил и схватил ее за плечо.
— Зачем тебе это?!
Она попыталась отстраниться.
— Да незачем, конечно. Просто так.
— Ты лжешь, скво!
Она растерялась поначалу, не понимая, чем вызвала такой гнев. Он сжал ее плечи так, что ей стало больно.
— Прекрати, Волк! — закричала она, разозлившись. — Убери руки, черт тебя побери, больно же!
— Рассказывай все! — он буквально тряс ее, словно ожидая, что из нее посыпятся свидетельства ее предательства.
— Чего ты хочешь? Оставь меня в покое! — взвизгнула она, вырываясь и норовя ударить его ногой, однако Волк увернулся, и удар прошел вскользь.
Он яростно швырнул ее на землю.
— Рассказывай, если хочешь жить!
— Да нечего мне сказать, Волк! Отстань от меня, ради бога!
Он выхватил из огня горящую головню и ткнул ей едва ли не в самое лицо. Она вскрикнула и инстинктивно закрылась руками.
— Говори!
— Что?
— Правду! — загремел он.
— Правду о чем? — крикнула она еще громче него.
— Зачем тебе знать про наследство наших предков?
Она приподняла руки в знак, что сдается и готова во всем сознаться.
Признание она сочинила на ходу.
— Это все Ривароль, офицер из форта. Он рассказал мне. Он послал меня.
Обещал помочь мне, если я разузнаю, где то самое место.
— Помочь?
— Ну и мою долю, ясное дело. Он идет следом за нами с целым отрядом.
— Ты лжешь! За нами никто не шел.
— Это ты так думаешь. Да убери свой дурацкий огонь, не хватало, чтоб на мне загорелись волосы.
Его надменное лицо выдавали лишь глаза. Презрение, ненависть, горечь, бесконечная, бессильная злость против коварных бледнолицых — все это, сменяя друг друга и перемешиваясь, адскими языками пламени светилось в этих черных глазах.
— Ты специально пошла за мной? Вы, франки, подстроили все это?
— Да, — коротко кивнула она. Злость была в ней сильнее страха. Она созналась бы в чем угодно, лишь бы позлить его. Янтарь ее кошачьих глаз тоже источал недобрый огонь, не предвещавший Волку ничего хорошего.
Волк мрачно оглядел ее и, не найдя следов раскаяния, жестко проговорил.
— Ты не стоишь того, чтоб быть пленницей Красного Волка. Прощай.
Она поняла, что зашла слишком далеко. Волк бросил ее и ушел, а впереди ночь. Она в сердце леса, не знает дороги, она безоружна, она совсем одна.
От чего ей суждено погибнуть — от когтей диких зверей, от голода, от стрелы какого-нибудь краснокожего? Она яростно ударила кулаком по земле.
Нет уж! Она останется жить! Назло всем! Назло Волку, индейцам, белым, всем! Назло губернатору и офицерам, которые не хотели помочь ей. Назло пиратам, бросившим ее тонуть на гибнущем судне. Назло всем, кто завидовал и ненавидел ее. Назло Генриху д’Арно, который хотел, чтобы она заживо сгорела в свою первую брачную ночь с его жирным старым дядей. Она поднялась на ноги. У ее ног догорал костер. Она вытащила головню потолще, чтоб дольше светила.
— Куда направился этот краснокожий садист? — пробормотала она. Он скрылся где-то за зарослями папоротников, и Онор пошла следом, на ходу клянясь, что посчитается с ним. Ей недолго пришлось идти. Она нашла Волка на поляне всего в десяти минутах ходьбы от того места, где он оставил ее.
Он стоял в напряженной позе, как олень, готовый мгновенно метнуться в чащу, если увидит признаки опасности.
— Пришла? — сказал он.
— Вернулся? — спросила она одновременно с ним. Он осторожно шагнул к ней. Она развела руками.
— Я все наврала. Про Ривароля и про деньги.
Он приблизился вплотную к ней, и его пальцы приподняли ее подбородок так, чтобы видеть глаза. Несколько мгновений они не шевелясь смотрели друг на друга. Затем рука Волка опустилась.
— Хорошо, — проговорил он. Ее янтарные глаза сузились.
— Ты мне веришь?
— Да, — он забрал у нее еще тлевшую головню и разжег костер из мелкого сухого хвороста. Онор присела у огня, хотя и так было тепло после жаркого летнего дня. Она от нечего делать подбирала ветки, скармливая их пламени, наблюдая, как они занимаются, горят и постепенно чернеют.
— Не бросай в огонь все подряд, — проворчал Волк. — А то будет много дыма, — глупый тетерев, подстреленный Волком, занял свое место над огнем, чтобы вскоре превратиться в аппетитный ужин. Онор прикрыла глаза, ее уже клонило ко сну. Последнее, что она в тот вечер умудрилась сделать, так это поинтересоваться, чуть приподняв голову:
— Так что, и правда существуют сокровища?
И тут же возблагодарила бога, что у Волка крепкие нервы. Другой на его месте, наверное, уже задушил бы ее.
Скоро лес остался позади. Весь следующий день они шли по холмистой местности, поросшей лишь травой. Деревья встречались все реже. Здесь нещадно палило солнце, и растительность, несмотря на разгар лета, выглядела слегка пожухшей и выгоревшей. Над головой постоянно парил один и тот же орел, словно выслеживая их, и его огромные крылья были единственным, что на доли секунды дарило тень.
День прошел достаточно спокойно, по крайней мере, Онор научилась довольствоваться малым: ничего плохого не случилось — а значит, все хорошо. Но вот к вечеру относительный покой испарился, словно Боги, на время позабывшие об Онор, вспомнили о ней и радостно потерли руки. Они с Волком как раз шли по склону, минуя вершину холма, когда чуткий слух индейца уловил чужеродный звук. Он знаком велел Онор обождать, и стал быстро подниматься вверх. Онор подставила лицо ветру, предоставив Волку заботиться о их безопасности, хотя ее глаза невольно не выпускали его из поля зрения. На фоне розового заката его высокая фигура приобрела странный загадочный красноватый оттенок, и Онор отметила про себя, что статности его сильного гибкого тела позавидовал бы любой белый. Тугая кожаная повязка, украшенная пером, подчеркивала стальные мускулы на руке, сжимавшей рукоятку топорика, который мог быть более, чем грозным оружием для того, кто умел им пользоваться, таким же грозным, как ружья солдат.
Она обернулась и увидела десятки быстрых теней, мелькнувших за грядой. Она подхватила юбку и побежала за индейцем. Он сердито тряхнул головой, увидев, что она спешит за ним, не заботясь о том, чтобы прятаться.