Огненная лилия - Айнгорн Алекс А.. Страница 53

— Все, — прошептал он ей на ухо. — Все, Лилия. Верь, мои воины придут.

Я знаю, они слышали меня. Они придут.

Он устроил ее на остатках соломенной подстилки и пристроился рядом, прижав ее голову к своей груди.

— Нужно ждать, — тихо повторил он. Лейтенант наблюдал за ними из своего угла, полускрытый перегородкой. Волк склонился над ней, касаясь ладонью ее щеки, ее губ. Руки Онор обвились вокруг его шеи, притягивая его ближе. А Дю Гарро… Он заслужил маленькую месть с ее стороны. И пусть знает… Пусть знает.

Они пришли, грозные воины нещадно истребляемого племени гуронов, пришли вовремя, чтобы помочь своему вождю. Комендант лишь только успел послать гонца за подкреплением, а гуроны уже подходили к воротам крепости. Грохот страшного удара сотряс воздух, и ворота поддались мощному напору извне. Завязалось сражение, жестокое сражение, не пощадившее ни правых, ни виноватых, ни ту, ни другую сторону, и цвет крови, пролившейся на землю, был одинаково алым. Волк и Онор-Мари обрели свободу, и гордый вождь гуронов тут же бросился в бурлящий водоворот битвы.

Это было одно из тех редких сражений, в которых индейское племя одержало безоговорочную победу. Их большой, сильный, понимающий друг друга с полувзгляда отряд за какой-то час разгромил перепуганный, сбитый с толку французский гарнизон. Форт пал. Полковник д’Отвиль позорно испарился с поля боя, спасая свою жизнь. Скоро над долиной уже поднимались клубы черного дыма, — гуроны подожгли строения врагов, покидая опустевшую крепость. Скоро на ее месте остались лишь обгорелые руины, окруженные почерневшим частоколом. Над руинами кружили вороны, и только их карканье да поскрипывание повисших на одной пели ворот нарушали тишину.

Онор радовалась победе едва ли не больше, чем сами гуроны. Однако Волк быстро остудил ее бурную радость. Он знал, что такое война, знал истинную расстановку сил и не обольщался.

— Это всего только одна маленькая победа, Лилия, — сказал он ей. — Не больше. Ты должна понимать это. Одна-единственная капля в водах Онтарио.

Это только мгновение, за которым придут другие, трудные и долгие, где гуроны не всегда будут победителями. Но мы все равно будем сражаться, пока будут силы, и когда их не будет тоже.

Вскоре Онор узнала, что представители племени отправляются в город, где состоятся мирные переговоры. Индейцы возлагали большие надежды на эти переговоры, окрыленные последней победой. Волку пришлось взять ее с собой, иного выхода у него не было.

Коляска, в которой сидели губернатор д’Амбуаз и посланник французского короля Фурье, катила по узким улочкам, едва ли не задевая каменные строения по бокам.

— Итак, вы настаиваете, что нам следует согласиться с требованиями индейцев и провести переговоры на нейтральной территории? Я, откровенно говоря, предпочел бы, чтобы они смирно пришли просить аудиенции.

— Помилуйте, господин д’Амбуаз! Поверьте мне, я профессионал в переговорах с противником. У меня есть слабые стороны, но я до сих пор не завалил ни одних переговоров. Необходимо выказать уважение к их мнению.

— Мнению дикарей! — презрительно фыркнул губернатор.

— Дикарей, которые разгромили форт, находящийся на подвластной вам территории. Нам не нужно повторения этой ошибки, не так ли?

— Пусть вы правы, — буркнул Амбуаз. Фурье отвернулся в сторону и ахнул, потому что их коляска едва не задела молодую женщину, которая отскочила и одарила возницу злым взглядом. Две длинных толстых светлорыжих косы скользили вдоль ее прямой, подчеркнутой корсетом спины, опускаясь ниже талии. Все это вкупе с золотистым персиковым загаром, казалось, создавало иллюзию исходящего от нее тепла.

— Знаете, кто она? — усмехнулся губернатор. — Нет? Я вам расскажу.

Коляска продолжала катить вперед, а Фурье, как завороженный, слушал историю Онор в интерпретации губернатора д’Амбуаза.

А на следующий день хозяин постоялого двора передал Онор карточку Фурье и приглашение на бал, устроенный в его честь.

Онор-Мари недоуменно вертела в руках визитную карточку. Имя Антуана де Фурье ей ничего не говорило. Она чувствовала, что произошло какое-то недоразумение. Ее здесь никто не знал, а кто знал, те не звали бы ее на бал. Скорее ее позвали бы на публичное покарание с ней в главной роли. Но как бы то ни было, ее пригласили. Она старалась поменьше думать об этом приглашении, и все равно время от времени доставала его и рассматривала, прикасаясь пальцами к красивому вензелю в углу. Промучившись полдня, она осознала, что хочет пойти. Желание это росло и крепло в ней, и все, что было в ней суетного, подало свой голос. Она отгоняла соблазн, но мысленно прикидывала, что бы надеть.

Волк появлялся на постоялом дворе лишь ночами, когда никто не мог его видеть. Ему совершенно не хотелось идти туда, но оставлять Онор одну на долгое время тоже не годилось. И он скрепя сердце пробирался по ночным улочкам к заветному дому и через окно попадал в комнату, которую она сняла.

Онор не собиралась рассказывать ему о приглашении, но так вышло, что она все рассказала. Волк был проницателен, да и нетрудно было догадаться, как сильно ее тянет на бал. Конечно, он был против, могло ли быть иначе. А Онор, только что корившая себя за свои слабости, принялась уговаривать его.

— Это же только один раз. Только один, ведь потом мы уедем, и у меня не будет другого случая. Меня никто там не знает. Я тихо затесаюсь в толпу. Я бы недолго. Всего несколько танцев. Я так давно не была на балу, и наверное, никогда уже не буду.

Он долго смотрел ей в глаза.

— Почему? — спросил он. — Почему ты так хочешь этого, Лилия? Что тянет тебя?

Она не знала, что ответить. Ничто ее не тянуло. Просто она соскучилась по шуму, громкой музыке, звонкому смеху, изящному флирту. Ничего не поделаешь, она любила все это, как любила жизнь во всех ее проявлениях. И Волка она тоже любила.

— Мне только хочется развлечься, Волк. Я знаю, это не ко времени и не к месту, можешь осуждать меня. Знаю, тебе непросто, ты все время мысленно со своим народом, тебя сейчас заботит только его судьба. Меня тоже все это не безразлично. Но я не могу целыми днями только переживать.

— Лилия, я не осуждаю. Жизнь не остановилась. Твой смех дает мне силу бороться дальше. Но… Эти люди, они никогда не понимали тебя. Зачем ты ищешь их общества?

— Мне нет до них дела. И потом, они разные. Не все такое уж черное.

Волк, я не ищу их дружбы. Мне бы один только вечер, просто расслабиться.

Это ничего не значит.

— Это значит, что сердцем ты с ними.

— Нет! — упорствовала Онор. — Ты не понимаешь. Они мне чужие, и в этом вся прелесть. Когда я знаю, что этих людей никогда больше не увижу, я могу быть самой собой.

— Лилия, я знаю, это принесет тебе только боль.

— Глупости, Волк, это всего только бал, а не военные переговоры. Так ты не против, если я пойду?

— Ты знаешь, что я против, и я не буду лгать тебе. Но ты иди. Если ты не пойдешь, тебе будет казаться, что ты что-то упустила в своей жизни.

Она почувствовала себе неловко.

— Если бы мы могли вместе… Если бы…

— Не грусти, Лилия, — он улыбнулся ей. — Мне вряд ли бы понравилось.

— Это правда, — Онор рассмеялась. Но она все еще колебалась. — Но ты точно не станешь обижаться, если я пойду?

— Иди, Лилия, — он безрадостно усмехнулся. — Иди, если хочешь. Я подожду, пока ты вернешься, — что-то в его напряженном голосе вызвало в ней дурное предчувствие, но даже оно не подавило в ней острого желания окунуться в бушующие воды светской жизни.

На следующий день она купила платье, перчатки, и за пару часов превратилась из миловидной молодой женщины в элегантную леди с томным взглядом. Вряд ли Волку была по душе эта перемена. Он наблюдал за ее сборами, и больше ни словом не обмолвился о том, что ей лучше отказаться от этой взбалмошной мысли. Она поехала в наемном экипаже, который неторопливо катил по незнакомым улицам.