Огненная лилия - Айнгорн Алекс А.. Страница 66

За ее спиной хрустнули ветки. Онор оглянулась. Зоркий Орел осторожно пробирался к ним, скользя по крутому склону оврага. Он сразу нагнулся над раненой. Онор молча ждала.

— Она будет жить, — сказал он тихо. Онор чуть улыбнулась.

— Правда?

— Она сильно ранена. Но не смертельно. Она сильная, выживет.

Индеец приподнял ее, чтобы взять на руки.

— Я видела, как они тебя схватили, Зоркий Орел. Ты бежал?

Он молчал, и у нее отчего-то заныло сердце.

— Зоркий Орел?

Он резко повернулся к ней, и выражение его лица испугало ее.

— Мой брат, Свирепый Волк, помог мне спастись. Он напал сзади на тех, что хотели увести меня.

— И… где он? — тихо спросила Онор.

— Они упустили меня, но взамен захватили в плен его.

Она даже не вскрикнула, не расплакалась, хотя сразу поняла, какая незавидная участь его ждет у исконных врагов. Сидела и без выражения глядела на ирокеза, словно мир перестал существовать. Он схватил ее за плечи и встряхнул.

— Ты ничем ему теперь не поможешь, Тигровая Лилия. И я не помогу.

Думай теперь о себе. Если тебе некуда идти, я возьму тебя с собой, будешь жить с моим народом. Хочешь, я возьму тебя в жены, будешь жить с нами, и я никогда не прикоснусь к тебе, если ты так пожелаешь. Он был моим другом, великий воин, великий человек, я сделаю для тебя, его жены, все. Я знаю, он считал тебя своей женой.

— Он был твоим другом… — мольба в ее голосе заставила его вздрогнуть.

Он мучительно сжал кулаки.

— Да, и я знаю свой долг перед ним. Но я знаю также свой долг перед ней, — он указал на Важенку. — И я знаю, что бы он теперь просил меня сделать для него. Он просил бы вывести тебя отсюда живой.

Она кивнула.

— Ты прав, Зоркий Орел. Но есть кое-что… что-то, что я не могу принять. Есть мой долг перед Волком. Мне некуда идти, да, и я не хочу быть приживалкой в твоем доме. Я разыщу его.

— Постой, Тигровая Лилия! Куда ты пойдешь? К алгонкинам? Зачем? — выкрикнул он, пытаясь удержать ее. Она мягко высвободилась.

— Не останавливай меня, Зоркий Орел. Я должна быть там. Кто знает, возможно, я смогу что-нибудь сделать.

Он понял, что ее бесполезно переубеждать. Он поднялся на ноги с Важенкой на руках.

— Тигровая Лилия, пусть твой путь приведет тебя к миру.

— Прощай, Орел. И спаси Важенку.

— Спасу. Обещаю. Прощай.

Они разошлись. Индеец исчез в лесу, а Онор вернулась на дорогу. Ей нетрудно будет следовать за алгонкинами, их путь был выжжен огнем и залит кровью. Она знала, что не в их обычаях уводить пленника далеко, они расправятся с ним здесь же, неподалеку, при молчаливом согласии властей.

Она шла по пыльной дороге, держа спину прямо, высоко подняв голову, с безнадежной усмешкой гладиатора, кривившей ее губы, — шла, пока рядом с ней не раздался топот лошадиных копыт.

— Онор!

Фурье соскочил с лошади и порывисто обнял ее.

— Онор! Совсем одна! Господи!

Она словно пробудилась от долгого сна, с трудом стряхивая с себя оцепенение.

— Фурье? Куда вы едете?

— Я ищу лагерь алгонкинов. Разведчик донес, что они разбили гуронов и захватили пленных. Губернатор хочет… наладить с ними отношения. Я должен выкурить с ними трубку мира, — он усмехнулся. — Чего не сделаешь ради Франции.

— Я поеду с вами.

— Конечно! Со мной вы будете в безопасности. Их вождь знает меня, знает, что я несу лишь мирную миссию. А парламентариев не трогают даже дикари.

Он пристально глядел ей в лицо, размышляя, что могло привести ее на эту безлюдную дорогу.

— Почему вы одна, Онор? — наконец, прямо спросил он.

— Волк у них. В плену.

Он помолчал и, так и не придумав ничего лучшего, предложил ей место позади него на лошади. Пока они скакали вместе, погруженные в свои мысли, он жалел, что согласился взять ее с собой, но было поздно. Легкий дымок, вьющийся над долиной, указал им правильный путь. Вскоре выставленные алгонкинами часовые преградили им путь. Фурье предъявил им длинный пояс, вышитый загадочными узорами, и ему позволили подойти к вождю, хотя глаз с него не спускали. Онор не стала слушать их разговор. Она попыталась отойти в сторону, чтобы поискать пленника, но индейцы не пустили ее. Ей пришлось остаться около Фурье, который витиевато объяснял вождю, что мир для губернатора важен достаточно, чтобы пойти на многие уступки, и просил не прислушиваться к англичанам, которые дарят индейцам ружья, чтобы натравить на французов. Вождь важно кивал. Они действительно выкурили по трубке, но, наконец, церемония окончилась, и вождь жестом пригласил Фурье и его спутницу следовать за ним. Они спустились с пригорка, где расположились индейцы. Там, в долине, развели костер, а пленника привязали к столбу, врытому в землю. Это был Свирепый Волк. Онор оглянулась на Фурье.

— Вы ничего не сделаете?

— Онор, дорогая. Что? Мы, белые цивилизованные люди, не можем изменить обычаи дикарей. Нам остается лишь контролировать то, что не в состоянии пресечь силой.

— Контролировать?!

— Вождь пригласил меня остаться, Онор. Он очень горд собой и своими людьми. Его оскорбит, если я уеду.

— Понимаю, — проговорила Онор. — Оставайтесь, раз надо.

Сама она была уверена, что не выдержит этого.

На мгновение она очутилась около Волка.

— Ты же не уйдешь, — проговорил он. Было это утверждение или просьба, Онор не знала.

— Волк! Ради всего святого…

— Лилия, ты будешь здесь.

— Если бы ты просил меня остаться, потому что тебе от этого станет легче, и тогда бы я осталась, да. Но ты просто следуешь своим упрямым догмам, и я ничем не могу тебе помочь.

— Тигровая Лилия, ты жена мне или нет? — его голос прозвучал жестко.

— Конечно.

— Тогда твой долг быть здесь, со мной. До моего последнего вздоха. Ты обещаешь?

— Обещаю, — какой еще у нее был выход?

Фурье увел ее в сторону. Гремел барабанный бой, оглушая Онор. Мир для нее померк. Она стояла, неподвижная и безжизненная, и сердце ее обливалось кровью.

— Вам нужно отдохнуть, — заметил Фурье.

— Я обещала не уходить.

— Они еще не начали. И не сразу начнут. Еще целый ряд обычаев. Хватит на целый час.

Она подумала о новой жизни, за которую отвечала, и отправилась прилечь. Незаметно для себя она отключилась, но в тяжелом забытьи пробыла больше часа, и когда она вскочила, обряд был в самом разгаре. Она еле дошла до Фурье и оперлась о его руку. Он молчал, но в глазах его застыл бесконечный ужас. Кровь, стекавшая по телу Волка, словно поток расплавленного металла, вонзилась ей в сердце, прожигая его до дна. Она рванулась к Волку, вскрикнув от яростного бессилия.

Четверо индейцев преградили Онор путь к Волку. Она бросилась на них, как разъяренная кошка, и напоролась бы на нож, если бы Фурье не удержал ее.

— Онор, дорогая, помните, что ваша гибель никому не поможет, — прошептал он. Крепко держа ее за руки, Фурье выглядел по настоящему огорченным.

— Отпустите меня, — сопротивлялась Онор. — Отпустите же!

— Обещайте вести себя тихо.

— Нет! — она упорно мотала головой.

— Будьте же благоразумны, умоляюще сказал он. Онор без сил припала к его плечу.

— Я не могу больше, — всхлипнула она. Но остатки мужества заставили ее поднять голову. Она знала — Волк презирает слабость. Ей не удалось встретить его взгляд. Волк смотрел куда-то вперед, поверх молодой еловой поросли, сосредоточившись на чем-то своем. Он казался равнодушным. Но Онор не верила в это кажущееся спокойствие. Волк был частью ее самой, единственным по-настоящему близким ей человеком. Ей уже не нужно было слов, чтобы понимать его. Он был всего лишь человеком, он хотел жить, он любил ее и чувствовал боль точно так же, как любой белый. Он всего лишь обладал большей силой воли, чем белые могли предполагать. Онор вглядывалась в его гордое лицо с посеревшими губами. Его оскорбляли, стараясь задеть за живое. Но ничто не могло вывести его из себя. Он презрительно отвечал на каждое их слово, чтобы молчание его не было принято как знак бессилия. У него хватало духу перечислять, что бы он сделал со своими врагами, попади они ему в руки. Он вызывал еще большую ярость и гордился этим. Онор научилась понимать это, но не научилась гордиться вместе с ним, как гордились бы индейские жены. Она видела только кровь на его теле, каждая капля которой уносила кусочек его жизни.