Падре (ЛП) - Уайлд Кларисса. Страница 17

Он играл на детской площадке, пока Лаура занималась, и я, честно говоря,

совершенно забыл о нём, даже находясь здесь.

Почему он подошёл ко мне? Мне не интересно. Даже отдалённо.

Боже, так чертовски неловко.

–Что вы делаете? – спрашивает он меня, сжимая лист в руке, который только что

сорвал с дерева.

–Э–э… просто отдыхаю в парке, – отвечаю я, пытаясь рассмеяться, как будто это

неважно.

– Вы здесь из–за моей сестры?

Мои глаза расширяются, и я снова смеюсь. – Нет, конечно, нет! Почему ты так

думаешь? –мой голос звучит так нелепо, я плохой лжец, это невероятно.

Он пожимает плечами. – Ну, я знаю, что вы шли следом за нами от нашего дома.

В ужасе я закрываю глаза и вздыхаю.

–Это нормально. Я понимаю, почему она вам нравится. Она добра к людям.

– Да, – соглашаюсь.– Очень милая.

Он улыбается мне так мило, что мне трудно поддерживать самообладание.

–Что ты делаешь? – спрашиваю его.

–Ничего, – отвечает он, выбрасывая разорванные листочки. – Я играл в песочнице,

но мне стало скучно.

– Почему? Ты можешь создать так много вещей с небольшим количеством песка.

– Я знаю, но это не весело, если у тебя нет друзей, чтобы играть.

Я киваю, мне так жаль парня. – Я вижу.

Снова неловкое молчание, и я чувствую, что это какое–то негласное приглашение

для меня, чтобы пойти поиграть с ним или что–то в этом роде. Но я не уверен, что хочу

выпустить Лауру из поля зрения. Что, если она увидит меня в песочнице с ним? Она может

подумать, что я какой–то невменяемый преследователь.

Это потому, что так и есть, но всё же.

– Отец Фрэнк, – вдруг начинает Бруно. – Почему вы не в церковной одежде?

Я пожимаю плечами. – Потому что на улице жарко, и я просто обычный человек.

–Так вы не из церкви?

Я фыркаю. – Конечно я из церкви. Но в ней мне нужно выглядеть так, как будто я

там работаю. Сейчас я не на работе, поэтому оделся так, как мне нравится.

– И что это за чёрные штуки на вашей коже?

Нахмурившись, я смотрю, куда он указывает, и понимаю, что это моя спина,

которая покрыта татуировками. – О, это татуировки, о которых я рассказывал, помнишь?

Это рисунки, но на коже.

–Круто! Можно мне тоже такие?

–Нет, – строго говорю я, но потом смягчаю голос, потому что не хочу быть мудаком.

–Татуировки предназначены только для взрослых.

–Почему? – он выглядит разочарованным.

–Ну… потому что они навсегда. Их нельзя стереть.

–Правда? –его глаза загораются. –Удивительно.

Я фыркаю и качаю головой. – Ты забавный, малыш.

–Спасибо, – говорит он. –Вы тоже.

Не уверен, что это комплимент, но приму его.

–Но… Я думал, что священникам не разрешается иметь татуировки?

–Я не священник, Бруно, – отвечаю я. – Я – проповедник. Да и кто тебе это сказал?

–Мой брат, – отвечает он, рисуя в пыли восьмёрку ботинком.

– Ну, твой брат ошибается.

–Почему? –он наклоняет голову.

–Я особенный проповедник. Плохой, – я поворачиваюсь к нему лицом и косо

смотрю, пытаясь выглядеть как можно опаснее. – Ты не захочешь со мной связываться,

малыш. Я злой, – я делаю страшное лицо, и ребёнок взрывается от смеха – это заставляет

меня улыбнуться.

Тогда я заметил, что Лаура направляется в нашу сторону.

Я прочищаю горло и сижу, стараясь не выглядеть, как подонок, хотя я…ещё тот

подонок.

Она наклоняет голову, когда узнает меня и хитро улыбается. – Эй, разве я не знаю

тебя?

–Он – отец Фрэнк, сестра! – говорит Бруно. – Он был в нашем доме, на завтраке! Ты

забыла?

–Нет, глупенький, это был риторический вопрос, – она массирует голову,

взъерошивая волосы.

– Что такое рит–рит–орка?

Она усмехается. – Это означает, что это не вопрос.

–Должен ли я вообще отвечать тогда? – размышляю я.

Она обращает на меня внимание, вытирая лоб полотенцем. – Ну, что за

совпадение.

Улыбаюсь и наслаждаюсь видом. Нет смысла отрицать, тем более что никаких

обвинений не было. Пока.

– Бруно уже нашёл тебя. Ты следишь за нами или что? – спрашивает она,

поднимая бровь.

Ах–ха, вот оно.

– Нет, – ухмыльнулся я. – Просто ваш дружелюбный сосед–проповедник

патрулирует этот район.

Она закатывает глаза, но я могу сказать, что она едва сдерживает смех.

–Есть в чём исповедаться? – спрашиваю я.

Она вздыхает. – Как будто ты ещё не всё знаешь.

– У меня есть! – Бруно поднимает руку.

– О, да? Расскажи мне, что ты сделал? – спрашиваю я, приближаясь.

Он закрывает рот и застывает, так что я наклоняюсь ещё ближе и похлопываю по

скамейке. – Садись.

Он делает то, что я прошу, а потом поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог

прошептать мне на ухо.

–Я писал в песочнице.

Моя ухмылка превращается в полный всплеск смеха.

–Что? –спрашивает Лаура.

Я поворачиваю своёлицо к Бруно и шепчу ему на ухо.– Это настоящая причина, по

которой ты больше не хотел играть в песочнице?

Он кивает.

– Что?! –голос Лауры на этот раз ещё громче, она перекинула полотенце через

плечо, как какое–то заявление.

Бруно смотрит на меня так, как будто умоляет меня не говорить ей – вероятно,

потому, что она бы разозлилась и была бы права. Но я думаю, что буду играть в эту игру

один.

Поэтому я скрещиваю пальцы и улыбаюсь, как ублюдок. – Прости. Признания,

сделанные проповеднику, строго конфиденциальны.

О, этот взгляд на её лице сейчас.

В крови закипает ярость.

Великолепно.

– Фрэнк… – шипит она.

Я пожимаю плечами, всё ещё улыбаясь, когда откинулся назад.

– Он что–то сделал; ты должен мне сказать. Это не шутка, – ворчит она. – Что, если

это что–то постыдное или неправильное?

–Ты имеешь в виду то, что мы сделали в церкви?

Её глаза расширяются, и удивление на её лице делает его восхитительным.

–Что сделали? – спрашивает Бруно.

–Ничего! – шипит Лаура. – Фрэнк…

Я смотрю на Бруно и говорю.– Бруно. Если ты извинишься, твои грехи будут

прощены.

–Значит ли это, что и Бог меня простит?

Я киваю. Трудно объяснить эти вещи ребёнку, если он такой маленький, как Бруно.

Он мило рисует крест на груди и бормочет.–Простите.

–Хорошо, – я похлопал его по спине, а затем посмотрел на Лауру. – Видишь? Он

раскаивается, поэтому ему простили его грехи.

Она сужает глаза и огрызается на меня. – Ты такой плохой.

–Я знаю, – ухмыляюсь я, потому что считаю это комплиментом.

Я встаю со скамейки и отряхиваю штаны. – Ну, я думаю, что это намёк на то, что

мне уже пора.

Бруно тоже спрыгивает, говоря.– Спасибо, отец Фрэнк!

– Не стоит благодарности, малыш.

Я начинаю уходить, хотя ещё не закончил с Лаурой. Однако, я не могу поговорить с

ней наедине, пока здесь Бруно. Это просто невозможно.

– Что сделал Бруно? – кричит Лаура.

Я оборачиваюсь. – Ты хочешь знать, не так ли?

– Да.

–Думаю, тебе придётся прийти в церковь, потому что это единственное место, где

мы будем говорить о конфиденциальном,– я поднимаю большой палец и ухожу прочь,

оставив ошеломлённую и раздражённую Лауру.

Глава 10

Ночью я стоял у церкви, прислонившись к зданию, я взял в рот сигарету и прикурил

её. Спустя пять минут одиночества, Карл, церковный пианист и главный мастер на все

руки, вышел на улицу и, увидев меня, пошёл в мою сторону. Не было ни дня, когда бы я

не смотрел на его изуродованные ухо и нос. Чёрт. Неудивительно, что люди больше не

приходят в нашу церковь. Они либо шокированы мной, либо боятся его. Мы как призраки

в доме с привидениями или монстры в особняке Франкенштейна.

–Эй, – говорит он, останавливаясь рядом со мной. – Есть закурить?