Падре (ЛП) - Уайлд Кларисса. Страница 4

девушку с волнистыми, тёмно–каштановыми волосами, которые доставали до плеч. У неё

острые скулы, густые брови и большие голубые глаза. Она выглядит где–то на двадцать…

красивая и, конечно, привлекательная. Настолько, что я забыл, о чём говорил.

Всё, что я могу – это думать о ней… но тут я замечаю мальчишку, который сидит

рядом и наблюдает, как её ноги болтаются под скамьёй. Она берёт его руку и сжимает.

Её глаза…я не могу перестать смотреть.

По какой–то причине мой мозг перестаёт работать.

Даже на секунду и все проблемы исчезают. И я не знаю почему, но почему–то… она

мне знакома.

Это странно, ведь я никогда раньше не видел её.

Кашель другого прихожанина отвлекает меня от моих мыслей, я прочищаю горло и

продолжаю.

– Мы идём по жизни, потому что должны. Всё ради загробной жизни. Ради рая мы

делаем всё. Рай. Мне кажется, что все мы хотели бы оказаться там сейчас.– Я смотрю на

девушку и мне интересно, о чём она думает. Если она когда–то думала о небесах. Если

она понимает, что сейчас, когда я представляю её перед собой обнажённой, то наступит

мой рай.

К счастью, никто не может видеть то, что происходит в моей голове.

Все сейчас успокоились.

Я бормочу. –И насколько я вижу… вы можете жить полной жизнью, либо просто

сдаться. В любом случае, Бог не дерьмо. Он просто хочет, чтобы вы делали выбор. И ваше

решение зависит только от вас. В любом случае, мы все умрём.

Внезапно Мама поднимается на кафедру и выключает мой микрофон. Её взгляд

пронизывает меня. Ей не нужно ничего говорить. Я разворачиваюсь, мои ноги

заплетаются, я достаю маленькую бутылочку ликёра и выпиваю её залпом.

Я не делаю дерьмо дважды, ведь все здесь могут видеть, как я пью.

В любом случае, я собираюсь в ад. Это тоже можно бы было сделать весёлой

поездкой.

Глава 2

Порывшись под кроватью, я достаю два «Плейбоя», которые прятал от матери. С

улыбкой на лице падаю на кровать, тщательно пролистывая страницы, пока не нахожу

фото красивой обнажённой женщины, чтобы подрочить.

Что?

Я никогда не говорил, что святой. Это не так. Я натворил достаточно дерьма в своей

жизни. Если бы люди знали, то стали бояться меня. Но всё это было до того, как я стал

проповедником.

Не официально конечно. Я не посвящён в духовный сан. Я просто хочу что–то дать

людям, и я делаю это на проповедях.

Однако, и у проповедников есть потребности.

В первую очередь, я остаюсь мужчиной… Мои потребности не удовлетворены с

того воскресенья, как я увидел ту девушку в церкви. Что–то в ней взбудоражило всё моё

тело. Как будто оно снова ожило после долгого сна.

Не знаю почему, но я не могу выкинуть её из своей головы.

Не важно, сколько дней прошло, я не могу перестать думать о ней, кто она и

почему начала посещать мою церковь. Почему она здесь. Вдруг она так же грязно думает

обо мне, как и я о ней.

Я признаю это. Мне не стыдно признаться, что я влюблён в саму мысль о ней в

моей постели, прямо здесь и сейчас.

Это неправильно? Да, чёрт возьми, но меня это не волнует.

Я хочу выпустить пар прямо сейчас, и мне кажется, что мастурбация – это

идеальный способ.

Так что я смазываю свой член смазкой, которая стоит на моём прикроватном

столике и начинаю.

Однако, чем дольше я смотрю на фотографию в журнале, тем настроение

становится хуже. Я не знаю, что со мной, но тёлки с журнала больше не возбуждают меня.

Но всякий раз, когда я думаю о ней, мой член снова возбуждается.

Я закрыл журнал и представляю себе её образ; её чарующие глаза смотрели только

на меня, пока она медленно снимала с себя всю одежду. Столько чувств, я расслабляю

своё тело.

Я стону только от одной мысли, как она прыгает на моей длине, а её сиськи

покачиваются у моего лица, и я кончил так сильно, что брызги были повсюду.

– Бля, – прошипел я, прикусив губу.

Боже, о Боже.

Ты и я, мы оба знали, что мне это было необходимо.

Я взял салфетки, чтобы вытереть своё тело. Прямо сейчас дверь открылась, и глаза

Маргарет увеличились, когда она увидела меня.

– О, Боже, – пробормотала она, закрывая ладонью глаза.

Она никогда не молилась раньше, поэтому ничего не мог с собой поделать, чтобы

не рассмеяться.

– Господь Всемогущий, – пробормотала она, захлопывая дверь за своей спиной.

– Извини, – сказал я, надеясь, что она до сих пор слышит меня.

– Моли Бога, чтобы я забыла это как можно быстрее.

Я засмеялся опять.– Я буду умолять его о пощаде, обещаю.

– Конечно, будешь.

Мне даже не нужно видеть, как она закатывает глаза, потому что я знаю, она

делает это.

– Разве ты не можешь просто не делать этого? – спрашивает она.

– Нет, – ответил я с ухмылкой, как дурак. Я встал с постели и выбросил салфетки. –

У проповедника тоже есть потребности.

– Я не хочу это слышать, – она быстро перебивает, заставляя меня мотать головой.

– Я пришла сказать тебе, что кое–кто ждёт тебя в исповедальне. Несколько

человек, на самом деле.

– Отлично, – соврал я, хватая штаны и натягивая их на себя.

Я ненавижу эту чёртову исповедальню. Это слишком… официально, и я не

священник. Но народ просил Маму поставить исповедальню в церкви, она не смогла

отказать, несмотря на мои сомнения.Люди хотели этого, поэтому она дала её им.

Возможно, люди в этом районе любят конфиденциальность, которая есть в

исповедальне. И, если этого хотят люди, мы дадим им это. Что угодно, чтобы помочь,

верно?

– Они ждут тебя, – добавила она.

– Иду я, иду, – отвечаю я, смотря на своё татуированное тело в зеркале, надеваю

рубашку и воротник.– Не строй из себя босса.

– Чего? – усмехается она.

Я открываю дверь и вижу, как она стоит, сложив руки. – Ничего, – говорю я. –

Пошли.

– Я не пойду туда с тобой, – неодобрительно сказала она.

– Будто я тебя туда звал, – возразил я. – Мы не перевозной цирк. Это церковь.

Она опустила свои брови. – Знаешь, в половине случаев я действительно не знаю,

что ты говоришь.

Пока мы идём по коридору, я улыбаюсь и похлопываю её по спине. –Поверь мне –

это хорошо.

– Хорошо, я же увижу тебя, когда ты закончишь, да? – она подняла брови, как

будто следить за мной для неё что–то новое.

– Да, да, – бормочу я. – Я пошёл.

Каждый из нас идёт своим путём. Я поправил свой воротник и осмотрелся, только

после этого появился перед людьми. Несколько человек в церкви молились или молча

сидели, размышляя о своих грехах. Тем, кто посмотрел в мою сторону, я фальшиво

улыбаюсь, пока прохожу мимо и захожу в исповедальню.

На деревянной скамье моя задница чувствует себя чертовски неудобно, что мне

трудно сидеть, но все мы чем–то жертвуем ради общего блага. Кроме того, я должен

продолжать изображать, хотя бы наполовину хорошего священника.

Но, чёрт возьми… я ненавижу как ограничено это пространство и, как оно

заставляет чувствовать себя старым, я смотрю на решётку, которая разделяет меня с

другой стороной.

Особенно, когда пожилая женщина садится и закрывает занавес, а потом смотрит

на меня так, как будто она смотрит прямо в мою душу. Страшное дерьмо.

Она крестится и начинает говорить. – Я сделала ужасную несправедливость по

отношению к одному из моих мальчиков, – бормочет она. – Я должна была наказать его

сильнее, но я просто не смогла. Не потому, что я этого не хотела, но мне было так

отвратительно; я даже не хотела противостоять ему, хотя он и заслужил это.

– Что же парнишка сделал? – спрашиваю я.

– Он был… ну, как вам сказать… – она сжала губы и посмотрела вниз на свои ноги.