Невеста Красного ворона (СИ) - Субботина Айя. Страница 21

Но забыть и поставить точку в разговоре не получается, потому что Ма’ну налетает на меня, словно торнадо, хватает за плечи и буквально вдавливает мое тело в свое. Он так тяжело дышит, что удары сердца колотятся почти в одном мотиве с моей паникой. Лунник снова меняется, но теперь он - сама ярость. Та, что испепелит - и не заметит. Горячий, словно вулкан, и точно такой же взрывоопасный.

— Я нормальный, Аврора! - мне в лицо орет Ма’ну. - Поняла?! Запомнила, блядь, на всю оставшуюся жизнь? Я - нормальный!

Он не говорит «я здоров» или «врачи преувеличили», или что-то в таком духе. Он кричит «Я - нормальный» и эти слова предназначены не мне, а себе самому.

— Ты делаешь мне больно, - пытаюсь достучаться до него, но это равносильно разговору с собственной тенью. Глупо даже надеяться на осмысленный ответ.

— Не суй свой нос в мою жизнь, - предупреждает Ма’ну, только усиливая хватку.

— Целее буду? - подсказываю я, до краев наполненная разъедающей обидой. Поверить не могу, что целовала его и наслаждалась ответными поцелуями. Безумие какое-то. Затмение головного мозга. - Знаешь, придурок, если тебе хочется и дальше украшать меня синяками, то для начала мы составим подробный прейскурант.

Моя уловка работает безотказно: его словно поливают ледяной водой. Лунник отступает, голубой взгляд наполняется осмыслением. Он смотрит то на меня, то на свои ладони. Стаскивает насквозь мокрую футболку, вытирает руки и просто бросает ее под ноги. Словно в самом деле испачкался об меня.

— Мы обязательно составим прейскурант, Черная королева, ведь именно так заведено в мире твоих жизненных ценностей. Всему есть цена.

— Именно, - маскируя горечь, соглашаюсь я.

— Трахаешься ты тоже за деньги? - «добивает» он.

Я просто молчу. Нет смысла отвечать, потому что он все равно уже заочно нацепил на меня ярлык «шлюха», а я лучше буду ходить заклейменной, чем попытаюсь заново отстроить только что рухнувший мост.

Почему мне казалось, что он может наполнить мою жизнь новым смыслом? Разрисовать серое полотно безумными, но яркими красками?

«Потому что дура», - отвечаю сама себе.

Глава семнадцатая: Ма’ну

Мы едем домой в полной тишине, явно без желания разговаривать друг с другом. Аврора сидит на заднем сиденье и смотрит в окно с отсутствующим видом. Я бы год жизни отдал за возможность заглянуть ей в голову и прочитать мысли.

Мы вернулись туда, откуда начали. Хотя, нет, начали-то мы с ночной прогулки и тогда Аврора не смотрела на меня, как на чудовище и не говорила такие мерзости. Регресс на лицо, и самое ужасное то, что я создал ситуацию своими же руками. Вспылил, выплеснул злость - и вот результат.

Меня оправдывает лишь то, что Аврора не имела никакого права лезть ко мне с идиотским претензиями, и тем более делать вид, будто ей не все равно, что будет с моей жизнью, оборвется она сегодня, завтра или мне повезет дожить до седой старости. Хотя, где я - а где везение.

Горько ухмыляюсь своим мыслям и в зеркале заднего вида замечаю недовольный взгляд Черной королевы. Хочется резко затормозить - и по фигу, что мы в потоке машин на главной улице города - скрутить ее так, чтобы и пошевелиться не могла, и спросить, в чем проблема. Но с этой невозможной женщиной ничего и никогда не работает так, как должно, поэтому я так сильно… ее боюсь.

Да, блядь, боюсь. Боюсь того, что она похожа на гарпун, нацеленный прямо мне в сердце и что бы я ни делал, куда бы ни бежал и за чем бы ни прятался - острие все равно «смотрит» в самое яблочко. И прицельный убийственный выстрел - лишь вопрос времени. Неважно, больное у меня сердце или здоровое - Аврора Шереметьева меня уничтожит, потому что ненавидеть ее больно, а любить будет еще больнее.

Мы приезжаем в «Атлас» в десятом часу ночи - и Аврора, не дав мне и шанса, сама распахивает дверцу и убегает к себе в комнату. А мне остается лишь негодовать и до боли в стопе пинать массивную бронзовую подставку под горшком с декоративной ивой.

Я едва ли сплю хоть час за ночь. Брожу по пустым комнатам, как Летучий голландец, который потерял якорь и не видит свет путеводный свет маяка. Я чужак в собственном доме и настолько же пуст, как пуста выпитая с горя бутылка коньяка. Несколько раз я порываюсь зайти к Авроре в комнату, но какая-то сила тянет меня прочь. Инстинкт самосохранения быть может? Что будет, если я увижу ее безмятежно спящей? В прошлый раз едва сдержался, чтобы не натворить глупостей, а теперь, когда знаю вкус ее поцелуя, я бы и копейки не поставил на свое терпение.

Я совершенно запутался.

Я больше не знаю, кто я: уродец, который молился на один взгляд школьной красавицы, или безбашенный спортсмен, поклявшийся отомстить жадной стервозной красотке.

Но утро меняет все, потому что стоит мне увидеть ее, я готов позволить проклятому гарпуну выстрелить, готов лично вложить ей в руки шпильку, которой она проткнет мою никчемную жизнь.

Она плакала. Глаза припухли и покраснели, и впервые я не вижу в них ничего. Она пуста точно так же, как и я.

— Собирайся, - говорю тихо, чтобы не спугнуть мою ар’сани.

— Я никуда с тобой не поеду, - безразлично отвечает Аврора, игнорируя завтрак на столе. Хочу сделать так, чтобы она поела, чтобы к щекам снова прилил румянец, а в глазах появилось хоть что-нибудь. Хочу сделать все то, чего не должен бы хотеть.

Долбаные противоречия разрывают на части, тянут в разные стороны, как дыба, на которую я сам себя обрек.

— Ты же хотела обсудить условия? - напоминаю наш вчерашний разговор. Поверить не могу, но я правда готов на компромисс. Ничего не понимаю.

— Я слушаю.

— Не здесь. Просто оденься и будь готова через полчаса.

— Это приказ? - Она холодная и отстраненная, и до нее не дотянуться. - А если я ослушаюсь? Уничтожишь меня? С каких снимков начнешь? С прошлогодней вечеринки у Сантино? - Прикладывает палец к губам, как будто раздумывает. Но и в этом нет ни единой настоящей эмоции, лишь позерство и притворство.

Раздражает. Бесит. Выносит, нахрен, мозг.

— Да, ар’сани, это приказ, - бросаю в ответ и быстро, пока не наломал дров, спускаюсь вниз.

Остается лишь надеяться, что она не полезет в бутылку.

К счастью, на этот раз благоразумие перевешивает чашу весов, и ровно через полчаса, минута в минуту, Аврора появляется во дворе. В простых джинсах и футболке, без макияжа и с девичьим «хвостиком» на затылке. Наверняка хотела сделать мне назло, думая, что я собираюсь покрасоваться своим трофеем на людях. И понятия не имеет, что оделась в самый раз.

Она хочется спрятаться на заднем сиденье, но я перехватываю ее на полпути и усаживаю рядом с водительским сиденьем. Понятия не имею, что происходит, но хочу, чтобы она была максимально близко. Чтобы отравляла собой и дальше.

И снова взаимная игра в молчанку, потому что так проще.

— Это что, музей? - спрашивает Аврора, когда я притормаживаю на парковке около старинного белоснежного здания с умопомрачительными витражами. - Ты привез меня в музей?

Наконец-то первый проблеск чего-то настоящего, живого на лице моей бабочки. Даже если это недоумение. И прострел взглядом в мою сторону, как будто она хочет еще раз убедиться, что я в самом деле настолько ненормальный.

— Уверен, никто и никогда не водил тебя в музеи, Вишенка.

Хотя я не то, чтобы уверен - это аксиома, истина ее жизни. Только придурок ведет роскошную женщину смотреть на картины мертвецов и мраморные изваяния, рискуя навлечь на нее тоску. «Нормальный мужик» повел бы ее в дорогой клуб или пригласил покататься на яхте. Но она - пустой кокон, и я должен наполнить ее чем-то настоящим.

В таких местах всегда немноголюдно, и здесь Авроре будет хорошо. Требуется несколько минут, чтобы моя бабочка привыкла к тишине и приятной прохладе пустых залов и коридоров. Я бы мог заказать нам экскурсовода, но не в этот раз.

Аврора пытается одернуть руку, когда я беру ее за запястье, но я настаиваю и крепло переплетаю наши пальцы. Удивительно, как органично смотрится на ее безымянном пальце кольцо. Мысль о том, что она носит его по принуждению, гложет червем, но разве это не моя вина? И разве это не часть моего дьявольского плана?