Невеста Красного ворона (СИ) - Субботина Айя. Страница 49

Я почти готова бежать за ним на край света, когда замечаю во внутреннем дворе знакомую фигуру. Срываюсь с места и бегу. Нет, не бегу - лечу. На лестнице спотыкаюсь и кубарем падаю вниз, больно ударяюсь лбом о какой-то выступ. Перед глазами все плывет, что-то теплое стекает по ресницам, но я смазываю надоедливый ручеек.

— Аврора, боги!

Я честно хочу улыбнуться, но ничего не получается. Ма’ну берет меня на руки, прижимает к груди - и его сердце так быстро бьется, как будто это я неизвестно где шаталась всю ночь. Голова кружится, язык путается в простых словах. Что же я хотела сказать ему?

— Тебе нужно в больницу, - бормочу я, когда сквозь завесу тумана проступает любимое лицо.

Синяки на скулах успели потемнеть, верхняя губа распухла, под носом кровоподтеки.

— Это тебе нужно в больницу, неуклюжая моя, - говорит он мягко, но… что-то в его интонации изменилось.

Это говорит человек, который не примет отказ. Это говорит мужчина, который посмотрел в лицо смерти, а потом плюнул на нее и переиграл все по своим правилам. И я неожиданно для себя затихаю, совершенно послушная. Ма’ну чуть-чуть удивленно выгибает бровь и тут же стонет.

— Болит? - Прижимается губами к моему лбу. Нежно и так трепетно, что я тут же подтаиваю в его руках, словно желе. Закрываю глаза и крепко обнимаю за шею. Грязный и весь взъерошенный, но самый красивый на свете. Моя бесконечность всего.

— Уже не болит, - ни капли не вру я. - Ты как?

— Кажется, у меня пара ребер сломана, - говорит так, будто речь идет о порезанном пальце.

— Тогда нам точно нужно в больницу. Не обсуждается. И все разговоры на потом.

— Последний раз командуешь, женушка, - подначивает он.

И на его лице сверкает улыбка. Такая яркая, озорная, мальчишеская. Выстрел мне в сердце, но я готова раскинуть руки и попросить сделать это снова.

— Что? - не понимает Ма’ну.

Мотаю головой, потому что вряд ли смогу сказать что-то вменяемое.

В больнице нас с Ма’ну разводят по разным палатам. И я, как девушка из мелодрамы, чуть не реву из-за того, что нам приходится расстаться. Зависимость в чистом виде, но мне все равно, даже если это выглядит сопливо, ванильно, уныло и смешно. У всех своя любовь, а у меня вот такая - нож у сердца с рукоятью из цветущей веточки сакуры.

Ма’ну настоял, чтобы мне сделали все анализы, хоть я изо всех пыталась доказать, что просто стукнулась лбом. Тоже мне, было бы из-за чего разводить панику. Но врач встал на его сторону и в итоге мне сделала рентген, наложили пару швов и даже сделали развернутый анализ крови под предлогом: «Это могла быть слабость из-за низкого уровня гемоглобина». Я смирилась, хоть после нервной бессонной ночи пенять на гемоглобин просто глупо.

Доктор входит в смотровую и, бросив последний взгляд на приколотый к планшету листок, смотрит на меня с видом фокусника, готовящегося выудить кролика из шляпы.

— Что-то не так? - осторожно интересуюсь я. Никогда не любила сюрпризы. А сегодня они мне тем более не нужны.

— Вы беременны, Аврора. Это, я так понимаю, для вас новость?

Я сглатываю. Точнее, пытаюсь, но ничего не получается, потому что во рту все немеет от тошноты. Зажимаю рот ладонями и одновременно втягиваю воздух через нос. Не помогает. Бросаюсь к приоткрытому окну и жадно, как рыба, глотаю влажный после дождя воздух.

Это не может быть правда. После выкидыша врачи сказали, что я совершенно безнадежна.

— Вы уверены? - переступив через страх, переспрашиваю я.

Наверное, так себя чувствует человек, который после долгой, обреченной на инвалидное кресло жизни, вдруг чувствует покалывание в пятках. Это так неожиданно, что хочется отмотать время вспять и включить на повтор, чтобы не потерять ни одного слова, не упустить даже секунды. Потому что этот момент - он куда более невероятный, чем все фокусы мира вместе взятые.

— Абсолютно. Срок маленький, но ребенок есть.

Я реву в три ручья и быстро, путаясь в ногах, выхожу в коридор. Доктор что-то кричит вслед, но никакая сила не удержит меня на месте.

Ма’ну в соседней смотровой: сидит на кушетке топлес и даже не морщится, когда медсестра дезинфицирует рану на щеке. И при этом паршивка даже не скрывает, что чуть не облизывает его глазами.

Я больная ревнивая женщина. Но было бы что потяжелее в руках - уже бы огрела девицу по… по чему придется.

— Что такое? - ловит мой взгляд Ма’ну, отбрасывает руку девчонки и встает мне навстречу. Судя по всему, с его ребрами все в порядке. - Аврора, ты бледная. Что случилось? Не пугай меня, бабочка.

Не думала, что сказать: «У нас будет ребенок» - так сложно. Получилось только с третьей попытки. И я снова реву, потому что мой поломанный, но не сломленный псих заливается румянцем. Становится буквально красным, как рак. Прикусывает нижнюю губу, собирает слова, но не слишком успешно.

— Мы не планировали, - сбивчиво говорю я. - Была уверена, что у меня никогда не будет…

— Помолчи, Аврора, - просит Ма’ну.

Всего два шага - и он уже рядом. Забрасывает мои слабые руки себе на шею, приподнимает за талию, и я оплетаю его ногами. Мой сумасшедший крепкий, как дьявол, держит меня, словно невесомое перышко.

— По-моему, мы будем больными родителями, - выдает на удивление серьезно.

— Самыми чумовыми на свете, - так же деловито соглашаюсь я. - Рожу тебе гусеницу, мой ненормальный.

У жизни на все есть план. И на нас с Ма’ну тоже, хоть мне немного неприятно думать о нашей маленькой семье в таком ключе. И все же, когда мой сумасшедший лунник протягивает ко мне руки, обнимая так нежно, что сердце щемит, я мысленно прошу прощения у судьбы за миллионы укоров, которые посылала ей на голову. Я-то была уверена, что Ма’ну - мое проклятие, воплощенное и неуничтожаемое.

— Я никогда не дам вас в обиду, - говорит Ма’ну глухо.

— Мы знаем, - отвечаю, легонько целуя его в пластырь на щеке.

Пожилая медсестра качает головой и, задернув шторку, выходит из смотровой. А мы так, сплетаясь руками и душами, садимся на кушетку. В пахнущей медицинскими препаратами тишине слышен лишь тихий шепот невысказанных слов. Мы друг для друга - больше чем родственные души. Мы - сильнее неразрушимого. Мы крепче всего, что создано богами.

— Поехали домой, бабочка, - наконец, говорит Ма’ну.

Потихоньку отодвигает меня, поднимается и поднимает на руки. Ничего не могу поделать - весело хихикаю.

— Что? - не понимает он и озадачено хмурится.

— Привыкла, что ты меня все время на руках носишь, - улыбаюсь в ответ.

— Ну знаешь, самая ценная ноша в моей жизни, - чуть-чуть оттаивает он. Вижу, что тяжелые мысли все еще топятся в его голове, и даже приятные новости не в силах развеять тучи грусти, но это посильная задача. Главное, не опускать рук. - Аврора, я хочу вернуться на поле.

Это многое означает. В первую очередь - его желание жить дальше. Выйти из тени и снова заявить о себе. Встряхнуть спортивный Олимп новостями о возвращении Красного ворона - нападающего, который так ни разу не упустил мяч, и не потерял ни одной выигрышной подачи.

И боюсь, на этот раз Ма’ну не собирается спрашивать моего мнения. Он просто ставит меня перед фактом. Чтобы не дала ему минувшая ночь и встреча с Шэ’аром - все это полностью переменило моего лунника.

Я даже не перечу, когда Ма’ну на руках выносит меня на улицу и осторожно усаживает на заднее сиденье. Точнее, я там лежу, подложив под голову мягкую игрушку в виде улитки. Даже не представляю, откуда она взялась, но сейчас очень кстати.

Когда возвращаемся в «Атлас» Ма’ну предлагает не заходить в дом. Поднимается в комнату, чтобы вернуться уже с пледом, укутывает мои плечи, и мы садимся прямо на ступени. Кладу голову ему на плечо, мысленно представляя, как круто изменится наша жизнь в самое ближайшее время. И дело не только в детях.

— Я должен кое-что рассказать тебе, бабочка, - говорит мой лунник.

И я слушаю его исповедь длиною в целую жизнь: беззвучно плачу и иногда улыбаюсь, и снова плачу, вместе с ним, кусочек за кусочком, склеивая картину прошлого. Мне больно из-за того, что стала невольным катализатором его горя, но Ма’ну проскальзывает по этой части воспоминаний пунктиром, стараясь не задеть мои чувства.