Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine. Страница 3

Так они и взрослели вместе, зная, что они единственные родные друг другу люди. Но с возрастом их пути начали расходиться — Артур очень много времени проводил в отъездах, на сборах, и возиться с младшей сестрой ему было недосуг. Но в один день в конце октября 1987 года все изменилось.

[1] Фрирайд — экстремальное катание на горных лыжах вне подготовленных трасс и, как правило, вне области обслуживания горнолыжной индустрии. Считается одним из самых опасных видов спорта

[2] Шоплифтинг — кража товаров из магазинов

[3] FIS — Международная Федерация лыжного спорта

[4] ФГС — федерация горнолыжного спорта

[5] Хеллрейзер — От англ. Hellraiser хулиган, задира, сорвиголова

[6] МВА — MBA (Master of Business Administration, в переводе на русский — «Магистр бизнес администрирования») — профессиональная квалификационная степень в сфере менеджмента

[7] Швитцердютч, швитцер — швейцарский диалект немецкого языка, для которого характерно своеобразное произношение, грамматика и словарный запас, что делает невозможным для кого-либо, кроме швейцарцев или тех, кто долго жил в Швейцарии, понимать этот диалект.

[8] Bona Fide — Юридический термин — «добросовестно, честно»

Глава 2

Чертовы ботинки, неужели нельзя было придумать более простой и удобный способ надевать их? А об зажимы все ногти переломаешь. Зачем ему понадобилось навязывать ей профессиональную модель горнолыжных ботинок? Любительские куда удобнее.

— Давай быстрее! Долго ты будешь копаться? — раздраженный голос брата ее всегда огорчал и пугал. Она быстро, виновато ответила:

— Я уже готова. Пошли.

Артур подхватил свои и ее лыжи. Девушка заторопилась следом, ковыляя в неудобных, тяжелых горнолыжных ботинках. Это была спортивная модель Атомик, купленная вчера. У нее были ботинки раньше, но Артур велел их выкинуть. Она была, мягко говоря, не самой лихой лыжницей и никак не могла взять в толк, зачем ей профессиональная модель, но ему, как всегда, было виднее. Они прошли к подъемнику и заняли очередь.

— Почему тут столько народу? — спросила она. — Я думала, тут только клуб катается.

— На клубные трассы мы поднимемся наверху, — ответил он. — Там уже никого не будет, кроме наших. Корвилья^[1], это для профи. Чайникам тут ловить нечего.

Очередь подошла очень быстро, вагончик ехал около 10 минут. Девушка смотрела по сторонам, ей все нравилось, все казалось новым. Хотя ничего нового в этом не было. Она с детства стоит на лыжах, в горы ездит вовсе не редко, ну хотя и не особо часто. Как сестра профессионального спортсмена, она много знает о лыжах, и тут нечему ее так уж особо заинтересовать. Но она понимала, конечно, что дело вовсе не в новизне впечатлений.

Она смотрела на потрясающий альпийский пейзаж, но уже не видела ни ослепительных гор, ни синего неба, ни зеленых елей, она уже перенеслась в другое место, неделю назад, и ей казалось, что она снова видит серое небо, дождь, мокрые крыши домов…

Рене Браун, способная студентка второго курса факультета современных языков Цюрихского университета, вдруг обнаружила, что ей скучно учиться. Скучно — и все. И вообще скучно жить. Она почти всегда одна в огромной квартире, денег у нее было не то чтобы несметное количество, но вполне хватало на жизнь, и ей иногда целыми днями было не с кем слово сказать. И вдруг девушке стало казаться, что она зря тратит время в университете. Латинский, древнегреческий — это мертвые языки, вовсе не современные, а их надо учить, сдавать экзамены! Английский и французский языки она и так знает, французский — это ее родной язык, она родилась в Женеве, и ей на этих языках интереснее говорить, читать книги и смотреть кино, а не препарировать их, как мертвых лягушек. Вот зачем ей знать, что такое герундий, если она свободно и безошибочно пользуется им? И вообще появилось ощущение пустоты и никчемности, будто жизнь, не успев еще толком начаться, ушла куда-то под откос.

Она была страшно, несокрушимо одинока. Сама по себе, всегда, и никогда это не изменится. Но особенно Рене страдала от того, что у нее нет парня. Ее никто не любит. Никому не нужна. В ее-то возрасте не иметь парня — просто неприлично. 18 лет. Нет и не предвидится. Безнадежная девственница, даже не целовалась ни разу. Трагедия. Сама Рене с присущим ей ехидством определяла свое состояние, как «недотрах», хотя, наверное, это было не совсем точно — тут не было ни грамма физиологии, а просто тоска — никто не обнимет, не спросит, как прошел день, некого накормить ужином, не с кем посидеть рядом, даже в кино не с кем сходить, потому что быть одной — неприлично, и все тут.

Рене знала, что она нравится мужчинам, и факт собственного одиночества относила к тому, что она — синий чулок. Вот такой побитый молью чулочек, сидит и корпит над мертвыми языками (еще спасибо, что санскрит не заставляют учить), никуда не ходит, скучная, неинтересная. Надо менять свою жизнь.

Рене начала менять. В универ она почти перестала ходить, сидела дома, утопая в дамских романах в мягких обложках, Пинк Флойде и слезах. Жалеть себя она умела виртуозно, и жалела — на полную катушку. Она сидела на подоконнике, плакала и смотрела на октябрьский дождь и мокрые крыши, и понятия не имела, что ей с этим со всем делать. Наконец, подсказал какой-то фильм — там герой познакомился с героиней в баре. Вот так. Рене слезла с подоконника, провела придирчивую ревизию своего гардероба (как многие девушки своего возраста, она практически не вылезала из джинсов, но было и еще много всего) и остановилась на очень короткой кожаной юбке и очень открытом почти прозрачном бледно-желтом топе. Потом накрасилась, завернулась в плащ и отправилась в находящийся неподалеку бар «Беркут».

Артур мог бы ей много порассказать про этот «Беркут», потому что он и сам там бывал часто, когда находился в городе. Вообще это был спортбар, там стоял телевизор с большим экраном, продавалось кеговое и бочковое пиво, и в дни, когда шли какие-нибудь мало-мальски интересные спортивные трансляции, там было слишком многолюдно и небезопасно. В остальные дни там ошивалась местная шелупонь, от портовых работников до студентов и самых мелких банковских клерков. «Беркут» был демократичным баром, вполне популярным, он не пустовал никогда. Но «местная шелупонь» не всегда была безопасной и дружелюбной, в «Беркуте» бывали драки и даже поножовщина, там можно было почти в открытую купить травку, а то и что-нибудь покрепче, в общем вряд ли это было место для девственницы со второго курса университета.

Она вошла в бар, оставив плащ в гардеробе. К ней сразу прилипло несколько заинтересованных мужских взглядов. Она их заметила, засмущалась и поспешно скользнула на табурет у стойки.

— Что будем, крошка? — промурлыкал бармен Жан Андре.

Она бы с удовольствием заказала фанту, но решила, что это по-детски… а она уже взрослая, поэтому заказала шампанское, хотя терпеть его не могла. Шампанское в «Беркуте» никогда никто не пил, но в меню оно все же было (хотя один бокал стоил столько же, сколько бутылка). Жан Андре ухмыльнулся, налил в бокал «Асти Мартини» и покачал головой, но ничего не сказал. Девчонка за стойкой была прехорошенькая, но страшно испуганная и зажатая, пусть расслабится, хуже от этого не будет.

Рене закурила длинную тонкую сигарету, отпила шампанское. Она не обладала особо развитой интуицией, и не чувствовала очень пристального взгляда, между тем человек буквально поедал ее глазами. Если бы об этом узнал Артур, он бы уволок ее из бара тут же и без разговоров, но Артур был в Санкт Моритце на сборах.

Бруно Айнхольм пользовался в этом районе города очень противоречивой репутацией. С одной стороны, он был довольно популярен у местной шелупони — денег у него было много, угощать весь бар он любил, у него всегда были сигареты с травкой, и девушкам он нравился. Даже очень. Каждый день с новой. С другой стороны, он был замешан в каких-то неблаговидных делах, приторговывал наркотой в Платцпроменад, будто бы посадил нескольких подростков на иглу, его арестовывали по обвинению в убийстве, но отпустили за недоказанностью. И еще была какая-то история с арестом за малолетку. Он был скользкий тип, но у него было более чем достаточно внешнего лоска. Высокий брюнет с черными страстными глазами и тонким, гибким телом танцора фламенко, с цепочкой на шее и бриллиантом на мизинце, он в свои 28 лет выглядел загадочным и порочным, как падший ангел или герой любовного романа эпохи барокко. Он сам себе присвоил и всячески пиарил кликуху «Падишах».