Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine. Страница 70
Так и не приняв никакого решения и не дождавшись Отто, Рене легла в кровать. Она чувствовала себя несчастной и беспомощной дурой, даже не серой мышью, а какой-то бесхребетной амебой. Она думала, что будет полночи мучиться бессонницей и растравлять свои раны, но милосердный сон выключил ее моментально, она будто упала с обрыва. Сквозь сон она слышала, что Отто вернулся — сколько было времени, сколько он отсутствовал? Он принял душ, лег рядом с ней и сразу же вырубился, вместо того, чтобы как обычно заняться с ней любовью. А рано утром, когда она проснулась, его уже не было. На столике лежала записка: «Буду поздно. Вечером поужинаем».
Рене повертела в руках листочек толстой чуть рифленой бумаги с логотипом отеля. Всмотрелась в записку — она уже видела раньше его почерк, но ни разу не имела возможность порассматривать. Жаль, что она ничего не понимает в графологии. Возможно, его размашистый, быстрый почерк должен многое рассказать о его личности. А что она может тут увидеть такого, что бы до сих пор было ей неизвестно?
И куда он отчалил, раз будет поздно? Рене выглянула на балкон, куда он вчера водрузил свои монстры-близзарды для фрирайда, и обнаружила, что их нет. Это открытие обрушило на нее целый ушат мыслей, догадок и эмоций. Вчера, скорее всего, он действительно встречался в Энотеке с Ноэлем, обсуждал сегодняшний выезд, ее не взял именно потому, что ей было бы совершенно нечего там делать — потому что на фрирайд с ними ей идти просто кишка тонка, да и вообще не ее это дело. Сам факт записки — это что-то вроде завуалированного извинения. Ночью он не стал ее будить именно потому, что чувствовал себя в каком-то смысле виноватым. Она тоже почувствовала себя виноватой — устроила ему сцену на пустом месте. Ей стало чуть легче, она пошла завтракать в ресторан отеля.
Рене села за столик у окна, с восхитительным видом на покрытые снегом горы — недавний буран со снегопадом дошел до Баварии и поправил тут ситуацию со снегом, которого до тех пор было мало. Она смотрела больше в окно, чем вокруг себя, потому что знала, что никого знакомого тут не встретит, разве что Регерса, но именно с ним ей общаться совершенно не хотелось — она не представляла, что она ему скажет, если он спросит, где Отто. Рене знала, что Брум и Регерс категорически не одобряют увлечение Отто фрирайдом, и, хотя тому нет никакого дела до их мнения, ей в любом случае не хотелось попадать на арену возможных разборок. Вот Корал — дело другое, но она в Гармиш не поехала, она вообще довольно редко выезжала с мужем на этапы КМ, почти всегда оставалась в Цюрихе с дочкой. Артур не попал в старт-лист — Отто считал, что его не сегодня-завтра вытурят из ФГС (Рене понимала, что не в характере Отто болтать просто так, но надеялась, что он ошибается, хотя некоторые моменты, вроде невключения даже в запасной состав сборной, говорили сами за себя). Макс должна была стартовать в субботу в Ёре, так что сейчас, возможно, уже собиралась в Швецию. У девушек будет слалом — тренировки в нем не проводятся, так что вполне можно приехать и за день до старта, просто чтобы оценить снег и погоду.
Сегодня среда, а соревнования у Отто тоже в субботу. В отличие от слалома, скоростной спуск не только предполагает несколько тренировок, но участников, которые не стартуют на одной из контрольных тренировок в четверг или в пятницу, не допустят к соревнованиям. Сегодня многие спортсмены уже тренировались на Кандагаре, только головорезы вроде Ромингера с Пелтьером болтались неведомо где и собирали приключения на свои мускулистые задницы. Рене вздохнула и поболтала ложечкой в чашке кофе. Перед ней лежал красивый, свежий, румяный круассан, но, как ни странно, у нее напрочь пропал аппетит. Она продолжала смотреть в окно и думать о ссоре с Отто. Что ей делать, когда он появится? Извиниться? Или ждать его извинения? Или…
— Простите, к вам можно присоединиться?
Веселый женский голос с родным швейцарским акцентом вклинился в ее размышления. Рене вздрогнула и повернула голову. Молодая женщина с кудрявыми светлыми волосами стояла перед ней, держа в руках поднос с завтраком, за ней — еще две девушки. Кругом было полно свободных столиков, но они хотели присоединиться именно к ней — Рене Браун. Все трое симпатичные и самоуверенные, они ей сразу понравились.
— Да, конечно.
— Ведь тебя зовут Рене, правда? Ничего, что я на «ты»? — блондинка непринужденно уселась напротив, поставила на стол омлет, тарелку с мюсли и пирожным, стакан апельсинового сока. Непринужденно передала поднос подошедшему официанту. Две другие девушки последовали ее примеру. Одна из них была чуть постарше, полноватая и уютная, с зелеными глазами. И последняя — темноволосая и очень красивая. — И ты — девушка Отто Ромингера. Добро пожаловать в клуб подружек и жен.
Это все оказалось настолько неожиданно и забавно, что Рене рассмеялась:
— Спасибо! Так вы все — тоже подружки?
— Я — жена Маттео Кромма, Сабрина. — Блондинка улыбнулась. — Это Ева Флосс, она нынче счастливая избранница Фло Хайнера. — Рене помнила, что на супер-джи Макс показывала ей совсем другую девушку Флориана. Красивая шатенка отсалютовала ей стаканом грейпфрутового сока. — Ну и Ивонн Грюненфельдер, вскорости супруга Маркуса Шобера. — Это она сказала про зеленоглазую толстушку. (Рене не имела представления, кто такой Маркус Шобер).
— Очень приятно. Рене Браун.
— Твой симпатичный братец не приехал? — спросила Ева — она говорила с австрийским акцентом.
— Нет, — сказала Рене. — А ваши мужчины тренируются?
— До посинения, — согласилась Ивонн, Рене скорее определила бы ее произношение как баварское. — Как насчет твоего? Вроде на Кандагаре его сегодня не замечали.
Это был скользкий вопрос. Рене понятия не имела, должна ли она покрывать Отто, поэтому осторожно ответила:
— Тренируется, но я не знаю, где.
— Мы собираемся сегодня покататься на Альпшпитц. Ну и, разумеется, потом хорошо оторваться на après-ski[2]. Как насчет этого?
— С удовольствием, — обрадовалась Рене, которая понятия не имела, как она будет коротать время в ожидании возвращения Отто. — А что вы подразумеваете под après-ski?
— Девочки, что мы подразумеваем? — спросила Сабрина, которая, очевидно, была заводилой в этом трио. Может быть, в силу своего более прочного положения. Она была жена, а не мимолетная подружка, в отличие от Рене и Евы, и даже не невеста, как Ивонн, а ее муж Маттео давно и прочно занимал свое место среди звезд швейцарской сборной. Ему было уже 32 года, и он периодически заводил речь о завершении своей карьеры, но как о событии, до которого надо еще дожить. Во всяком случае, участие в Олимпиаде через 2 года для него было чуть ли не решенным вопросом (оставалось только, опять таки, дожить и отобраться в квоту).
— Помните этот ресторанчик Ренцо ла Бейта? — вступила Ивонн. — Кажется, мы туда собирались сегодня? Или «У Людвига»?
— Ренцо, — решила Сабрина. — И с нами пойдут еще Дениз и Стелла. — Эти две, — пояснила она для Рене. — Не катаются на лыжах. Дениз просто не умеет, а Стелла беременна. Дениз — подруга Торсена, а Стелла — невеста Фабио.
Фабио Летинара, знаменитый итальянец. Рене не была знакома с ним лично, но наслышана от Ноэля и Отто.
Почти три недели тесного знакомства с Ромингером научили ее скрытности и умению фильтровать выдаваемую информацию. Она довольно быстро поняла, что девушек интересует не столько она сама, сколько то, что она знает о закрытом и загадочном красавчике, с которым она с некоторых пор делит постель, еду и кров. Но они были так милы с ней, Рене так отчаянно хотелось произвести на новых подруг хорошее впечатление и похвастаться своим любимым, что кое-что она все же выболтала. К примеру, то, что он великолепный любовник. Допрос с пристрастием продолжался и на подъемнике — сначала они поднимались в вагончике все вместе, потом ехали на подъемнике-шестерке. Но тут Рене уже постаралась не разболтаться: она отлично понимала, что, если что-то из той информации, которую она всеми правдами и неправдами узнавала, вдруг станет достоянием гласности, Отто не придет в восторг. Рене еще не имела «удовольствия» наблюдать, на что похож Ромингер в гневе (тот легкий холодок его недовольства, который ей доводилось испытывать, в расчет не шел), и ей очень не хотелось выяснять это на своем опыте. Нет, он, конечно, ни бить, ни орать на нее не станет. Но найдет что сказать, а потом просто вышвырнет ее вон. Поэтому она старательно отшучивалась, пользуясь его излюбленным приемом, а иногда честно говорила «я не знаю». К счастью, потом они сошли с подъемника, и разговор прекратился — они вышли на одну из красных трасс Альпшпитца, с которой можно было попасть и на другие красные, и на пару-тройку шикарных черных трасс.