Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович. Страница 14

В это время года Галина — действительно нормальная речка, которая к жаре и засухе середины лета превратится в ручей. Нужно уточнить: здесь частенько можно встретить и стоящие машины. Галина речка — та точка трассы, восточней которой поселковые в своей размеренной жизни мотаются редко. Если спуститься по течению на лёгкой лодочке или пройти вдоль берега по тропе, то ближе к Таймуре, в которую и впадает речушка, можно попасть к огромным ягодным и грибным полянам, где на десятисантиметровой толщины белом ягельном ковре тут и там торчат шляпки отборных боровиков. Местные их промысловым образом собирают, сушат и солят в специальных пластиковых контейнерах с широким горлом. Очень вкусные у них получаются грибы, кстати.

Это единственная серьёзная водная преграда на пути к прииску, и артельщики подошли к решению проблемы переправы ответственно, перекинув через поток капитальную мостовую ферму из швеллера. Перед ней мотоциклы с коляской и квадроциклы останавливаются для традиционного совершения интересного промыслового обряда, древнего, проверенного, как утверждают сами практикующие. Если на любом промысле кому-то сильно не фартит, то промысловики для очищения от сглаза окуривают себя. Для этого зажигается маленький костёр, собранный обязательно из наносника, то есть леса, выброшенного рекой на берег. На него кладут девять еловых веточек, собранных в разных местах и с девяти разных деревьев. В густом дыму надо постоять самому и подержать ружьё или промысловую снасть.

Я тоже как-то по приколу и себя окуривал, и оружие. На каменистых берегах много деревьев, в хороший паводок выброшенных речкой повыше, так что найти разные стволы не представляет сложности.

После Галиной речки дорога снова пошла вверх, поднимаясь на небольшую сопку с непроизносимым названием Ингдемакит, которую местные альтернативно называют Пупырём. Собственно, так она и выглядит, пупырь и есть. Поваленных деревьев на трасе не видно, их заботливо убирают. Грунтовка, огибавшая холм поверху, ровная, неплохо спланированная, вся такая свеженькая, с минимумом следов от колёс. Вот и вершина — большая чистая поляна, с которой панораму видно градусов на сто шестьдесят. Красотища вокруг такая, что так и тянет постоять подольше.

На поляне было свежо. Принося с запада чистый, почти без запахов тайги воздух, по сопке гулял легкий прохладный ветерок. На такой высоте всегда мало комара и мошки, хочется остановиться и, сладко потягиваясь, выйти из машины, что я и делаю каждый раз. Сняв кепку, выбрался наружу, подставляя ровному потоку свежевыбритую голову.

С высоты дорога отлично просматривалась почти до выхода к Каменным Крестам. Все повороты и изгибы видны, как на ладони. К югу — Таймура-девочка, которая петляет по тайге так, что с полной уверенностью и не поймёшь, куда она направляется. Я попытался в бинокль прочесать доступный взгляду отрезок речной акватории, но безуспешно, высокие деревья часто закрывали берег. А нет, одну моторку всё-таки заметил!

На север от меня зелёными волнами заполняла горизонт бескрайняя тайга, вдали, чуть повыше общего рельефа, виднелась гряда холмов. Где-то там течёт Нижняя Тунгуска, шишковская Угрюм-река.

С началом спуска пейзаж изменился.

Деревья на северной стороне Ингдемакита поменьше, а ветви пожиже, по обе стороны от дороги лес просвечивается на добрую сотню метров. Внизу меня поджидало ещё одно приметное местечко. Там, по левую сторону и чуть выше, почти идеальным квадратом разлилось таежное озеро, на всех топографических картах обозначенное, как Самоедское. В этом озере много карася. Весной и во время дождей из него вытекает Самоедский ручей, или Самоед, почти не перекрывающий дорогу. Несколько необычный гидроним, ведь исторически племена самоедов проживали севернее. Тем не менее есть свидетельства проникновения самоедов на исконно тунгусские земли, и вот одно из них, рядом.

Здесь местные жители вопрос с названием решили по-своему, не принимая официальную картографию. Долгое время русские поселенцы искренне считали, что самоеды поименованы так вследствие каких-то пагубных каннибальских привычек. Ни объяснения урядника или священника, ни рассказы собственных детей, обучающихся в школе Енисейска, что всё дело в самоназвании «самоди», характерное для группы уральских племён, их не убеждали.

Так и получилось, что с давних пор слово «Самоед» было заменено на хорошо понимаемый в свете предрассудка топоним «Людоед», которым называют не только озеро и ручеёк, но место вообще. Так и говорят: «Пробил колесо на Людоеде, а запаска спустила», «На Людоеде большого лося видел, выстрелить не успел».

Машина ехала медленно, спуск есть спуск, на нём разгоняться не нужно. После пары поворотов дорога опять выпрямилась, и открылся вид на Людоед. Рядом с небольшой площадкой за ручьем с группой пеньков, местом кратковременного отдыха водителей, торчал когда-то и кем-то вкопанный столб непонятного назначения из ошкуренной лиственницы. Словно здесь маяком для путников собирались повесить одинокую лампочку, да передумали. Левее валялась почти полностью проржавевшая и сильно помятая зимой кабина ГАЗ-52, давным-давно брошенная здесь за ненадобностью.

И два внедорожника безопасников, застывшие рядом.

Причем стояли они так, словно внизу что-то случилось: поломка в пути или авария. «Лендкрузеры» одинаково новенькие, приобретённые одновременно, и отличить их можно только по номерным знакам. Но почему-то я сразу понял, где есть кто. Первый джип стоял нехорошо, под углом, прижав корму к обочине и выставив морду так, что почти перегораживал проезжую часть. Это была машина старшего группы, именно с ней что-то и произошло.

Внедорожник Гинзберга подъехал к Людоеду позже и остановился позади, ровно, корректно, как и положено.

— Что ж не убираете-то, чекисты? — проворчал я. — Мне по канаве лезть? Ага, щас…

Тем временем странные детали продолжали проявляться, насыщая ситуацию тревогой.

Людей возле машин не было.

Никто не возился с запаской и домкратом, не распаковывал укладку ЗИПа, не бегал вокруг с незлой тихой руганью и ценными советами. Странно. Значит, всё-таки это дорожная авария, может даже с пострадавшими.

Я включил рацию и уже собирался вызвать Николая, как тот меня опередил.

— Никита, это ты там наверху маячишь? — прозвучал в динамике его глуховато изменившийся в тембре и отчего-то сильно напряжённый голос.

— Я, кто же ещё. Что у вас стряслось?

— По дороге кто-нибудь попадался навстречу? Приём, — вместо ответа он быстро задал свой вопрос. — Кто или что угодно, хоть квадроцикл или мотоцикл.

— Никого, чистая дорога, одни зайцы. Да что случилось-то?

— Принял. Жду тебя. Подъезжай, вставай за мной. — Водительская дверь второго джипа открылась. Гинзберг высунулся, глядя в мою сторону, свесил ноги наружу и, растягивая витой шнур тангенты-микрофона, продолжил: — Малым ходом. Посмотри сверху, нет ли техники в обзоре. И оружие приготовь.

— Это еще зачем? — удивился я, останавливая машину и затягивая ручник.

— Много лишних вопросов задаёшь, Никита. Сейчас сам всё увидишь.

— Услышал. Осмотрюсь и подъеду.

Да что там осматриваться! И без этого знаю, что никого поблизости нет, насмотрелся. Не люблю такие загадки. Конечно же, я разволновался и, признаюсь честно, даже немного растерялся. Нет никакой необходимости подкатывать с заряженным стволом к месту аварии, пусть и с пострадавшими. Не добивать же придётся… Вот зараза-то какая, во что я влип? Или вот-вот влипну?

— Осмотрелся, Коля, никого не видать, спускаюсь.

— Принял.

Положив тангенту на пластиковое крепление, я потянулся за тройником.

Была у меня идея разместить кронштейн для оружия на потолке салона. Серёга Кузнецов отсоветовал, они такое не делают. В средней полосе это вообще верный залет при проверке, да и потолок у «патриота» так себе, не слишком высокий. Рассматривался и вариант размещения оружия вертикально между передними сидениями, за подлокотником, на торце. Для этого к чехлу сидения снизу крепится небольшой мешок под приклад, сверху — простой хлястик на липучках для фиксации ствола. Видел пару таких решений на фотографиях, выглядели они неплохо.