Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович. Страница 39
И всё-таки распашные ворота пришлось закрыть. Иначе на лампочку слетятся все кровососы округи. Солнце, по-северному наискось уходя за абрис тайги, встающей на краю посёлка, закатывалось. Света уже стало мало, так что да здравствует электричество.
Внутри Дмитрий обустроил просторное помещение, в котором стоящая в починке «шнива» ничуть не мешала умеющим культурно отдыхать, вполне традиционно: раздолбанный диван, тумбочка с припасами, антикварный стол на кривых ножках и два венских стула, на стене — полка с необходимой посудой.
— Я здесь частенько обретаюсь, когда в доме скучать неохота, пейзаж, воля. Опять же воздух свежий.
— Да он везде свежий. Избаловались вы тут…
— Человек, он ить такой, скотинка ворчливая, всегда увидит вдали что-то лучшее, чем есть вокруг него, — покладисто кивнул приятель. — Выхлоп там всякий, дети орут на улице, как оглашенные.
— Не смеши, какие выхлопы в Крестах? А жить тут можно, тем более холостяку.
— Вот и я говорю. Ты помогай, чё сидишь? Тарелки возьми с полки.
На столе уже стояла водка, солёные бочковые огурцы и пакет с тёплыми котлетами партии номер два. Хлеб ржаной, местной выпечки. Не какой-нибудь там серый, а настоящий чёрный, черняшка. Каждый, кто ел черняшку более двух недель подряд, знает, что с чем её не рубай, во рту будет вкус черняшки. Ничто не способно его приглушить. Кроме солёных огурцов и водки. Местных запасов французского коньяка у меня не осталось, две бутылки, которые я хранил в квартире, уже закончились, а новые взять негде, основной запас хранится в Глухарях. Коньяк из местного магазина пить решительно нельзя, судя по цене, это образцовая палёнка. Буду пить православную беленькую, причём не остывшую до нужной кондиции в холодильнике.
Крестовцы уже массово переключаются на самогон, благо урожай первых ягод уже собран, да и сахарок у народа имеется в изобилии. Власти, стараясь загладить вину за то, что принудительно обрекли население зоны на заточение с неясными последствиями, пятый день щедро забрасывают авиацией в Каменные Кресты гуманитарную помощь. В основном это провиант в ассортименте, обычном для массовых ЧП, и топливо, хотя вчера по разрешениям бесплатно раздавали картечные патроны двенадцатого калибра, невиданное дело! Новиков набрал, а я не знал.
Запоздало, но всё-таки поддавшись вирусу хапужничества, я тоже наведался на футбольное поле после посадки очередного вертолёта МЧС. Ажиотажа возле борта не было. Вместе со мной явились три женщины, заканчивающие отовариваться, и сонный Гумоз, рассказавший, что он впервые в жизни поступил на государственную службу — ночами стоит на блокпосту дороги на прииск «Волчья падь».
Поселковые в основной массе уже набрали всего, чего хотели, и очередные прибывающие борта встречали спокойно, без огонька. Крестовцы почти всегда спокойны. Они нетребовательны к удобствам, не жаждут излишеств, не способны торопиться, умеют сделать руками почти любую работу, преданы товарищам и семьям. Они привыкли постоянно размышлять — неторопливо, основательно и не только о последствиях своих недавних поступков. В их внутренней жизни огромное место отводится всему отвлеченному. Настоящий, стоящий человек для них — это тот, кто постоянно думает о многом. Они не спешат жить. Кроме того, таёжники — народ гордый и недоверчивый; сейчас нахапаешь, а ну как потом расплачиваться придётся? Мудрость старожильцев, возможность предусмотреть не только ежечасную выгоду, но и последствия какого-нибудь поступка всегда помогали таёжникам в их непростой жизни.
Гумоз спокойным шёпотом тут же подсказал единственно верную линию поведения. Спасатели с уважением посмотрели на прицеп Монстра и, не став уточнять, на какое количество едоков я беру припас, и не вступая в прямой физический контакт, помогли загрузить двадцатикилограммовые мешки с мукой, сахаром, гречкой и рисом, крупную соль, дешёвый растворимый кофе неизвестной мне марки, огромные пакеты с макаронами и две коробки абаканской говяжьей тушёнки. Ещё и поинтересовались, не надо ли чего ещё? Я азартно ответил, что надо, получив томат-пасту в промышленном объёме, сухое молоко и как бы куриные бульонные кубики.
Уже перетаскав награбленное у трудового народа добро в квартиру, сразу ставшую похожей на амбар матёрого кулака-душителя, я испытал удивительное чувство сладкой радости халявщика, удивившись ещё и этому. Деньги есть, в продмаге хватает товара… Впрочем, соседка по площадке, помогая открыть дверь, порадовалась, заявив, что я стал настоящим таёжником. Серьёзным запасливым человеком, умеющим жить в глубину.
Завершив операцию, я уже решил, что в Каменных Крестах не останусь. Не хочу всё это видеть, тяжко. Запрусь в своей крепости и буду ждать дня, когда специально обученные люди полностью зачистят всю эту мерзость. Сил специального назначения в стране хватает, вот пусть и работают.
Как мы оказались в гараже, имея гораздо более подходящие для вечернего досуга площади? Новиков меня сюда и притащил из «Котлетной», где можно было спокойно и вкусно обсудить все вопросы. Однако Дима почему-то повёл себя, как опытный коспиратор-революционер. Он постоянно оглядывался по сторонам, боясь наблюдения и прослушки агентами охранки. Наконец напряжённым голосом сообщил, что имеет некую гениальную схему, о существовании которой не должен знать никто, иначе хана всему. Вот мы и законспирировались…
— Ну, колись, что у тебя за хитрый план? Эй, ты куда?!
Новиков, словно не услышав вопроса, встал, открыл калитку и, высунувшись наружу, опасливо там огляделся. Да что такое творится? Уже спрятались, закрылись! Надо ещё и одеяло накинуть?
— Штук пятьдесят осталось, не больше. Знаю, у кого они лежат без дела. Надо успеть выкупить или выменять, пока другие не дотумкали! — заявил он от дверей.
— Продолжай, друг, записывать буду, — весело подбодрил я шпиона, решив не загонять себя слишком частыми вопросами в психичку.
— Помнишь, ты в шутку о минировании подходов говорил?
— Не в шутку! — возмутился я.
— Песегов попросил районную власть закинуть хотя бы сигнальные мины.
— И что?
Это уже интересней!
— Сказали, что будут думать. Любят они там думать. И добавили, что все, кто шибко опасается за свою жизнь, могут беспрепятственно приехать на заградительный блокпост и капитулировать.
— Ага, и жить в концлагере, расположенном не дальше Северо-Енисейского, сдавая кровь и образцы тканей для анализов, — съязвил я. — В посёлке слухи ходят, что там и шлёпнуть могут в порядке особо качественной зачистки. Голову не морочь, Димон, конкретно скажи, о чём речь.
— Капканы! — торжественно выпалил Новиков и, победно сверкая глазами, замолк.
Через пять долгих секунд, оценив мою бесстрастную рожу, он не выдержал:
— Капканы! Ты что, не понял, что ли?
— Понял, капканы.
— Я тебе рассказывал, что по случаю купил оптом прорву капканов, всяких разных, в том числе и первого типа, схватывающих, ну, дуговых! В том числе много пятёрки!
— Это на кого?
— Волк, рысь, росомаха. Пятый номер. Старые капканы, отличные, сейчас таких не делают, не говоря уже о медвежьих. Запрещены большинством региональных правил охоты, и совершенно справедливо. Медвежий капкан у нас не выпускается фабрично с 1914 года, видел американского производства 1928 года.
— Почему запрещены?
— Как самоловы, способные причинить вред человеку.
— А… Слышал, что медвежий капкан ногу отрубает.
— Полная ерунда, сказочки, — поморщился промысловик. — Кость сломать может, раздробить, особенно если дуги с наклёпанными зубьями, но до ампутации на месте дело не дойдёт. В общем, медвежий капкан сейчас не найти в принципе, только если изготавливать кустарно, но это громоздкая и очень тяжёлая штука, больше двадцати килограммов весит. Их к месту на лошадях доставляли или на илимках.
— Чем же медведя ловят?
— Медвежьей пастью или силками, петлёй с противовесом, мешками с каменюгами.
— Силками, как куропатку? — удивлённо переспросил я.