Дауншифтер (СИ) - Денисов Вадим Владимирович. Страница 65

А ещё здесь очень много амиканов.

В самом начале пути мы увидели медведицу с пестуном, переплывающую реку. Первой вышла на берег мамаша, дождалась своё чадо, и уже вместе они вломились в лес.

Через пару часов после того, как лодки вышли из старицы основного русла, течение Батоби совсем ослабло, река стала шире, появились мелкие песчаные перекаты и множество островов. На одном из длинных мелких перекатов моторы пришлось заглушить, флотилия медленно пошла сплавом. Путь новый, а направились мы по нему по настоянию Димы Новикова. Признаться, мне тоже не хотелось возвращаться прежним путём. Одна лишь мысль о том, что опять придётся корячиться на волоке, заставляла вздрагивать. По Батоби путь длиннее, но зато без экстрима и подвигов первых мангазейских казаков. Выскочим на Таймуру немного выше, и вниз по течению, к Глухарям.

Здесь настоящий медвежий край, кругом большие и маленькие следы, они видны на каждом плёсе. За очередным поворотом взору открылась необыкновенная картина. На зеленой пойменной террасе острова, густо поросшей сочным диким луком, спиной к проплывающим сидел здоровенный медведь. Зверь спокойно и очень аппетитно лакомился лучком, срывая его, тщательно отряхивая от земли и большими пучками отправляя в пасть.

Я почти шепотом произнес «пятый», показывая рукой на медведя, и на всякий случай подтянул автомат поближе. Все притихли. Сарсембаев достал маленький фотоаппарат. Караван медленно несло течением к хозяину тайги, который пока не замечал приближающиеся в тишине лодки.

И когда до зверя осталось метров тридцать, Гумоз вдруг громко его окликнул:

— Эй, мужик, ты чего здесь делаешь, а?!

Огромный хищник медленно обернулся, зажав в правой лапе целый сноп дикого лука, затем отвернулся, как ни в чём не бывало, машинально сунув пучок в пасть. И снова обернулся, но уже резко, необычайно легко для его размера и веса, вскочил и, как подорванный, бросился наутек в сторону коренного берега. Там он поскользнулся на мокрой илистой гальке, грохнулся всей тушей, поднялся и, наконец, скрылся в береговых зарослях. Фотоавтомат Ильяса беспрерывно сверкал фотовспышкой. Экипажи веселились вовсю, подгоняя мишку улюлюканьем.

Пока что никаких серьёзных эксцессов. Спокойное тихое плавание с попутными зрелищами и театральными представлениями. Это из хорошего. А из плохого вот что: петляет Батоби страшно, не русло, а сплошные складки, плотные, как спрессованные кишки.

Демьян Везунчик, будь он неладен, угодил в гвардейский экипаж илимки, и это тоже из плохого — достал он нас с Гумозом до самой крайности… Спасённый моторист промприбора постоянно ныл, жаловался на жизнь-судьбу, подорванное на прииске здоровье и гестаповцев-охраников, которых он парадоксальным образом почему-то называл жидами.

— А этот ваш поселковый участковый сильно лютует? Что за мент, законник или договорной?

— Да кому ты сейчас нужен, обормот, — какое-то время успокаивал его Сомов.

— Им лишь бы палку в отчёт поставить… Заметут меня!

— Здесь ныряй и дуй пешком на Красноярск. Ребята рассказывали, что если через сопки, то полдня ходу, — ржал Мишка.

— Шуткуешь? Может, вы меня укроете? Отработаю…

И далее в том же духе. Он то замолкал, то начинал снова, и не только с просьбами, но и с угрозами, с упоминанием каких-то лютых авторитетов из группировок, которые, естественно, спят и видят, как бы за него вписаться.

Недавно этот идиот потерял Мишкину пальму, которую тот ему дал для защиты, устав выслушивать стоны о своей полной беззащитности. Усевшись на носу, Демьян принялся тыкать ножевидным клинком в воду, стараясь подцепить водоросль или рыбину. Вот и доигрался.

Я сразу остановил илимку, впереди по радиокоманде встала и «Обь».

— Доставай, — коротко приказал Гумоз, нехорошо улыбаясь.

— Я тебе что, Ихтиандр из кино, чтобы по приказу жемчуга со дна тягать! Там холодильник, а я чихаю!

— Ах ты падла!

Мне подумалось, что Гумоз просто набьёт ему морду, но идейный бич-философ превзошёл все ожидания! Сомов тут же по-комиссарски выхватил из кобуры наган и выпалил у Везунчика над ухом!

Тот уже традиционно завыл голодным волком, а мне опять пришлось хватать радиостанцию и докладывать промысловикам, что здесь идёт не война, а нормальный воспитательный процесс. Утерянная пальма была найдена и доставлена на борт с четвёртой попытки. На том скандалы не закончились и, хотя температура воды в реке на самом деле была вполне нормальная, а день тёплым, Демьян начал трястись и скулить с обещаниями в кратчайший срок помереть от лютого холода.

Чуть не присоединившись к избиению младенцев, я сообщил о скандальном происшествии мужикам, и мы вынужденно встали лагерем на каменистом островном пляже — чего теперь делать, надо сушить идиота. Стояли, впрочем, недолго, надежда до наступления ночи успеть подобраться хотя бы к Глухарям ещё сохранялась. Пока этот недотёпа сушил одежду на костре из наскоро собранного плавника, Ильяс, имеющий интерес к этому занятию, побродил по бережку, обошёл весь островок и насобирал полведра яшмы, халцедонов и агатов! Богатый край — Эвенкия, чего тут только нет.

После привала отправились дальше — начинался новый участок реки, и здесь не узнать Батоби! Берега красивейшие, высокие. Попадались очень причудливые скалы, похожие на древние развалины рыцарских замков, с ними чередовались пологие, покрытые хвойным лесом. И над всем этим нависало невероятно красивое северное небо. Эти низкие облака, подсвеченные уже опускающимся солнцем и отраженные в зеленоватой воде, буквально завораживали.

Погода продолжала радовать. Но что-то в ней всё-таки тревожило Мишку Сомова. Поглядывая на появившиеся перистые облака, блестящие под солнцем, он после прохождения очередного переката сказал:

— Пора бы, однако, ночной причал искать, скоро накроет.

Я передал прогноз на «обушку», и опытные мужики с этим выводом согласились.

День уже начал клониться к вечеру, когда ещё недавно сонная Батоби начала втягиваться в трубу — горловину порога. Моторки подхватило течением и втянуло в узкую струю, зажатую между крутыми каменистыми берегами такой ширины, что лодки с трудом помещались. Шкиперам приходилось быть предельно внимательными, чтобы успеть перевести моторы на нейтраль, вырубить или вообще поднять сапог. Матросы держали в руках длинные шесты, в опасных местах отталкиваясь ими от берега. Это стремительное движение было похоже на затяжной плевок. Мы мгновенно пролетели по пенистому каналу метров сто, и вдруг он неожиданно закончился широким разливом реки, где успокоившаяся Батоби распадалась в рукава и протоки.

Лодки каравана встали рядом в затоне, а промысловики опять достали навигаторы.

— Хрен тут чего поймёшь, — вяло ругался Сарсембаев. — Космоснимки этого участка у американцев старые. Здесь три протока, смотри, а на самом деле, — он показал рукой вперёд, — не менее пяти!

Путаница была очевидна. В сильный паводок, скорей всего прошлогодний, который, по рассказам местных, таковым и был, река пробила себе дополнительные рукава. Течение в них есть, но там очень мелко, самоходом не пройти, придётся толкать.

— Да уж, у нас не стратегический район, — согласился Новиков, пялясь в экран своего прибора. — Поэтому и прииска на спутниковых снимках нет.

— Уже стратегический, — хмыкнул я.

— Ну, так-то да, скоро новых нащёлкают, — согласился Димка.

— Нащёлкают, вот только в свободной выкладки их не будет.

— Почему, Никита?

— Начнётся работа разведслужб.

— Ого! Это что же, нам скоро ещё и шпионов ловить придётся? — оценил новые перспективы Новиков.

— А то!

И опять начался совет ветеранов. Мужики сверяли карты, немного разные, что-то там прикидывали и уточняли. Мы с Гумозом в обсуждение не встревали, а туповатый Демьян, только что в очередной раз получив от Сомова в грудину за нытьё, помалкивал тем более.

— По идее, надо бы вправо, к скале. Глубина будет больше, — рассуждал Димка.

Они ещё немного посовещались, и караван было двинулся в путь, как возникло новое обстоятельство.