Песня моей души (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 50

В полдень следующего дня пришла к малым воротам новодальской столицы. На руках несла лесные ягоды, завёрнутые в широкие листья. За ягоды здесь надеялась получить немного медных монет.

Оказавшись около людей, ожидавших, когда откроют ворота, затянула:

- Ягоды, сочные и лесные, по три медяка!

- Что за ягоды? – заинтересовался низкий длиннобородый старик.

- Лесная малина и земляника.

- Малинку давай, - и он полез за деньгами.

- Не возмутитесь, что много беру?

- Ты-то много берёшь? Ты-то как раз мало берешь! – и старик протянул три медяка. Чуть поколебался и протянул ещё три, – И землянику.

Ему пришлось самому развернуть несколько свёртков, чтобы найти и малину, и землянику. Он не возражал, успел придирчиво изучить ягоды и как будто остался доволен. На стене зашевелились, зашептались. Вскоре ворота приоткрылись и в щель проскользнули два воина средних лет. К моему изумлению и возмущению собравшихся людей, они направились прямо ко мне. Без разрешенья заглянули в свёртки, выбрали себе по два с земляникой и по одному с малиной. Тот, который был коренастым, сразу исчез за тяжёлыми массивными створками, а второй, высокий, приостановился и проворчал:

- Чего стоишь? Заходи, пока не передумали.

- А мы? – возмутилась какая-то женщина с большими корзинами, накрытыми платками.

- Подождёте, пока ворота опять откроем. И готовьте монеты. Нынче у королевы затевается праздник, поэтому по два медяка с каждого.

- Это же грабёж! Раньше нас пускали и ничего не брали! – зашумели люди.

- Вчера у короля был тот закон, сегодня другой. А мы обязаны выполнять всё, чего нам приказали. Мы люди подневольные.

Быстро прохожу мимо людей, переругивающихся со стражником, и пролезаю в щель. Если считать в ягодах, с меня взяли больше, чем с тех людей, но требовать справедливости глупо, ведь вступиться за меня некому. То есть… не отрывать же мир от его важных дел по таким пустякам.

«Ничего, я не в обиде» - отозвалась Мириона.

Спросив дорогу, я направилась к столичному рынку. Большинство встречавшихся мне горожан были плохо одеты. Проходя мимо фонтана, увидела несколько дам и кавалеров. Их одежда была какой-то тусклой, бледной. Всего лишь двое, пожилой мужчина и дама рядом с ним, посверкивали драгоценными камнями, оправленными в золото и серебро, и на шеях, и на одеждах, и на предплечьях и на пальцах. Неужели это Новодалье, известное своим богатством и пышностью? Или слухи лживы, или долгая вражда лишила новодальцев былого блеска? Или то собрались не самые важные представители местной знати? Впрочем, какое мне дело?

На маленьком рынке было людно и шумно. На меня вначале косились с подозрением, потом начали подходить, разглядывать ягоды. Почти все подошедшие покупали. Вскоре кто-то пожаловался мне на «мужика, за пригоршню пятнадцать медных берущего» и на «бедную жизнь горожан, которым ягод поесть хочется». Я изумилась, услышав об этом наглеце, а женщина, на него жалующаяся, начала говорить заодно и про свою трудную жизнь, и про старых немощных родителей, и про малых детей, и про ленивого мужа. Говорила долго, уныло. Горожане косились на нас и проходили мимо.

- Поговорила с тобой чуток, и полегчало мне, - вздохнула женщина. – А у тебя самой кто-нибудь есть?

- Никого.

- Горе из-за этой вражды.

- Верно. Не будь вражды, многих бед бы не было.

Новодалька улыбнулась мне грустно – и мне от этой её улыбки самой стало тоскливо – и сказала:

- Мне трудно представить другую жизнь.

Да, люди уже и не думали, что могло бы быть, если бы прекратилась вражда…

- Семьи оставались бы целыми, наши дети бы играли друг с другом и…

Женщина слушала внимательно и пару раз даже мечтательно улыбнулась. Кто-то из идущих мимо горожан приостанавливался и оставался послушать. Кто-то язвительно или недоверчиво усмехался. Затем все, кто слушали меня, разошлись. Начали расходиться покупатели, торговцы. Пока медлила, не решаясь спросить, до какого часа разрешено торговать, на рынке появились худенькая девочка в дорогом тёмном платье с узким подолом, расширяющимся от колен к ступням, и широкоплечий воин в кольчуге, с мечом в светлых ножнах.

Что-то в лице девочки привлекало внимание. На первый взгляд оно казалось спокойным, но на второй, более внимательный, каким-то трагично безучастным. К тому же кожа её была подозрительно бледной, как будто она много времени сидела дома, избегая встречи с солнечными лучами. Или была нездорова. А в глазах почти растаяла жизнь. Что же случилось с ней? О, как бы я хотела зажечь в ней тёплый, ликующий огонёк, который должен светить в детских глазах! Впрочем, ребёнок ли она? Дети должны верить в сказки и победу добра над злом, должны смеяться и играть, бегать, зажигать в усталых сердцах взрослых желание делать добро. Но дети Враждующих стран очень редко бывали такими: они слишком быстро вырастали, слишком рано начинали ненавидеть, желая отомстить. Стоило ли отдавать драгоценные годы детства на такие грустные мечты? И могли ли они стать другими в странах, где затянулась вражда?

Девочка на мгновение столкнулась со мной взглядом. Застыв на мгновение, медленно пошла ко мне. Нежелание жить, какое-то равнодушие проскальзывало в её движениях. И одновременно в них замечался некоторый интерес.

Желание дарить тепло вспыхнуло, охватило всю мою душу. Совсем рядом, за моей спиной, заплескалось море света.

Неожиданно пришла догадка: девочка шла на тепло, на свет, измучившись холодом окружающих. И мне вдруг захотелось слиться с морем света – и через себя передать его ей, этой усталой болезненной малышке. И, вместе с тем, я ощущала, что всё сильно изменится, если стану едина с этим светом. Я вдруг испугалась перемен, испугалась потерять привычную себя от соприкосновения с этим морем света. Но страх появился и тут же исчез…

Ещё более приятным, чем единство с миром, родной землёй, было чувство единства с этим таинственным морем. Я как-то сумела предугадать: девочка не дойдёт до меня. Рванулась к ней и подхватила едва она начала падать. Прижала к себе и нежно обняла. Не понимала, как долго обнимала незнакомку, не обращала внимания ни на что, не желала ничего иного кроме как согреть её усталую душу…

Она шевельнулась, и всё как будто вернулось на свои места.

- Вы кто?

- Обычная девушка.

- Но с вами так хорошо…

- По-моему, ты – целительница, - заметил мужчина. Стало понятно: в отличие от незнакомки, он не знатного происхождения, и, вдобавок, грубоват. Вероятно, охранник.

- Ошибаетесь, у меня нет целительского дара.

- Что же, по-твоему, сейчас случилось? – его взгляд впился в моё лицо.

- Ей стало плохо, а я просто поддержала её, пока ей не стало лучше.

- Она никогда так быстро не приходила в себя, - уважения у него не было ни ко мне, ни к своей госпоже.

Пока пыталась понять, что произошло и как теперь оправдаться, чтобы не возникло каких-либо подозрений, воин предложил:

- Не желаешь ли исцелить графиню Цветану? Наш король приходится ей дальним родственником и заплатит золотом. Разумеется, если у тебя хватит сил чтобы исцелить её полностью. Бесчисленное число «лекарей» и «целителей» пыталась, но ей от них порой становилось хуже.

Я смотрела в умоляющие и доверчивые детские глаза и жалела, что не могу ни исцелить её, ни вылечить травами. Слышала кое-что о целенных травах от любимого, но ничего не узнала о подобной болезни. Ох, будь бы я целителем, могла бы ей помочь и немножко приблизить осуществление мечты, выполнения своего обещания!

«Пока ты единственная, кому это удастся. Потребуется забота и отвар из стеблей травы. Здесь эта трава не растёт. Ближе всего местечко рядом со столицей Черноречья»

«Значит, надо добраться до места с травой и потом вернуться обратно? Это трудно»

«Ей нужно около двух месяцев пить отвар из той травы. Каждый день нужно пить. Обязательно из свежей травы, от сухой для неё пользы будет мало»