Песня моей души (СИ) - Свительская Елена Юрьевна. Страница 88

Встав поодаль, откуда было видно празднующих, но им уже было не слышно нас, спросил:

- Расскажи, как ты жила всё это время?

Девушка нахмурила свои густые красивые брови – и мне захотелось поцеловать её в лоб, чтобы она перестала хмуриться и улыбнулась – и я едва удержался, чтобы этого не сделать

- Люди не слушают меня, - огорчённо сказала Алина, - Не задумываются о том, как можно жить.

- Ты указывала им, что они неправильно живут?

- Нет. Они бы рассердились за такие слова.

Ласково обнял лицо моей любимой ладонями и, заглянув ей в глаза, пообещал, потому что я вдруг понял, что я могу сделать для неё, что её сможет порадовать из моих умений:

- Я напомню им, как ещё можно жить. Напомню о дружбе и о любви. Напомню о добре. Покажу им их самих и их мир, все незамеченные ими грани мира. Я спою им такие песни, которые заставят их задуматься!

Алина вздохнула и сказала тихо и грустно:

- Они слушают только баллады да рассказы о битвах, о мести и жестокости. Нравоучения они ненавидят.

- Зачем приставать с нравоучениями? Я не тот, кто вправе лезть к ним с указаниями, как им надо жить. Но я придумаю другие истории. Те, которые натолкнут людей на новые мысли.

- У тебя получаются интересные истории, - кажется, она улыбнулась, вспомнив наши тихие вечера и дни в столице Светополья.

- Хочу, чтобы они были не только интересными, но ещё и очищали сердца и мысли. Раз уж обладаю таким даром, применю его для нашей мечты.

- Так здорово: я не одна! И ты, и они со мной, - девушка с сияющей улыбкой повернулась к детям, шептавшимся в сторонке.

О, и они согласились возвращать в эти земли мир?

Принц из Черноречья и девочка из Новодалья стояли поодаль и тихо, но оживлённо о чём-то говорили. Чернореченец и новодалька… Они должны были быть заклятыми врагами, поскольку родились во Враждующих странах. Но сейчас они были рядом и не боялись друг друга! Наверное, это всё из-за Алины. Это она мечтала о мире для Враждующих стран. И из-за неё я вдруг решился ускорить перемирие. Раньше и не думал, мечтал лишь о мести. Наверное, она и её мечта пленили и их…

Шепнул её на ухо:

- Ты обладаешь удивительной способностью вдохновлять на тааакие поступки...

- Да, ну... я вполне обычная девушка, - засмеялась Алина, - Правда, с необычной мечтой. Пойдём, я представлю тебя им.

- Кстати, где ты живёшь?

- В столице. Мы с Цветаной теперь учимся лекарскому ремеслу. В недавно открытой школе. А, впрочем, ты, наверное, ещё не слышал… где ты остановишься?

- Сниму комнату в городе.

- А деньги?

- Не беспокойся, у меня хватает денег. Я какое-то время лечил богачей и скопил. Не привык тратить монеты на ерунду, поэтому они исчезают долго.

Мы направились к мальчику и девочке. Нужно было познакомиться и многое обсудить...

Однажды, завтракая в трактире, я вдруг ощутил чью-то руку в моём кармане. У меня не было ни малейшего желания лишиться накопленных денег, поэтому выхватил кинжал и, обернувшись, приставил лезвие к горлу вора. Трактирщик, лакомившийся яблочным пирогом, прислонившись к стойке, ничего не сказал. То ли не заметил, то ли предпочёл не вмешиваться. Кроме нас троих в трактире никого не было.

Вор оказался парнишкой лет шестнадцати-семнадцати. Худым, бледным, бедно одетым, но чистым. В тёмных глазах не испуг, а усталость. Ворчу:

- Знаешь, я не намерен делиться с тобой моими монетами.

- Я бы тоже с тобой никогда не поделился, - огрызнулся воришка.

- Для пойманного вора ты слишком смел. Что бы мне с тобой сделать? Сдать стражникам или прирезать?

Трактирщик наполнил кружку морсом и стал пить его с таким видом, будто его происходящее не касается.

- Лучше прирежь, - посоветовал парнишка. – Я не хочу жить.

Думал, он будет вырываться, драться. Ну, хотя бы раз рванётся, но нет, он обречённо застыл и смотрел на меня, поймавшего его, с равнодушием. Вздохнув, сурово спросил:

- Не рано ли ты разочаровался в жизни?

Усталый взгляд юнца от которого мне стало не по себе. Так старику бы полагалось смотреть, который много прожил и много пережил, не детям.

- Мне надоело зарабатывать деньги таким способом, - спокойно признался странный отрок.

- Неужели, ты ничему не обучен?

- Обучен, но моё мастерство никому не нужно.

Заинтересованно уточнил:

- И что же ты умеешь?

Ответа такого не ожидал:

- Петь, играть, слагать стихи, песни и разные истории, - равнодушно объявил парень.

Нахмурился:

- Ну и будь менестрелем, а не вором.

- Сейчас не нужны настоящие менестрели, - с горечью произнёс он. И, чуть помедлив, спросил уже сердито: – Ну, что медлишь? Хочешь прирезать – прирежь. Что ты медлишь?

- Пожалел бы ты мать или кого-то из своих родных. И делом занялся. Не этим, грязным, а приличным!

Суровый взгляд:

- У меня нет родных. И родителей нет. И тебе меня не жалко.

- Ты – глупец. И недостоин зваться менестрелем.

- Я менестрель, сын и внук менестрелей! – гордо произнёс воришка, потом чуть тише исправился: - Точнее, я был менестрелем. Я не хочу быть таким менестрелем, которых слушают сейчас. Не хочу описывать битвы, поединки, сражения, кровную месть! Ты медлишь, и я боюсь, что ты передумаешь. Я ненавижу тебя, всех, а больше всего – ненавижу самого себя за то, что отказался от своей мечты и своих надежд.

- А я от себя не отказался.

- Противно слушать твои слова о тебе. Мне нет никакого дела до тебя!

Усмехнулся. У меня родилась идея, как его направить обратно на прямую дорогу. Сказал с гордостью подняв голову:

- Я собираю легенды родной страны. Добрые легенды. И рассказываю людям о них самих. Им интересно слушать.

- Рассказываешь о мире и доброте? Рассказываешь очерствевшим людям о справедливости? – воришка приподнял брови. – Врёшь! Тебя никто не станет слушать! Я сам рассказывал настоящие легенды, но меня гнали отовсюду и высмеивали!

Пока я говорил с ним, он незаметно достал старинный кинжал. И ухмыльнулся:

- Может, если я тебя отправлю за Грань, стражники отправят меня вслед?

Я выбил кинжал из его руки.

- Ты даже драться не умеешь!

- Менестрель не обязан учиться воинскому искусству!

- Менестрелю не пристало таким способом добывать себе хлеб!

Он долго пытался прожечь меня взглядом, потом попытался вывести меня из себя, сначала лёгкими издёвками, потом – грубостью, но я его насмешки встретил спокойно.

Отпускать его в таком состоянии нельзя, чтобы чего-то с собой не сотворил.

Силой усадил его на лавку и попросил у трактирщика порцию каши для парнишки.

- А кто будет за неё платить? – впервые проявил тот какую-то реакцию к происходящему, недовольную.

- Я заплачу.

Других вопросов мужчина не задал и быстро поставил поднос с новым завтраком перед воришкой.

- Мне не нужна твоя подачка, - возмутился тот.

- Поел бы лучше, ты голоден.

- И горд.

- Тогда заплати за еду легендой. Я с удовольствием её послушаю.

Он колебался. Похоже, предложение ему понравилось, но возвращаться к прошлому не хотелось. Голод помог ему выбрать.

- Сначала поем. А то ещё отберёшь еду и потом никому не докажешь, что ты обещал меня угостить.

- Договорились.

Вернул кинжал в ножны и подождал, пока он поест. Когда кто-то из вошедших направился к валявшемуся на полу кинжалу паренька, забрал оружие у него перед самым носом.

Думал, менестрелем он окажется довольно посредственным, раз его не стали слушать, да и затянет он про очередную битву и кровопролитие, но…

Парнишка глубоко вдохнул и вдруг начал, нараспев, пылко, громко:

- Ветры дули холодные, ветры дули прохладные, были ветры и тёплые у вершины пустынной. Ветры были и слабые. Ветры были и сильные. Пролетали они над равнинами, над вершинами…

И однажды у пропасти из холодной унылой глыбы ветер сильный равнинный с долинным высек сокола. Сокол вышел маленьким: и не сокол, а соколёнок вовсе. И стоял он у пропасти, вниз взирая с горы…