По тонкому льду (ЛП) - Ааронс Кэрри. Страница 2

Мой отец однажды сказал, что мир забыл про Апстейт Нью-Йорк¹, что за пределами Олбани, Баффало и Рочестер никто даже не знает, где это. Если вы спросите кого-то, где находится Нью-Йорк, вам просто укажут на «Большое Яблоко»².

Но мне так даже нравилось. Я не хотел, чтобы город заполонили их безвкусные, яркие технологии и обыденные рестораны быстрого питания. Я предпочитал жить в своём спокойном городке с размеренным темпом жизни.

Переживая, что у меня могут отнять работу, я совсем не предвкушал того, какой цирк она может привезти с собой. Мне было жаль девочку, было бы бесчеловечно не… но нам не нужны здесь драмы.

Я надеялся и молился всем святым, чтобы она никому не раскрыла своего места пребывания.

Камилла Валон была принцессой, а Харлин Фоллс был ничем иным, как её королевством.

Глава 2

Камилла

За последние тридцать три минуты по дороге не проехала ни одна машина. Я считала.

Чёрный интерьер лимузина служил мне коконом, как и всё остальное. Пузырь вокруг моей жизни всё ещё защищал меня или душил, даже когда отца не было рядом.

Надо признать, Апстейт Нью-Йорк был необыкновенно живописным местом. Никаких шумных улиц Чикаго, суетливого пригорода с его ожиданиями и дизайнерскими ярлыками. Миля чудес³ осталась позади, как и моя жизнь, я это знала.

Глаза снова наполнились слезами, последние дни были какими-то… Плач и слёзы стали обычной ежедневной рутиной, как дыхание или чистка зубов, и были мне неподвластны. Неожиданно я увидела мамины глаза, зелёные с золотыми крапинками, пристально следящие за мной в отражении заднего окна машины. Резкий вдох прорезал мои лёгкие, и мне понадобилось время, чтобы осознать, что это были мои глаза. Не её. Она не сидела рядом со мной.

— Мисс, мы будем на месте примерно через двадцать минут.

Глубокий, но добрый голос водителя привёл меня в чувство, и я вежливо кивнула ему в ответ. Сэмюэль, надо запомнить его имя. В конце концов, теперь он всегда будет рядом со мной. Для моей защиты и безопасности. Казалось безумием, что мне понадобился телохранитель, будто я находилась в какой-то альтернативной реальности, и каждый день лишь мельком напоминал мне прошлую жизнь.

Холлис Хаус. Я не была там уже… даже и не припомню. Родители приезжали сюда пару раз, пока я проходила практику или находилась на соревнованиях. В памяти сохранились очертания особняка, старого здания в викторианском стиле с розовыми садами, укромными уголками и закоулками. Когда я была совсем маленькой, то считала, что отец купил мне особняк из «Таинственного Сада», потому что это был мой любимый фильм. Я часами просиживала в этих садах, играя с куклами, шепча им секреты на ушко и гоняясь за бабочками.

Я не могла выговорить «Харлин», когда была маленькой, и, наверное, поэтому дому дали такое название. Отец купил дюжину или около того акров земли в Апстейт Нью-Йорк в качестве подарка моей матери и построил огромное поместье для летних каникул. Это был лишь один из всех домов, находящихся во владении отца, но о Харлин Фоллс он отзывался совсем по-другому, нежели о других местах. Мне казалось странным, что человека, объездившего всю Азию и Европу, дом в такой глуши интересовал больше остальных. Мы втроём проводили время как неразлучная троица. Он никогда не приглашал к нам гостей. Но когда он всё же сдал его в аренду, то воспользовался услугами компаний, которые никогда и никому не раскрыли бы, что дом принадлежит семье Валон. Для него это место было оазисом.

И теперь, полагаю, оно станет оазисом для меня.

Хьюго Валон, мой отец, никогда не рассказывал об этом доме ни своим партнёрам по бизнесу, ни друзьям из Чикаго. Мама никогда не говорила о нём своим знакомым из благотворительных организаций или клубов. В общем, этот дом будто и не существовал. И теперь мне тоже предстояло исчезнуть из поля зрения. Там, где никто бы меня не нашёл.

Клинтон в течение многих лет был адвокатом нашей семьи и одним из лучших друзей моего отца, и, возможно, он единственный, кто знает о Холлис Хаус. Именно поэтому он отправил меня туда, дав новый сотовый телефон и телохранителя.

После всего произошедшего в Чикаго…

Я не могла думать об этом, воспоминания были мучительны, и мысли мои отключались каждый раз, когда я пыталась сосредоточиться на том, что произошло.

Деревья, наконец, уступили место парку для трейлеров. «Мотор Хоум Менор». Мило. Сотни жестяных прямоугольных построек усыпали землю по правому краю дороги; некоторые имели настоящую обшивку, другие были с разбитыми деревянными порогами, ведущими к входным дверям. Моё внимание привлекла ржавая лошадка — качалка рядом с полуразрушенными качелями — грустное до боли зрелище. Я пыталась напомнить себе, что для некоторых детей из этой коммуны эта ржавая лошадка была как собственный Диснейуорлд. Я пыталась обосноваться в реальном мире и научиться сопереживать.

Мне придётся стать лучше, чем я была когда-то. В моей жизни больше не осталось никого, кто помог бы мне в этом.

Мы проехали знак зелёно-кремового цвета с красными буквами, оповещающий, что мы въехали в Харлин Фоллс, основанный в 1785 году. Снег покрывал всё вокруг, кроме дороги, и, хотя я привыкла к снегу в Чикаго, здесь всё было совсем иначе: будто зимняя страна чудес с нетронутыми, мягкими и белыми сугробами и равнинами, мерцающими в солнечном свете.

На горизонте справа появился гараж по замене автозапчастей, а за ним и остальная часть города. Мейн Стрит — улица, по которой мы проезжали в тот момент мимо книжного магазина, кафе, бара, банка, о котором я никогда не слышала, кофейни, семейной скобяной лавки и пары других витрин магазинов, названия которых мне не удалось прочесть из машины. Замысловато и… мило. По улицам расхаживали разные люди, одетые в пуховые куртки с мехом, дети в шапках и варежках, и с красными от мороза носами. Казалось, это картина из фильма, и актёры вот-вот снимут свои наряды, а из-за кулис появится съёмочная группа. Всё это казалось нереальным, как и всё в моей жизни на этот момент.

— Минут через десять прибудем к дому, мисс Валон.

— Спасибо, Сэмюэль. Можете называть меня Камилла, вам необязательно соблюдать такую формальность.

Он проигнорировал мою просьбу, и, я знала, он наверняка считал меня глупышкой. Он никогда не будет называть меня Камиллой, мы оба это понимали. Камилла Валон. Я уже не была уверена, кто это. Я видела свои фотографии в новостях, мне удавалось выкрасть и припрятать некоторые самые лакомые вырезки, пока Клинтон не видел, и с трудом узнавала в них ту худенькую, темноволосую и зеленоглазую девушку. В этих статьях писали о моих достижениях, медалях и о том, как произошедшее повлияло на мою семью. Или… о том, кем была моя семья.

Город остался позади, на смену ему пришёл лес. Мы проехали пару миль, и, наконец, Сэмюэль свернул налево по проездной лесной дороге между деревьями. Лес поглотил нас, трасса растворилась позади. Три минуты езды по гравийной дорожке, и мы приблизились к воротам, точнее, к двум большим кованым железным воротам, стоящим, словно солдаты, среди лесных деревьев. Сэмюэль открыл окно и набрал код на мониторе, после чего ворота стали медленно открываться, и за ними не было ничего, кроме деревьев.

Проехав ещё две минуты, я, наконец, увидела их, шпили особняка Холлис Хаус. Чёрная городская машина петляла между деревьями, пока мы не увидели дом целиком — величественный кирпичный особняк, занимавший особое место в сердце моего отца.

Подъездная дорожка была очищена от снега, но пуховые сугробы покрывали каждую видимую ветвь и травинку. На красной парадной двери красовался красивый зелёный рождественский венок с орнаментами и цветущими маками. Я не видела дом изнутри, но представляла, что он должен был быть таким, каким его оставили родители: красивая дубовая мебель, персидские ковры и белый фарфор. Особняк в форме буквы «С» имел четыре крыла; закрытая галерея разделяла дом от гаража; далее, вниз по лужайке, виднелась конюшня, в которой были размещены призовые лошади, на которых когда-то ездил верхом отец. Ещё дальше, за садами, располагалось озеро, которое я смутно помнила, и о котором мои родители часто говорили, но так ни разу мне его и не показали. Я помнила, как однажды мама назвала это место особенным.