Сторонний взгляд (ЛП) - Картер И. С.. Страница 3
Этот удар — личный.
Ради этого я работал годами.
Проникнуть в главный дом так просто — нужно лишь использовать отрубленную руку одного охранника для того, чтобы активизировать сканер отпечатка пальца.
Двойные дубовые двери распахиваются, заманивая меня в роскошное пространство особняка, они словно руки матери приветствуют возвращение своего сына домой с войны.
Моя мать.
Я рассеянно пробегаю пальцами по кулону, что висит у меня на шее. Кожа податливая и мягкая, как масло. Месяцы носки трансформировали объект во что-то ощутимое, гибкое и достойное моего прикосновения. Мне приносит удовлетворение прикосновение к остаткам хрящевой ткани, ощущение пластичности под пальцами. Перестаю поглаживать кулон, когда касаюсь пальцами большого брильянтового гвоздика в проколе мочки. Она всегда была такой гордой и тщеславной сукой. Ношение богатства давало ей ложное чувство власти. Эта власть теперь принадлежит мне. Я забрал её у неё.
Я всё у неё забрал.
Захожу в роскошную прихожую, попутно пряча последний уцелевший кусочек женщины, которая меня родила, под свободную ткань футболки. Я готов к сражению, мой топор в одной руке, а десятидюймовый охотничий нож «Бусси Батл Мистрес» (прим. марка ножа), который я нежно называю «Мисси», в другой.
Величественный дом устрашающе молчалив.
Ни одна душа не приближается ко мне, никто не пытается остановить неизбежную резню. Всё это ощущается слишком легким. Возможно, это просто мой счастливый день. А возможно, нет. Давайте выясним.
Я не заморачиваюсь маскировкой и направляюсь по парадной лестнице, следуя по пути старых воспоминаний. Мне было не больше пяти или шести, когда я был здесь в последний раз, но здесь всё так же, как и в моих детских воспоминаниях, — расположение этого огромного дома выжжено в моём мозгу.
Я прохожу многочисленные двери, мои тяжелые ботинки громко стучат по полированным полам, прежде чем я останавливаюсь перед хозяйскими покоями. Я знаю, что за этой дверью экстравагантно украшенная комната, с канделябрами и изысканным убранством, мебелью в стиле Людовика XIII. Показная попытка замаскировать грязь.
Я не сомневаюсь, что апартаменты такие же роскошные, какими я их и запомнил, даже за всё ещё закрытыми дверьми. Мои глаза сразу же останавливаются на всём этом, а ноги начинают двигаться до того, как мозг догоняет движение тела.
Он там. Я могу чувствовать его, это ощущается под моей кожей.
Я могу ощущать его толстые пальцы, проникающие в моё юное тело. Я могу обонять его дорогой одеколон, пока он смешивается с его потом и капает в мои глаза.
Страх здесь нежелателен. Я уже не тот мальчик, я — ангел смерти.
Движение позади избавляет меня от этих нежелательных мыслей, и я оборачиваюсь, поднимая оружие, — мои руки готовы нанести удар.
Прихожая позади меня заполняется обнаженными телами. Мужчины, женщины и дети — все согнаны к выходу двумя женщинами в униформе служанок. Более старая из двух останавливается как вкопанная, как только понимает, что я поймал её в поле своего зрения, и она смело притягивает руками двух маленьких детей к своим бокам, используя их тела как свой шит.
— Вы здесь, чтобы убить всех нас?
Я поднимаю голову, игнорируя её вопрос и оценивая язык тел детей, которыми она прикрывается.
Их тощие тела все в синяках и не трясутся от страха. Они были обучены повиноваться, привыкли думать, что их жизни им не принадлежат и что их тела — это просто сосуды для удовольствия других.
— Возможно, им лучше быть мертвыми? — я двигаю своим топором перед детьми позади неё.
— Нет! — этот неистовый ответ заставляет её притихнуть, и я поднимаю свои брови в знак сомнения. Насколько я знаю, она — добровольный соучастник. Женщина задирает подбородок и бесстрашно смотрит в мои глаза, её пристальный взгляд быстро опускается на ухо моей матери у меня на шее, которое выскочило из-под выреза футболки.
— Они достаточно настрадались, позвольте мне позаботиться о них, — умоляет она.
— А откуда мне знать, что ты сделаешь так, как говоришь?
Она немного медлит, не уверенная в том, что позволит правде слететь с её губ, прежде выпрямляет спину и смотрит мне прямо в глаза. Я вижу сочувствие и силу в её взгляде.
— Потому что я знаю, кто вы. Вы — Генри. Я спасла вас однажды. Позвольте мне сделать то же самое для них.
Я осматриваю её лицо, пробуя сравнивать его с любым из лиц в моих воспоминаниях о пребывании здесь, но это не даёт результата.
— Поверьте мне, Генри. Возмездие будет вашим.
«Возмездие будет вашим».
Я слышал эти слова раньше. Я жил этими словами, которые произнесла безликая женщина, проникающая в мои сны.
Я всматриваюсь в лицо этой миниатюрной женщины в возрасте и вижу только правду, ни капли обмана.
Единственным кивком я одобряю её просьбу, и она не колеблется даже секунду. Держа руки на плечах обоих детей, она направляет их вниз по коридору, догоняя других, кто бежит из этого особняка ужасов.
Я должен помочь им. Я должен удостовериться, что они все в безопасности.
«НЕТ».
В первую очередь, я должен убить одного из тех, кто здесь заключил меня в тюрьму.
Такова моя цель — моя единственная заповедь.
И вновь я оказываюсь стоящим перед картиной от пола до потолка, изображающей Святого Жермена — ангела-хранителя детей, ставших жертвами надругательств.
Этот урод думает, что это забавно.
Я режу антикварное полотно, уничтожая шедевр, вероятно, стоящий сотни тысяч, тем не менее, мой гнев не ослабевает.
Позади теперь уже каркаса того, что однажды изображало молодую пастушку в поле, находится дверь к уничтожению сэра Майкла Форестера.
Я хватаю отрубленную руку мёртвого охранника и ещё раз использую её как пропуск.
Замок открывается с мягким шипением, и я втыкаю мой небольшой поясной нож в дверную раму, таким образом гарантируя, что она останется открытой.
За дверью экран от стены до стены, на него проектируется изображение с камеры. Эта область для сэра Майкла, чтобы наблюдать за тем, как его «гости» изнашиваются до оболочки, отдаленно напоминающей их прежних. Это — то место, где он дрочит на сцены фильмов, что сам снимает, а затем продает другим извращенцам, получая в результате миллионы баксов. Фильмы о мужчинах, о женщинах, но преимущественно о детях, низведенных до обыкновенных дырок, пригодных для любого использования.
Он делает запись прямо сейчас.
Экраны мерцают от изменения углов съёмки камеры, показывающей одну и ту же сцену с разных ракурсов.
Сэр Майкл обнажен ниже пояса, его дряблая задница напрягается от каждого зверского толчка бёдер.
Под ним молодая женщина, связанная, но без кляпа. Я могу видеть, что она не издаёт ни звука, хотя её рот не заткнут, губы остаются неподвижными. Её глаза закрыты, а тело смещается только от толчков насильника.
Её влагалище заполнено чем-то, напоминающим маленький деревянный кол, в то время как задний проход широко растянут, чтобы принимать крошечный член Сэра Майкла и несколько пальцев каждой из его рук. Её длинные спутанные светлые волосы свисают с конца скамьи и скользят по грязному полу.
Она, вероятно, уже мертва. Её хрупкое бледное тело — абстрактное собрание синяков и вертикальных отметин, и всё же её лицо безмятежно и совершенно безучастно.
Я поражен её неподвижной красотой. Ноги приросли к полу, а пристальный взгляд прикован к её лицу.
И только из-за того, что я пристально изучаю её черты, замечаю, как всего лишь раз затрепетали её веки, и этого достаточно для меня, чтобы покончить с этим. Прикончить его и закончить её страдания, быстро перерезав с помощью «Мисси» мягкую кожу его шеи.
Я планировал поиграть с ним перед его кончиной. У меня был целый список весёлых игр, чтобы сыграть с сэром Майклом, но эта девушка изменила все мои тщательно разработанные планы, и теперь он должен умереть быстро.
Поворачиваясь к двери с боку экрана, я толкаю её, открывая в тот момент, когда сэр Майкл выплескивает свою сперму по всей поверхности её израненной спины.