Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин. Страница 108

— Я здесь, — сказал пришелец самым будничным тоном.

Гай вскочил с постели, сжав кулаки.

— Кто это? — Он видел, что это Бруно.

Бруно сопротивлялся, но не нападал. Если бы Гай боролся изо всех сил, он мог бы повалить Бруно, прижать его плечи к полу — и всегда в этом вечно возвращающемся сне Гаю приходилось бороться изо всех сил. Коленями Гай прижимал Бруно к полу и душил его, но Бруно ухмылялся, будто ничего не чувствовал.

— Ты, — наконец отвечал Бруно.

Гай проснулся весь в поту, с тяжелой головой. Он приподнялся, настороженно оглядывая пустые углы. Теперь комнату наполняли скользкие, влажные звуки, словно змея проползала внизу, по бетонному дворику, раскручивая мокрые кольца, шлепаясь о стены. Вдруг он узнал этот шум — шум дождя, теплого серебристого летнего дождика, — и тогда вновь откинулся на подушку и тихонько заплакал. Он думал о дожде, что косо падал на землю и, казалось, спрашивал: «Где тут весенние ростки, жаждущие влаги? Где тут новая жизнь, истомившаяся без меня?» «Где зеленая лоза, Энн, где наша юная любовь?» — написал Гай прошлой ночью на скомканном листке бумаги. Дождь найдет новую жизнь, ждущую его, чахнущую без него. К Гаю во двор попадают одни излишки. Где зеленая лоза, Энн…

Он лежал с открытыми глазами, пока заря не протянула пальцы к косяку окна, как тот давешний пришелец. Как Бруно. Тогда Гай встал, зажег свет, задернул занавески и вновь принялся за работу.

29

Гай с силой нажал на тормоза, но автомобиль, визжа, прыгнул к ребенку. С металлическим грохотом упал велосипед. Гай выбрался наружу, обежал вокруг машины, больно ударился коленом о бампер и схватил ребенка за плечи.

— Все нормально, — сказал мальчик.

— С ним все в порядке, Гай? — подбежала Энн, бледная, как и упавший ребенок.

— Полагаю, да. — Гай зажал между колен переднее колесо велосипеда и выправил руль, чувствуя, что ребенок не сводит любопытного взгляда с его неистово дрожащих рук.

— Спасибо, — сказал мальчик.

Будто на чудо, Гай глядел на то, как мальчик сел на велосипед и укатил прочь. Затем повернулся к Энн и сказал спокойно, с прерывистым вздохом:

— Сегодня я больше не смогу вести машину.

— Хорошо, — отозвалась она столь же спокойно, однако Гай знал, что стоит ей отвернуться, направляясь к сидению водителя, как в глазах у нее мелькнет невысказанное подозрение.

Вернувшись в машину, Гай извинился перед Фолкнерами, и те пробормотали: такое, мол, случается время от времени с любым водителем. Но по-настоящему Гай ощущал молчание за своей спиной — молчание, полное изумления и ужаса. Он видел, как мальчик приближался по боковой дороге. Ребенок остановился, чтобы пропустить машину, но Гай развернулся прямо на него, как будто нарочно хотел его сбить. Неужели хотел? Весь дрожа, Гай закурил сигарету. Ничего тут нет, кроме скверной координации движений, сказал он себе, — он в этом убеждался сотни раз за последние две недели: столкновения с вращающейся дверью, неспособность сладить с пером, тушью и линейкой, а чаще всего — ощущение нездешности, нереальности места и действия. Теперь он решительно обозначил и место, и действие: он сидит в машине Энн и направляется в Элтон взглянуть на их новый дом. Все уже готово. На прошлой неделе Энн с матерью повесили занавески. Сегодня воскресенье, почти полдень. Энн рассказала, что вчера получила от его матери чудесное письмо, а еще мать послала Энн три вышитых тамбуром передника и множество домашних консервов, чтобы было чем заполнить полки на кухне. Способен ли он все это удержать в памяти? Единственное, о чем он помнил, — лежащий в кармане эскиз больницы в Бронксе, о которой он так и не удосужился рассказать Энн. Ему хотелось уехать куда-нибудь подальше, где он мог бы работать и только работать, не видясь ни с кем, даже с Энн. Гай украдкой взглянул на ее безразличный, холодно вскинутый профиль с чуть заметной горбинкой носа.

Тонкие сильные руки умело раскручивали руль, четко вписывая машину в изгибы дороги. Гаю вдруг стало ясно, что свою машину она любит больше его самого.

— Если кто-то голоден, признавайтесь сейчас, — предупредила Энн, — этот магазинчик — последний на много миль.

Никто не признался.

— Надеюсь, Энн, что по крайней мере раз в год вы будете приглашать меня к обеду, — заметил ее отец. — На пару уток или на перепела. Я слышал, тут неплохая охота. Ты стреляешь, Гай?

Энн свернула на дорожку, ведущую к дому.

— Д-да, сэр, — наконец отозвался Гай, заикаясь. Сердце рвалось из груди, понуждая бежать, — только бегство, без сомнения, может успокоить эти бешеные толчки.

— Гай! — улыбнулась Энн. Остановив машину, она повернулась к нему и прошептала:

— Зайдешь в дом, выпей что-нибудь. На кухне бутылка бренди. — Энн прикоснулась к его запястью, и Гай невольно отдернул руку.

Надо было бы, подумал он, выпить бренди или чего-нибудь еще. Но Гай знал, что пить ничего не станет.

Миссис Фолкнер шла рядом с ним по свежезасеянной лужайке.

— Это просто прекрасно, Гай. Ты можешь гордиться.

Гай кивнул. Дом закончен, нет нужды больше вызывать его образ на коричневой поверхности комода в том мексиканском гостиничном номере. Энн захотела облицевать кухню мексиканскими изразцами. Она часто носит мексиканские вещи. Пояс, сумочку, сандалии. Длинная вышитая юбка, ниспадающая сейчас из-под твидового пиджака, — тоже мексиканская. Гай чувствовал, что выбрал тогда отель «Монтекарло» лишь затем, чтобы та убогая розово-коричневая комната и лицо Бруно, проступающее на коричневой поверхности комода, преследовали его всю жизнь.

Теперь до свадьбы оставался месяц. Еще четыре пятницы — и Энн будет сидеть в огромном квадратном зеленом кресле у камина, будет звать его с мексиканской кухни, они будут работать вместе в кабинете наверху. Какое право имеет он заточать ее вместе с собою? Гай стоял, разглядывая спальню, смутно соображая, что она чересчур заставлена: Энн говорила, что не хочет спальни «в слишком модерном стиле».

— Не забудь сказать маме «спасибо» за мебель, хорошо? — шепнула Энн. — Ты знаешь, мама подарила нам это.

Да, конечно, спальный гарнитур вишневого дерева. Гай вспомнил, как Энн рассказывала ему за завтраком тем утром, вспомнил свою перевязанную руку и черное платье, которое Энн надела на вечеринку Хелен. Но когда следовало сказать что-то о мебели, он промолчал, а потом стало слишком поздно. Они, конечно, догадываются — что-то не так. Любой бы догадался. Он лишь получил отсрочку, лишь уклонился временно от громады, падающей на него и грозящей раздавить.

— Весь в мыслях о новой работе, а, Гай? — спросил мистер Фолкнер, протягивая сигарету.

Выходя на боковое крыльцо, Гай его не заметил. Как бы оправдываясь, Гай вытащил из кармана сложенный листок бумаги и показал ему, объясняя подробности. Кустистые, темные с проседью брови мистера Фолкнера в задумчивости опустились. Но он меня вовсе не слушает, подумал Гай. А наклоняется ближе, только чтобы разглядеть вину, что темным кольцом обвивает меня.

— Странно, что Энн мне ничего не рассказывала, — сказал мистер Фолкнер.

— Я эту новость берегу на потом.

— А, — хихикнул мистер Фолкнер. — Свадебный подарок?

Позже Фолкнеры взяли машину и отправились за сандвичами в маленький магазин. Гаю уже надоел дом. Он звал Энн прогуляться до скалы.

— Минутку, — сказала она. — Подойди-ка сюда. — Энн стояла у высокого каменного камина. Она положила Гаю руки на плечи и взглянула ему в лицо, чуть тревожно и все же сияя гордостью за их новый дом.

— Знаешь, они все глубже, — заметила она, проводя пальцами по впадинам на его щеках. — Я тебя заставлю есть как следует.

— Может, мне скорее надо выспаться, — пробормотал Гай. Он уже сказал Энн, что последние недели работа отнимает много времени. Он сказал ей, что, как Майерс, берется за работу для агентств, нудную работу, только чтобы заработать денег.

— Дорогой, у нас — у нас довольно денег. Ради всего святого, что смущает тебя?