Чудо. Встреча в поезде - Уэст Кэтрин. Страница 112

— Тебе неприятно, я вижу, — с улыбкой сказала Энн.

— Думаю, он скользкий тип, вот и все.

— Не пустить кого-то на новоселье — дурная примета. Тебе это известно?

Бруно явился с налитыми кровью глазами. Каждый из прочих гостей считал своим долгом высказать что-то о новом доме, но Бруно прошествовал прямо в кирпично-красную и лиственно-зеленую гостиную, словно был тут уже тысячу раз. Или попросту живет здесь, подумал Гай, знакомя его с собравшимися. Восторженно ухмыляясь, глаз не сводя с Гая и Энн, Бруно едва отвечал на приветствия, — два-три человека вроде бы его уже знали, показалось Гаю, — и только с миссис Честер Болтиноф из Манси-Парка на Лонг-Айленде Бруно раскланялся и схватил ее руку обеими руками, словно нашел союзника. И Гай с ужасом наблюдал, как миссис Болтиноф одарила Бруно широкой, дружелюбной улыбкой.

— Ну, как делишки? — спросил Бруно у Гая, налив себе спиртного.

— Прекрасно. Просто прекрасно. — Гай заранее решил, что будет спокоен, даже если для этого придется искусственно притупить чувства. На кухне он уже пропустил две или три рюмки чего-то неразбавленного. Но теперь помимо своей воли убегал, ретировался к вертикальной винтовой лестнице в углу гостиной. Только на минутку, подумал он, только чтобы собраться с силами. Он взбежал наверх, проник в спальню, приложил ко лбу холодную ладонь и медленно провел ею по лицу.

— Извините — я все еще изучаю дом, — раздался голос с другого конца комнаты. — Это просто потрясающе, Гай, — ну прямо переносишься в прошлое столетие.

Хелен Хейбёрн, подруга Энн по Бермудскому колледжу, стояла у комода. Где лежит маленький револьвер, вспомнил Гай.

— Не стесняйтесь — я только зашел за носовым платком. С вами все в порядке? — Гай выдвинул правый верхний ящик, где лежали и револьвер, брать который не было желания, и носовой платок, в котором не было нужды.

— Даже более чем.

Хелен, предположил Гай, одержима какой-то очередной манией. Она была телемоделью, и очень хорошей, считала Энн. Однако работала, лишь когда кончались выдаваемые ей ежеквартально средства и на нее находила тоска. Хелен, Гай чувствовал, невзлюбила его с того самого воскресенья, когда он отказался пойти вместе с Энн на ее вечеринку. Хелен относилась к нему с явным подозрением. Что она делает тут, в спальне, притворяясь, будто выпила лишку?

— Вы всегда такой серьезный, Гай? Знаете, что я сказала Энн, когда она мне сообщила, что выходит за вас замуж?

— Вы ей сказали, что она сошла с ума.

— Я сказала: «Но он такой серьезный. Очень симпатичный и, может быть, просто гений — но такой серьезный, что не знаю, как ты можешь это выносить». — Слегка встряхнув светлыми волосами, она подняла милое чуть-чуть квадратное лицо. — Вам даже нечего сказать в свое оправдание. Вы такой серьезный, что даже не поцелуете меня — правда ведь?

Гай заставил себя подойти к ней и ее поцеловать.

— Разве так целуют?

Гай вышел. Она расскажет Энн, подумалось ему, расскажет, что обнаружила в его спальне, страдающего, уже в 10 часов. А еще она могла заглянуть в ящик и увидеть там револьвер. Однако во все это как-то не верилось. Хелен была дура. И Гай не имел ни малейшего понятия, за что Энн так любит ее, — но Хелен не интриговала. И, как сама Энн, никогда не совала нос в чужие дела. Боже мой, разве револьвер не лежал здесь, рядом с ящиком Энн, с тех самых пор, как они сюда переехали? Того, что Энн придет в голову рыться в его половине комода, Гай боялся не больше, чем того, что она станет вскрывать его письма.

Когда он спустился вниз, Бруно и Энн сидели рядом на прямоугольном диване у камина. Бруно небрежно размахивал бокалом, и спинку дивана испещряли неровные пятна темно-зеленого цвета.

Энн подняла глаза.

— Гай, он мне рассказывает, как сейчас на Капри. Мне всегда хотелось, чтобы мы с тобой туда поехали.

— Главное — снять целый дом, — продолжал Бруно, не обращая на Гая никакого внимания, — целый замок, и чем больше, тем лучше. Мы с матерью жили в таком большом замке, что так ни разу и не дошли до другого его конца, пока однажды вечером я не перепутал двери. Там целое семейство итальянцев обедало на веранде, с другой стороны, и тем же вечером они все заявились к нам, штук двенадцать круглым счетом, и предложили даром работать на нас, если мы разрешим им остаться. Мы разрешили, конечно.

— И вы что-нибудь выучили по-итальянски?

— Нужды не было, — Бруно пожал плечами и хрипло расхохотался, точно так, как Гай столько раз уже слышал в своем воображении.

Гай занялся сигаретой, чувствуя, как жадный, робко вожделеющий взгляд, которым Бруно смотрел на Энн, Сверлит ему спину, проницая звенящую одурь опьянения. Несомненно, Бруно успел уже похвалить ее платье — его, Гая, любимое платье из серой тафты с мелким синим рисунком в виде павлиньих перьев. Бруно всегда подмечал, как женщины одеты.

— Мы с Гаем, — голос Бруно зазвучал прямо над ухом, словно тот повернул голову, — мы с Гаем как-то говорили о том, чтобы попутешествовать вместе.

Гай ткнул сигарету в пепельницу, притушил каждую искру, потом направился к дивану.

— Хочешь пройтись наверх, взглянуть на комнату для игр? — предложил он Бруно.

— Еще бы, — Бруно встал. — В какие это игры вы там играете?

Гай втолкнул его в комнату, обтянутую красной тканью, и закрыл за собой дверь.

— Как далеко ты собираешься зайти?

— Гай, ты не в себе!

— Что это взбрело тебе в голову болтать всем и каждому, будто мы старые друзья?

— Я не всем и не каждому. Только Энн.

— Что это тебе вообще взбрело в голову болтать — хоть ей, хоть кому? Зачем ты вообще притащился сюда?

— Тише, Гай! Ш-ш-ш! — Бруно небрежно махнул бокалом, зажатым в руке.

— Ведь полиция все еще проверяет твоих друзей?

— Не так тщательно, чтобы меня это беспокоило.

— Убирайся! Сию секунду убирайся отсюда, — Гай прилагал такие усилия, чтобы сдержаться, что голос его невольно задрожал. А зачем вообще сдерживаться? Револьвер, где осталась одна пуля, — рядом, в комнате наискосок.

Бруно смерил его скучающим взглядом и вздохнул. Такие точно вздохи Гай слышал по ночам в своей комнате. Он сам покачнулся, и это его взбесило еще больше.

— Мне кажется, Энн такая красивая, — проговорил Бруно, млея от удовольствия.

— Если ты еще хоть раз с ней заговоришь, я тебя убью.

Улыбка сползла было с лица Бруно, но через секунду вернулась, сделавшись еще шире.

— Гай, ты мне угрожаешь?

— Я обещаю тебе.

Через полчаса Бруно свалился с дивана, где до этого сидел рядом с Энн. Растянувшись на полу, он казался необычайно длинным, а голова его — крошечной на массивных каменных плитах. Трое мужчин подняли его, но не знали, что с ним делать дальше.

— Отнесите его — ну, наверное, в комнату для гостей, — предложила Энн.

— Это добрая примета, — рассмеялась Хелен. — Знаешь, Энн, на новоселье всегда кто-то должен остаться ночевать. Первый гость.

К Гаю подошел Кристофер Нельсон.

— Где это вы его откопали? В клубе в Грейт-Нек он вырубался так часто, что его туда уже не пускают.

Гай справился у Тедди после свадьбы. Тедди не приглашал Бруно, да и не знал о нем ничего, кроме того, что Бруно ему не нравится.

Гай потащился наверх, в студию, и запер за собой дверь. На рабочем столе лежал незаконченный, кособокий набросок универмага — совесть заставила Гая взять его с собой на уик-энд, чтобы доделать. От знакомых линий, теперь расплывающихся перед глазами, сделалось муторно. Гай взял чистый лист бумаги и начал рисовать здание, угодное заказчику. Гай надеялся, что успеет закончить до того, как его начнет тошнить, а когда закончит, его стошнит как следует. Но он закончил, и его не стошнило. Он посидел, откинувшись на спинку стула, потом встал и открыл окно.

33

Проект универмага приняли и высоко оценили — сначала Хортоны, а потом и заказчик, мистер Ховард Уиндхэм из Нью-Рошеля, который в понедельник в начале дня явился в офис посмотреть чертежи. Чтобы вознаградить себя, Гай весь остаток дня курил и листал Religio Medici в сафьяновом переплете — книгу, которую купил у Брентано для Энн, ко дню ее рождения. Что-то они поручат ему в следующий раз, спросил себя Гай. Он переворачивал страницы, вспоминая места, которые когда-то им с Питером нравились: «…человек без пуповины все еще живет во мне…» Какой нелепицы потребуют от него теперь? Один заказ он уже выполнил. Может быть, хватит? Он не вынесет второго такого универмага. Тут говорит не жалость к себе, а сама жизнь. Он все еще полон жизни, как бы ни клял себя за это. Гай вышел из-за чертежного стола, направился к пишущей машинке и принялся печатать просьбу об увольнении.