Лоханка - Калашников Сергей Александрович. Страница 33

Вот, когда они с нами поравнялись – примерно на километр левее, вот тут и началось: на колонну посыпались снаряды и мины. А нам сразу стало нужно «выходить к своим». Ха, и ещё раз ха! Ведущий транспортёр, стряхнув маскировку, выбрался из окопа, развернулся и действительно заспешил назад в сторону реки, но так, чтобы доставать из пулемёта до японцев, не попадая под снаряды наших невидимых батарей. Я же велел править в сторону танков. Те, которые старого образца, удачно подставились, отвернув от колонны влево, чтобы уйти из под обстрела и повернулись а профиль. На наше появление они никак не отреагировали.

– Короткая, – командую я Сене.

МОТка замирает и я всаживаю два двадцатитрёхмиллиметровых снаряда в башню ближайшего «Ха-Го». Вторым попадаю. МОТка без команды делает рывок вперёд.

– Короткая, – и добавляю ещё три снаряда туда же. А танк ворочается ко мне носом – кажется, там пулемёт.

– Короткая, – ещё два снаряда прямо в лобовой лист.

– Вижу дырки, – радуется Сеня, срывая машину с места. А по корпусу стучат винтовочные пули. Хе-хе! Из Арисаки нас не возьмёшь – слабовата она для этого. Обстрелянный танк продолжает поворачивать – непохоже, что внутри остались живые. Зато тот, что шёл впереди, стрельнул по нам из пушки. Не попал – снаряд полетел в никуда. Ну так на то и мала наша машинка, чтобы чаще мазали.

– Короткая, – и я словно гвозди забиваю снаряды по одному в башню, в водительское место и рядом с пулемётным стволом. Всё, ближние цели обезврежены. Перезарядка. Девять патронов в обойме, девять обойм в магазине.

Тем временем ведущий транспортёр удаляется влево, наращивая дистанцию между собой и терзаемой снарядами колонной. Я следую за ним, на ходу истратив заодно обойму гранат по обслуге батареи, что разворачивает орудия, но не могу оценить их эффективность – нас слишком трясёт, отчего изображение в перископе прыгает. Зато гибель конного разъезда, попытавшегося сблизиться с ведущей бранзулеткой наблюдаю отчётливо – несколько коротких очередей из крупняка, и лошадки скачут с пустыми сёдлами.

Транспортёр улепётывает к реке, держа примерно двадцаточку, а мы пристроились сзади. Несколько снарядов, выпущенных танками никого не задевают, но одна из японских гусеничных бронированных машин явно делает попытку перехватить нашу парочку – она прилично притопила и приближается справа. До неё с километр.

– Стоп! – расходую по «Чи-Ха» полную обойму пушечных снарядов, но не уверен, попал ли хоть раз. – Вперёд! – сменяю обойму в пушке. – Стоп, – выдаю очередь «до железки». – Вперёд, догоняй наших.

Мотка, словно пришпоренная, мчится вслед за бранзулеткой, а «Чи-Ха» нас больше не преследует. Он вообще не движется.

Какое-то время продолжаем улепётывать, как вдруг, откуда ни возьмись, «Осака» – броневичок, похожий на тот, с которого выступал Ленин у вокзала… не помню какого. Крупняк с транспортёра быстро его останавливает, а мой гранатомёт обращает в бегство небольшую конную группу, появившуюся сзади. Вижу падающих всадников, бьющуюся на земле лошадь. А потом ведущая машина восползла на бугорок и остановилась. Пока мы подъезжали, экипаж и десант повылезали наверх, смотрят в одну сторону и бурно на увиденное реагируют. Не, ну чисто зрители на трибуне, стоят на крыше бранзулетки и только, что не размахивают флагами любимой команды!

Мы торопливо подкатили и скорее забрались к своим. А тут – феерическое зрелище. Накрытая артиллерией на марше японская дивизия успела прийти в некое подобие порядка: Пехота залегла, артиллеристы изготовили орудия к стрельбе, танки развернулись в шеренгу. Всё это на ровной как стол степи… и накатывают на них двенадцать самоходок. Тех самых, пятиметровых, что пригодны для стрельбы прямой наводкой. Между ними – бранзулетки ползут потихоньку, не отстают и вперёд не вырываются. И всё это прёт, плюясь огнём на не окопавшихся супостатов, среди которых рвутся миномётные мины.

А тут ещё и шрапнели посыпались, и один из японских танков лишился башни. Вижу вдали, как две трёхосных Чийоды подруливают к нашим самоходкам с фланга, да только те увидели их, развернулись и врезали так, что одна бронемашина натурально лопнула, а вторая попыталась уйти в нашу сторону.

Мы тут же запрыгнули обратно в лоханки, Сеня рванул навстречу, а я попытался стрелять на ходу издалека. Не попал, но трассеры произвели на экипажи должное впечатление – броневик остановился и японцы вывалили из него наружу с поднятыми руками.

Тут огонь по рассыпавшейся колонне стал стихать. Вижу, как подходит монгольская конница, развернувшись широким фронтом. Кажется, это называется «лава». Очень страшно выглядит, если с гиком и присвистом мчится прямо на тебя такая силища, а ни пушек, ни пулемётов уже нет. Деловитые самоходки успели покончить с возникшими очагами сопротивления японцев буквально за полчаса боя – и тут сверкание клинков, люди, сбитые корпусами лошадей, арканы.

– Называется это: «Конно-артиллерийская засада», – прокомментировал командир нашей маленькой группы. – Хотя, конница тут только для того, чтобы не отпустить обратно разгромленную часть. Если бы дали неприятелю окопаться – так бы джигитов и продержали на исходной, не выпуская под убой. Зато сейчас они возьмут под охрану пленных и займутся трофеями. А нам следует сосредоточиться на боевой работе.

Так и не доехали мы до реки – поступила команда снова отправляться в разведку. На этот раз среди бела дня. Наши бранзулетка с МОТкой уехали недалеко – в небе появились вражеские самолёты и, хотя было им не до нас, поступила команда остановиться. Мы, ясное дело, принялись окапываться и маскироваться прямо среди голой степи, чем и занимались до самого вечера. Тут я и обратил внимание на то, что десантников в бранзулетке не восемь, как раньше, а всего четверо.

– Так уж сложилось, – улыбнулся в ответ на мой вопрос отделенный, – что больше и не надо. Пулемётчики да один снайпер, плюс от всех бочек затычка – вольный стрелок. А то на дальних переходах выматываются люди от тесноты. Правда, если приходится окапываться, то сильно недостаёт рабочих рук. Ну а телефонную линию проложить или артиллерийский огонь скорректировать – это любому под силу. Бойцы-то все опытные, много чему обученные.

Позицию мы оборудовали и ночью, и на другой день, который начался с прихода трёхтонки – воды привезли, горючего, боеприпасов и кучу корявых жердей. Мы неплохо устроились и даже замаскировались толково, перекрыв часть траншей. Не для защиты, а чтобы внизу была тень, но сверху выглядело ровным местом, а не ямой. Пищу себе готовили на горелке – дизтопливо-то есть. Одним словом – обжили место. А вокруг – ни души. Изредка вдали пролетит какой самолёт, и всё. Степь да степь кругом, в чём легко убеждался каждый, заступающий на наблюдательный пост.

Тихо тут, благостно, как я люблю. А только на пятый день закрутился неподалеку воздушный бой. Из него «выпал» биплан и прямиком на нас, да с энергичным снижением. Гляжу – пропеллер-то у него не крутится, то есть явно пошел на вынужденную посадку.

– Ох ты ж царица небесная! – Воскликнул кто-то из наших. – А как он в наши окопы угодит?! И нас поломает и сам расшибётся!

Тут я выбрался наверх и двумя малыми сапёрными лопатками сделал выразительный выпад влево. Знаете, как иногда девчата из группы поддержки проделывают пушистыми шариками. Пилот меня правильно понял и довернул чуток, как раз туда, куда мы из своих окопов вынутый грунт по ямкам рассыпали и невольно выровняли это место. А биплан этот нашенский Р-5, мне его Поликарпов показывал на картинках, а потом я их разок и здесь в небе видел.

Так вот, сел он нормально и остановился неподалеку… Из передней кабины выбрался лётчик, и сразу на капот мотора смотреть – не иначе, пробоины считает. А из второй вылез летнаб, если я правильно помню, как их нужно называть, и уверенным жестом меня к себе подзывает. Гляжу я на него – мама родная! Надо же, кого сюда занесло! Хоть и в лётчицком комбинезоне и в шлеме, то есть без видимых знаков различия, но лицо-то никуда не девалось.