Проклятие Пифоса - Аннандейл Дэвид. Страница 64

Ске Врис упала на колени и повернулась к Танауре.

— Да, — блаженно произнесла она. — Подношение завершено. Начинается причастие.

Раздался сильнейший грохот, словно планета была наковальней, по которой с силой ударили тяжелым молотом. А затем послышались новые удары, и, даже будучи слабее, они тоже не предвещали ничего хорошего — они не прекращались и с каждым разом звучали все ближе.

День канул во тьму.

Глава 19

ШАХТА. «НЕСГИБАЕМЫЙ». СЕЙЧАС

Первые звуки сражения Аттик услышал лишь тогда, когда Железные Руки прибыли к своей цели. Но следы деятельности врага он заметил задолго до этого. По мере того, как рота спускалась по спирали все глубже в недра земли, капитан рассматривал строение ксеносов в новом свете. Больше он не воспринимал его просто как новый открытый участок одной большой конструкции. Это творение нечеловеческих рук уничтожило его корабль. Гальба был прав — это машина, и она атаковала X легион.

Шахта походила на оружие больше, чем остальные руины. Аттик чувствовал, будто спускается по нарезному винтовочному стволу. Рампа была такой же частью оружия, как и руны, а те, в свою очередь, являлись частью источника энергии. Капитан принял этот факт как самоочевидный. Он ощущал их воздействие на себе. Даже когда он закрывал свой живой глаз и смотрел на мир исключительно сквозь фильтры бионики, руны все равно извивались на самом краю его взгляда и нашептывали неслышимые мерзости. Только теперь он чувствовал их — чувствовал клубящимся туманом кошмарных картин и образов, стелящихся перед его мысленным взором.

Сейчас Аттик начал лучше понимать то, что испытывал Гальба. Но он все еще отвергал идею, что врага на Пифосе нельзя победить стратегически грамотным приложением физической силы. Кто использует оружие, может им же быть уничтожен. Если руны служат источником энергии, значит, Аттик сотрет их со стен шахты. Но капитан признавал, что существуют и силы иного рода. Ридия Эрефрен использовала одну из них — возможно, более агрессивно, чем она самой себе признавалась. Гальба не был псайкером — Аттик принял это. Но сержант определенно был более чувствителен к этим энергиям, чем он сам, и более склонен к нестандартному мышлению. Поэтому капитан хотел, чтобы именно Гальба разобрался с колонистами и их культом. Он не представлял, какую роль они сыграли в гибели «Веритас феррум», но уверился в их вине. У Гальбы было больше шансов проникнуть за эту завесу.

В мозгу Аттика пронеслась мысль, что следовало бы объяснить Гальбе, почему он доверил именно ему эту часть операции. Он обдумал это соображение, признал его истинность, а затем отложил в памяти.

На полпути вниз он спросил Камна:

— Есть идеи, технодесантник?

— Капитан?

— Это явно нечто большее, чем просто стационарное орудие.

— Согласен. Но я не могу определить целевое назначение шахты, — серво-рука Камна обвела змеевидные руны. — Меня беспокоит это свечение.

— Мы видели его прежде.

— Интенсивность значительно возросла. Оно явно сконцентрировано в рунах.

— Твое заключение?

— Ничего конкретного.

— Предположения?

— Наш неудачный залп был не просто отражен…

— Я видел это своими глазами, — рявкнул Аттик.

— Я имею в виду, что, судя по всему, часть его была поглощена.

— Невозможно, — возразил Аттик. Луч, сбивший ударный крейсер, был намного мощнее изначального залпа лэнсов.

— Согласен, — кивнул технодесантник. — Тем не менее я верю, что это правда. Нам стоит готовиться к худшему.

Аттик проклял варп, проклял расу, которая нашла способ переносить его силу в физическое измерение, проклял это единение строения и машины.

Вниз, вниз, в петляющие каменные лабиринты. Грязный дневной свет Пифоса вскоре совсем угас. Его заменило размеренное пульсирующее сияние рун. Наконец взглядам легионеров открылось то, что лежало на дне шахты. Внизу находился круглый объект, диаметром совпадавший с колодцем шахты. На его поверхности виднелась одна-единственная руна, самая крупная и сложная во всей системе. Именно пульсация этого символа определяла ритмичные колебания света. Подобно гигантскому слезящемуся глазу, он словно пристально смотрел на Аттика.

— Это, — объявил капитан роте, — то, что мы пришли уничтожить.

Гвардейцы Ворона, благодаря прыжковым ранцам вырвавшиеся вперед, сейчас ждали на краю последнего витка рампы.

— Капитан Аттик, — вызвал по воксу Птерон. — Вы хотите, чтобы мы приступили к установке зарядов?

«Как проницательно», — подумал командир, но все же принял жест уважения.

— Приступай, легионер. Благодарю.

И в этот момент, отскакивая от стен шахты, сверху донеслось эхо стрельбы. Аттик попытался вызвать Гальбу. Ответом ему был лишь белый шум.

— Мы выполним нашу задачу, — сказал он своим воинам. — Наши братья знают, с чем имеют дело.

И повел всех дальше вниз.

Гигантский символ еще не означал конец спуска. Шахта выходила в огромную полусферическую пещеру, практически целиком заполненную каменным куполом. Именно сюда вели подземные туннели из других частей сооружения и упирались в его изогнутую поверхность. После выхода из шахты рампа разошлась в стороны и превратилась в уступ, что пролегал по всему периметру пещеры вдоль изогнутой стены. Через равные промежутки от нее зигзагами отходили крутые лестницы с площадками через каждые три метра. Аттик с первого взгляда догадался об их назначении — с их помощью архитекторы ксеносов вырезали руны на стене пещеры. Сам купол, если не считать огромной руны на вершине, был выполнен из совершенно гладкого, как лед, и черного, словно обсидиан, камня. Аттик не смог разглядеть ни единого рубца или шва. Сооружение напоминало огромный застывший пузырь магмы.

— Мы не смогли повредить его основание, — напомнил Камн.

— Значит, попробуем на прочность крышу, — ответил капитан.

«У всего есть слабость, — думал он. — Держу пари, у тебя — это глаз».

Легионеры спрыгнули с рампы и, с глухим стуком приземлившись на крышу купола, незамедлительно начали устанавливать соединенные заряды. Работа едва началась, когда звуки войны наверху изменились. Наступило короткое затишье. А затем вновь грянула дикая, чудовищная ярость, что нарастала волнами и сталкивала эхо в жуткой какофонии.

А затем появился свет. И он быстро приближался.

Левая рука Кхи’дема до локтя просто исчезла. Удар при возвращении растянутой реальности в стабильное состояние сбил все электрические импульсы в его доспехе и парализовал каждый синапс его нервной системы. На несколько секунд легкие забыли, как дышать, сердца замерли, а разум сбился, утратив осознание собственной личности. Дыхание, пульс и мысли вернулись одновременно. Саламандра моргнул, пытаясь вникнуть в смысл рун, что мерцали алым перед его глазами, пока доспех перезагружал еще работающие системы. Клетки Ларрамана в его крови начали формировать рубцовую ткань на культе еще до того, как он сам в полной мере осознал свое увечье.

В эти первые мгновения возвращения реальности он чувствовал только один порыв — двигаться. И он подчинился. Кхи’дем откатился с пути шагающего демона. Поджав колени к груди, он уперся в землю правой рукой и поднялся на ноги. Его окружали расчлененные останки легионеров. Сержант увидел апотекария Векта, от которого остались лишь подергивающиеся голова и туловище. Он прохрипел свои последние проклятья и замер навсегда. А затем Кхи’дем услышал рокот бури, что приближалась за пятном ночи, парившим над Мадаилом. Воин успел отбежать от демона на некоторое расстояние прежде, чем ракеты «Адская ярость» ударили по цели. Сила взрывов толкнула его в сторону. Сын Вулкана оступился, но удержался на ногах.

Мадаил стоял в центре взрывов, омываемый пламенем. Глаза на своей груди демон закрыл. Его голова смотрела вверх, а челюсть широко распахнулась в жутком экстазе. Он вскинул свой посох. Раздался гулкий хлопок смещенного воздуха, и огненный шар, съежившись, влился в клинки посоха. А в следующее мгновение пламя вернулось — поток концентрированной энергии, насквозь пробившей щит тьмы. Кхи’дем услышал визгливый скрежет разрываемого металла, а затем новый взрыв. «Несгибаемый» вырвался из-за савана мрака. С оторванным крылом, источая густой дым из объятых пламенем двигателей, штурмовой катер прочертил небо, словно комета. Пролетев над головой Саламандры, корабль коснулся земли, вновь поднялся, словно противясь своей судьбе, а затем окончательно тяжело плюхнулся на брюхо, сметая юрты на своем пути. Его несло к центру плато.