Проклятие Пифоса - Аннандейл Дэвид. Страница 72

— Аааахххххххтииииикус. Наконец-то. Добро пожаловать на наше пиршество. Присоединишься к нам? Без такого зрителя празднество не будет полным.

Демон махнул рукой, свора его меньших сородичей отделилась от основного потока и бросилась на Железных Рук.

— Сражайтесь достойно, — предупредил Мадаил. — Сражайтесь хорошо. Заслужите право узреть мое искусство.

Он отвернулся и возобновил свое шествие прочь от поселения.

А затем внезапно замер снова, наклонив голову в замешательстве. Свет из монумента моргнул — мимолетно, но отчетливо, будто кто-то прервал поток губительного излучения. И сквозь эту брешь в хаосе в воксе пробился голос Дарраса. Послание сержанта было коротким, четким и подтверждающим прежнюю догадку Аттика. Ридия Эрефрен была ключом. У нее был ключ. Весь ход дальнейшей войны свелся к этому просто факту. Капитан сомневался, что услышал голос надежды. Он умолк уже давно и больше никогда не явится никому из 111-й клановой роты. Но у Аттика оставалось нечто куда более реальное — его цель.

— Вперед, легионеры! — призвал он. — Разите врага! Оружие, способное покарать его, уже совсем близко, и с ним Железные Руки раздавят эту погань в несокрушимой хватке!

Воины ринулись в бой. Они потеряли многих братьев за время долгого подъема на поверхность. От роты, когда-то насчитывавшей тысячу воинов, осталось всего несколько десятков. Всех их изрядно потрепало, их доспехи были исполосованы клинками, проедены кислотой и залиты мерзкой запекшейся кровью. Неся на себе эти раны, легионеры все равно атаковали врага с неистовством и яростью даже большими, чем внутри купола. Железные Руки были машинами, что обрели четкую цель, и это наделило их безжалостной, неудержимой силой.

Демоны, что рвались им навстречу, обликом напоминали змей, насекомых, людей и быков. Их тела были настолько вытянутыми и тощими, что казались всего лишь хвостами с головами, конечностями и жалами. Длинные ноги лишь отдаленно напоминали человеческие, больше походя на сочлененные лапки жуков. Движения порождений варпа отдавали мерзкой грацией. Во времена до безумия, когда Железные Руки ступали на корабли Детей Императора как братья, Аттик из вежливости побывал на нескольких танцевальных представлениях, обожаемых в III легионе. Теперь он видел отголоски того балета. Демоны танцевали, упиваясь собственным искусством, они проносились над землей со скоростью выпада шпаги. И они пели друг другу, сплетая песнь сирен из мелодии и разладов, из красоты и порочности. Хитросплетения музыки рассекали реальность. Они призывали разум к танцу, одновременно искажая тело. Аттик почувствовал, как песня пробует проникнуть в его голову. Она хотела, чтобы его кости стали водой. Она хотела, чтобы его плоть стала стеклом.

Его плоть.

Еще одна ошибка демонов. Они пели бегущим на них созданиям, в которых не осталось практически ничего человеческого. Аттик никогда не видел величия в искусстве, и чем дальше он следовал по машинному пути, тем больше его восприятие музыки сменялось холодной бесчувственностью прозектора.^[5] Он отверг песню. Его тело ей не поддалось.

Он врезался в демонов, по горизонтали размахивая цепным топором. Одним движением он отсек сразу четыре конечности с обоих боков и спереди. Он нарушил танец и убил песню разъяренными визгами своих жертв. Остатки роты не отставали — машины уничтожения методично расправлялись с демонами. Ни один из боевых братьев не преобразился так сильно, как Аттик, но если им и вредила песня, то они этого никак не показывали. Наступление не замедлялось. Воины разили чудовищ, топтали мерзостей своими сапогами. Аттик слышал, как завывания демонов стихают, сменяясь сочным хрустом костей.

«Видишь? — хотел он закричать Мадаилу. — Видишь, что происходит? Такая участь ждет весь ваш род. Если не на этой планете, то на других, от рук наших братьев. Тебе не победить, мразь».

Сражаясь, он видел тела, падающие с небес с разорванными крыльями. Ласерт, Птерон и другие штурмовики одерживали верх над летающими тварями. Те, кому удавалось уцелеть, поспешно ускользали прочь и возвращались в главный рой.

Железные Руки ворвались на край плато. Мадаил больше не посылал против них своих прислужников. Демоны продолжали изливаться непрекращающимся потоком из шахт перед развалинами лож. Но потоки эти теперь обтекали легионеров — отродья варпа торопились испробовать новой живности, предложенной им самим Пифосом. На краткое время твари потеряли всякий интерес к легионерам.

Аттик замер. Перед ним расстилалась панорама безумного карнавала и абсурдной войны. Демоны сошлись с ящерами — две волны чудовищности, схлестнувшиеся в буре идеального разрушения. Рептилии ревом бросали вызов новому врагу, поигрывая челюстями в предвкушении новой нескончаемой добычи. Демоны заливались хохотом. Они сражались с ящерами и танцевали с ними. Аттик наблюдал столкновение чудовищной плоти — рептилий и порожденных варпом отродий, диких инстинктов и извращенной утонченности. Земля исчезла за телами. Новый лес укрыл ее — шелестящий, колышущийся, кровоточащий, потрошащий лес чудовищ, соперничающих за превосходство.

Все новые ящеры прибывали со всех сторон на плато. Все новые демоны рвались из глубин им навстречу. А вдалеке, в направлении базы, Аттик увидел гигантов, вокруг которых уже вились летающие отродья. Колоссы отмахивались от них, словно от надоедливой мошкары. Демоны покрупнее уже шагали им навстречу. Размерами они не могли сравниться с гигантами, зато брали числом.

— И все это наших рук дело, — произнес голос подле Аттика.

Капитан повернулся и увидел Кхи’дема. Сын Вулкана лишился руки, но не потерял ни толики решительности и все так же напоминал высеченную из камня статую благородного воина.

— Что ты имеешь в виду?

Кхи’дем кивнул в сторону разыгрывающегося кошмара.

— Нами манипулировали на каждом шагу, капитан. Всеми нами. Но мы действовали в соответствии со своими убеждениями. Я не знаю, могли ли мы поступить иначе. Такой финал был неотвратим, учитывая, кто мы есть. И хотя нас обвели вокруг пальца, мы сами сотворили это. Мы открыли злу путь.

— Значит, нам следует искупить свою вину, — ответил Аттик.

Кхи’дем снова кивнул.

Аттик указал на огненный шлейф примерно на расстоянии километра.

— Нас там ждут, — объявил он роте и посмотрел на Кхи’дема. Он по-прежнему не питал родственных чувств к Саламандре, но и не испытывал к нему больше враждебности. В мире Аттика не осталось больше ничего, кроме предстоящей битвы и ненависти ко всему, что ему предстоит убивать. — Будешь ли ты сражаться рядом с нами?

— До конца.

— Не думаю, что ждать его придется долго, — отозвался капитан.

Железные Руки спустились по склону плато, с каждым шагом набирая скорость, и ринулись в буйствующий ад.

Каншеля безумно удивило то, что «Громовой ястреб» по большей части уцелел. Не меньше его удивило, что они с Танаурой каким-то образом умудрились добраться до места падения живыми. Но его удивление сменилось тошнотворным трепетом, когда он увидел, почему ящеры игнорировали букашек, снующих у них под ногами.

Волна демонов накатывала в их сторону. Прыгающие, шагающие, скачущие, летающие мерзости явились хором убийственной радости. Каменное солнце взирало на армию своих детей, и свет его был благословением смерти. Каждый фрагмент ада, являвшийся Каншелю мучительными ночами, обрел чудовищное воплощение. Настал визжащий конец жизни и надежде. На свободу вырвалось все, чему противостояла божественная реальность Императора. Иерун задрожал от страха и изо всех сил схватился за соломинку своей веры. Инстинкты кричали ему закрыть глаза и испуганно молиться в ожидании конца. Но Танаура продолжала бежать, направляясь к боковому люку штурмового катера, и он последовал за ней. Подбежав к разбившейся машине, слуги забарабанили в дверь.

Открыл им Даррас. Несколько мгновений сержант сверху вниз смотрел на людей, а затем, к вящему удивлению Каншеля, рассмеялся.

— Что ж, если только вы и ответили на мой призыв, значит, Железным Рукам все-таки пришел бесславный конец, — он нахмурился. — Забирайтесь.