Попробуйте отшутится! - Гарднер Эрл Стенли. Страница 4

— Потому, мисс Чэдвик, что эта расписка не единственная. Существует еще девять таких же, датированных другими числами и в сумме составляющих сто тысяч долларов.

Это был удар.

Она медленно поднялась, руки ее потянулись к горлу. В своем коротеньком платьице с заниженной талией она сейчас, как никогда, казалась ребенком.

— Простите, — проговорил он. — Кажется, в прихожей звонит телефон. — И с этими словами вышел.

Зачем ему понадобилось покидать комнату, не знаю.

Быть может, где-нибудь в стене был проделан потайной глазок, через который он мог наблюдать за тем, что происходит в кабинете? Может, он хотел подсмотреть, что станет делать девушка, оставшись наедине со своими мыслями?

Когда он ушел, она постояла несколько секунд и медленно опустилась в кресло. Немного погодя она подняла глаза и заговорила, словно обращаясь ко мне:

— Да что же это такое? Отец, как мне теперь быть? Как поступить? Мама не вынесет этого удара, это убьет ее и запятнает твое доброе имя! И потом, на это уйдет все наше состояние. Помоги мне, папочка! Без тебя мне не выстоять.

В глазах ее блеснули слезы, она держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться. Послышались шаги, и в кабинет вошел Герман. Он пристально посмотрел на нее, но она, поморгав, спрятала слезы и мизинчиком поправила помаду в уголке губ.

— Вечно я криво крашу губы, — проговорила она, усмехнувшись и глядя на него поверх зеркальца.

И вид у нее снова был озорной и задорный.

Герман явно недоумевал:

— Я уже говорил, что кое-чего хочу.

Она слегка припудрила щечки:

— Чего же?

Он облизнул толстые губы:

— Я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.

— Ну что ж, говорите. И посмотрим, станет ли вам от этого легче.

Он было открыл рот, но передумал, хлопнул ладонью по столу и встал:

— Не сегодня. В ближайшее время я позвоню вам, а пока еще раз хорошенько все обдумаю. А теперь прошу простить меня — через несколько минут ко мне должны прийти.

Она встала и из-под полей шляпки обвела глазами комнату:

— Но вы ведь не станете передавать эти расписки в суд… Я имею в виду, не отдадите их управляющему по делам наследства?

Он покачал блестящей головой:

— Нет. У меня же есть к вам просьба.

Она весело кивнула:

— Ну что ж, возможно, я ее и выполню.

С этими словами она бросила на него взгляд через плечо и направилась к выходу. Он пошел проводить ее, а я поспешил вылезти в окно, чтобы он не застукал меня в своем кабинете.

Мы с Бобо спрятались в кустах. На пороге она пожелала ему спокойной ночи — голос у нее был веселый и кокетливый — и, спорхнув со ступенек, исчезла в темноте.

Он постоял несколько секунд в освещенном дверном проеме, потом закрыл дверь. Не зная, что за ней наблюдают, девушка прислонилась к чугунному столбу ограды и, тяжело вздохнув, всхлипнула. Застыв на месте, я знаками велел Бобо вести себя тихо и стал слушать эти горестные рыдания.

Минут через пять — десять она распрямилась и, проглотив тяжелый ком в горле, побрела по улице.

Я поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Послышались шаги, мелькнул свет, и осторожный голос спросил:

— Кто там?

— Эд Дженкинс.

После короткой паузы голос снова спросил:

— Какой Дженкинс?

— Неуловимый Мошенник, — пояснил я, четко выговаривая слова и изобразив на лице натянутую улыбку, хотя мне совершенно не нравилось стоять в темноте под дверью и обмениваться любезностями.

Я оставил Бобо внизу, под лестницей, оттуда он всегда мог прийти ко мне на помощь, и в то же время его не было видно. Возможно, пес понадобится мне еще до того, как наша беседа закончится. Не знаю, для чего я нужен Герману, но после всего услышанного я начал подозревать, что эти ночные визиты устраиваются им далеко не в благотворительных целях.

Дверь открылась.

— Проходите, мистер Дженкинс.

Он не сделал ни одного движения, чтобы поприветствовать меня, а просто пропустил вперед, захлопнул дверь и провел в кабинет. Насколько я понял, он предпочитал обращаться со своими посетителями именно так.

Я опустился в кресло, в котором еще недавно сидела девушка, оглядел кабинет теперь уже под другим углом и заметил, что сейф заперт, а картина поставлена на место. Скрестив ноги, я откинулся в кресле.

Он рассматривал меня с минуту; потом проговорил:

— Вы и есть Неуловимый Мошенник?

Я кивнул.

— Эд Дженкинс собственной персоной?

Я снова кивнул, всем видом давая ему понять, чтобы он переходил к делу.

Он вздохнул:

— Что-то не похоже. Какой-то у вас несолидный вид.

А между тем мне известно о вашем прошлом: во многих штатах вы объявлены в розыск, и все же вам удалось заставить их загнать вас в Калифорнию, откуда им теперь трудно вас выманить.

Я не двинулся, даже не кивнул, просто смотрел на него и ждал.

— Вы прославились своей удивительной способностью ускользать из-под носа, — продолжал он. — Кроме того, ходят слухи, что вы можете открыть любой сейф, не оставив следов. Говорят, вы знаете какие-то комбинации и умело манипулируете замками. — Слова эти прозвучали вопросительно.

— Вы сами пригласили меня, — сказал я. — Вот я и слушаю.

Он снова облизнул губы, взял сигару, вставил ее в свой влажный губчатый рот, чиркнул спичкой, затянулся, оглядев кончик сигары, немного поерзал и приступил к делу:

— Знаете, кто я?

— Немножко.

— Вы не можете не знать, что в политике я всегда добиваюсь чего хочу.

— Да, так пишут газеты.

— Вот и отлично. А как вы отнесетесь к объявлению вашего помилования во всех штатах, где выписаны ордера на ваш арест?

Чтобы скрыть волнение, я схватился за подлокотники.

Господи! Неужели это возможно — свободно передвигаться, жить как все остальные граждане, в случае чего спокойно вызывать полицию и ни от кого не скрываться? Я боялся увлечься этой идеей. Сколько себя помню, я всегда был изгоем, весь мир был против меня, а я всегда был в бегах… Мне всю жизнь приходилось прятаться.

— Это неосуществимо, — проговорил я.

Он кивнул своей громадной головой, толстые губы растянулись в улыбке:

— Очень даже осуществимо. Нет ничего проще. И со временем я докажу вам это.

Я снова откинулся в кресле.

— А дело заключается вот в чем, — продолжал юн, поняв, что я не собираюсь вносить свой вклад в сегодняшнюю беседу. — У одного человека есть некая бумага, с которой я хочу снять копию. Меня не интересует оригинал, мне нужна точная копия. Я хочу знать, что в этой бумаге. — Он помолчал, ожидая моей реакции, я тоже ждал. — Имя этого человека — Лоринг Кемпер.

Он немного наклонился, как бы желая по выражению моего лица понять, о чем я думаю. Ему понадобилось около десяти секунд, чтобы заметить, что я озадачен, после чего на его лице появилось выражение удовлетворения.

Таково положение дел, Дженкинс. Я прекрасно воспитан, имею безупречные манеры, владею языком гораздо лучше, чем большинство общественных деятелей, но… я не принят в их общество. Для них я чужак, изгой. У меня есть все — деньги, положение в обществе, престиж, власть, но я никак не могу получить признание в определенных кругах. Всю жизнь я имел, что хотел. И вот теперь хочу быть наконец признанным теми, кто отвергает меня. Вот почему я хочу знать содержание этой бумаги. Тот, кому оно известно, может заставить высшее общество Сан-Франциско считаться с его мнением.

Я молчал, обдумывая услышанное, снова и снова прокручивая в мозгу его слова. Мне уже приходилось слышать подобные разговоры, и я не очень-то верил им. Но как же тогда его беседа с Элен Чэдвик?.. Я посмотрел на него:

— Итак?

— Итак, — отозвался он, вперив в меня взгляд своих пронзительных настороженных глаз. — Вы отправитесь в дом Лоринга Кемпера в качестве гостя, извлечете из сейфа нужную мне бумагу, сделаете фотокопию, а оригинал вернете на место. Принесете эту фотокопию мне, и тогда и только тогда я устрою вам помилование во всех штатах, где выписаны ордера на ваш арест.