О ком молчала Кит (СИ) - Твин Клэр. Страница 64
— На твоей ноге далеко не уедем, — открыто сказал вожатый, — да и ходить нельзя. Нужно дать твоей ноге отдохнуть, затем сделать перевязку, приложить лёд…
Я иронично хмыкаю и развожу руками в сторону.
— Где в лесу мы лёд раздобудем? — перебиваю Киллиана.
— Именно. Поэтому я предлагаю найти укрытие, засесть там до темноты, а ночью будет виден маяк в лагере, который был создан для вот таких вот случаев.
— Интересное предложение, но есть идея получше: свистеть пока кто-нибудь нас не услышит. Уверена, нашими поисками уже занимаются…
Кил лукаво хмыкает, обнажив белоснежные зубы. Что-то не нравится мне эта улыбка… Приподнимаю одну бровь, как бы спрашивая: «Что?».
— Думаю, никто о нас и не вспоминает, ибо не вернулись мы с тобой. Я же вожатый, мне не свойственно заблудиться, — поясняет Киллиан.
Теперь меня распирает от смеха. Он это серьёзно?
— Ты забыл где мы и в какой ситуации? Хреновый из тебя вожатый, Киллиан Джонсон, — засмеялась я, и парень поддержал мой смех. Господи, впервые за долгое время мы наконец-то не ссоримся, а искренне и по-детски хохочем. Остановите эти мимолетные мгновения, пожалуйста. Я хочу, чтобы это длилось вечно. И вдруг, наши взгляды пересекаются, и тогда по телу прошёл ток. Сердце забилось чаще, все стало другим… Даже боль в стопе больше не доставляла дискомфорта. Какой же он милый… Я вижу как расширяются его зрачки, вижу его душу. Мы продолжаем улыбаться друг другу прямо как в кино, это чувство окрыляет. Спустя столько слез, я впервые искренне счастлива. Наконец-то.
— Ладно, пойдём поищем укрытие, — улыбнулся шире Киллиан, перекинув мою руку через свою шею, теперь я опираюсь на него. Черт, непривычно быть хромой, но и здесь есть плюс: мы с парнем прижаты вплотную!!! Наверное, это мой рай.
Все шло по плану. Мы нашли укрытие в каком-то небольшом ущелье, под огромным склоном, где было очень холодно. Даже костёр, который разжег Киллиан не мог меня согреть, да и нога без конца ныла, будто в неё раскалённые иглы втыкают. Как и было очевидно, на землю обрушился ливень с порывистым ветром, что время от времени менял поток дождя в сторону. То ли уже было поздно, то ли от туч и тумана, на улице была кромешная тьма, лишь изредка молния освещала землю. Представьте каково мне находится в ущелье в разгар грозы, когда я её терпеть не могу. Б-р-р! Кошмар. Ну, хотя бы не одна… Машинально поворачиваю голову в сторону молчаливого парня, смотревшего на огонь. Его глаза отдавали красивый отблеск, а из-за пламени лицо становилось бархатным. Сейчас он очень задумчив. Возможно, думает о Ребекке или о той ситуацией со мной, кто знает? Остаётся лишь гадать.
В пещере стоял запах сырости, от которого меня подташнивало. Или это от того, что я лишь завтракала сегодня? Поэтому, когда в моем животе урчит, каждый раз мне приходится то ли кашлять, то ли громко выдыхать, чтобы Кил ничего не услышал. Со стороны выглядит смешно, но на деле тяжеловато…
В тучах вновь вспыхнула молния, затем ещё и ещё, потому я прикрыла веки и начала считать до десяти: один, два, три, четыре… восемь… десять. Это меня успокаивает. Сразу после вспышек, послышался громогласный шум грома. Ужас, аж по телу мурашки прошлись… От того обхватываю свои колени руками и кладу на них голову. Как классно попасть сейчас домой, к маме… Главное пережить этот ужас.
— Как твоя нога?.. — прервал тишину Киллиан, откашливаясь.
Видимо, ему надоело думать.
— Болит, но уже терпимо.
Снова стало тихо. Думать много нельзя, а то додумаешься до чего-то неладного, потом страдай. Мысли — это вода, которую человек разливает, когда ему плохо. А Киллиану, судя по всему, очень плохо.
— Я никогда не собирал цветы, ведь срывая, мы их убиваем… Я наоборот, всегда сажал, — внезапно продолжил Кил.
Странно.
— Зачем ты мне это говоришь? — выдохнула я.
Парень, опустив голову вниз, хмыкнул, а потом достал из кармана своих брюк… ромашку. Она была потрепана, лепестки сломанные, и ей явно не хватало воды и солнечного света. Бедняжка, выглядит изможденной. Перевожу взгляд на Кила.
— Это тебе, — говорит он, протянув цветок ко мне.
Я легонько беру ромашку и долго-долго осматриваю. Как же сейчас мы с ней похожи…
— Ты отступился от принципа ради меня?
—…Видимо, — спустя, наверное, вечность ответил вожатый.
На сердце стало теплее. Это так мило с его стороны. Он никогда такого ни для кого не делал, даже для Ребекки. Как же мне приятно. На лице застыла расплывчатая улыбка, а к щекам подступила кровь, от чего я мигом стала краснее помидора. Надеюсь, парень это не заметил.
— Киллиан, прости меня, — произнесла я, отложив в сторонку подаренный цветок.
Снова на сердце тревога. Это невыносимо… Если он не простит, я сойду с ума. И как назло, Кил задумчиво молчит и пялится на танцы костра. От тревожного состояния вспотели ладошки.
— Двадцать шестого апреля в десять часов утра мне позвонили родители Ребекки. Миссис Донован рыдала в трубку и не могла произнести два слова… два слова, в которые я позже не мог поверить. «Она умерла». Я… я не верил в это, я подумал, что это шутка, неудачный розыгрыш, но это не было шуткой. Спрыгнув с той многоэтажки, она потащила за собой и меня. Бекка поступила со мной так, как бы не поступил даже самый плохой человек. Она поделилась своим проступком со мной и пожелала, чтобы я молчал об этом. Черт, это тоже самое, что отрезать мне язык и просить не говорить об этом никому! Эти семь месяцев для меня как один и тот же день. Я правда очень устал скрывать это… И, может быть, подсознательно хотел, чтобы кто-то уже наконец нашёл и прочёл это чертово письмо. — сквозь стиснутые зубы, рассказал Джонсон.
Я видела, как ему было тяжело это сделать. Видела всю боль в его глазах. Он очень устал…
— Киллиан, то, что ты сделал для Ребекки очень благородно с твоей стороны, но мы же не в средневековье. Хватит играть в рыцаря… доспехи бывают очень тяжёлыми… — моя ладонь касается его руки. — Послушай, если ты расскажешь о случившемся её родителям, это не будет означать, что ты предал Ребекку. Ты же не давал ей обещания хранить её секрет. Пойми, нельзя скрывать от родителей Бекки эту правду. Представь как тяжело её маме, которая день и ночь думает почему она покончила с собой. А та бедная беременная девушка? Её муж, родители, возможно были ещё дети, они даже не знают кто виноват в её смерти! Рано или поздно правда раскроется, но будет лучше, если её раскроешь ты, а не сотрудник местной полиции.
Киллиан побледнел и весь съёжился. Он напоминает мне маленького бездомного котёнка, чья жизнь зависит от доброго жеста какого-нибудь человека. Мне его жаль, но внешне я это не показывала. Парни не любят, когда их жалеют. Ну, по крайней мере мне так говорила мама.
— Я не смогу даже в глаза миссис Донован посмотреть, — признается Кил, почесав затылок.
— Тебе придётся собрать все силы в кулак и рассказать правду, а лучше вручить письмо. Так ты поможешь ещё и Ребекке. Она покончила собой, потому что боялась, что её не простят, отвернутся, что все накинутся на неё и назовут «убийцей». Ты, её родители, друзья должны простить ей этот проступок. На месте Ребекки, я бы этого хотела.
Мои слова дополнило эпичное громыхание в чёрном бездонном небе. И это так странно: за пеленой этих грозных туч есть звёздное небо и луна… Потрясающе.
— Наверное, ты права. Так и сделаю. После лагеря сразу к мистеру и миссис Донован. — согласился брюнет, искренне улыбаясь мне. Его большой палец гладит мою ладонь, и я ощущаю мурашки от касаний парня. Вот бы это не заканчивалось.
— Я должен тебе в кое в чем признаться, Кит… — неожиданно вставил Киллиан, заставив понервничать.
Я выпрямилась и с большим интересом взглянула в лицо парня. Боже, что он хочет сказать?..
— Говори, — киваю я, не убирая свою руку с его ладони. Это выглядело странно, поскольку мы не знаем кем считаемся друг для друга.
— Эти дни я чувствовал себя дерьмово. Мне хотелось сбежать. Поэтому, сегодня я планировал прогуляться… короче, я хотел заблудиться. — его реплика привела меня в ступор. — Но потом встретилась ты, и я никак не мог от тебя сбежать, но планы менять не стал. Ты даже не представляешь каких трудов мне стоило, чтобы заплутать, ведь я и вправду знаю эту местность как свои пять пальцев. Поэтому мне захотелось рискнуть: пойти туда, куда Аларик запретил ходить. И вот, теперь мы сидим здесь…