Ученица ведьмы (СИ) - Чиркова Вера Андреевна. Страница 8

Вошедшая в комнату Биша, демонстративно поджав злые губы, молча собрала со стола пустую посуду и ушла, не удостоив меня даже взглядом. Но мне было как-то поровну ее выступление, после еды снова неуклонно потянуло в сон… хотя я вроде особой засоней никогда не была.

Добредя до облюбованного диванчика, укладываюсь на прежнее место и подтягиваю на себя меховое одеяло, хоть на улице весь день светит летнее солнце, в комнате довольно прохладно. От каменных стен, что ли?

Странное состояние полусна постепенно охватило меня, вроде всё слышу и даже вижу сквозь полуприкрытые веки, но почему-то не могу ни двинуться, ни заговорить.

Бряцание засова доносчиком сообщает о пришедших гостях, а шорох шагов о том, что они подходят совсем близко. И хотя я все слышу и понимаю, но не могу шевельнуть даже пальцем. А что самое странное, несмотря на ясные мысли, исчезли все эмоции и я больше не испытываю ни страха, ни возмущения. Словно это не меня изучающе рассматривают, словно засушенную бабочку, холодные кукольные глаза и другие, непроницаемо черные, как космос. И не в моем, грубо выдернутом из-под головы рюкзачке копаются чужие, бестактные руки. Непонятное оцепенение позволяет мне только отстраненно фиксировать эти действия, не оставляя никакой возможности на них ответить.

– Она точно ничего не чувствует? – словно продолжая начатый разговор, спрашивает уже знакомый голос, странным образом подрастерявший изрядную долю своей мелодичности.

– Как камень, – в низком взрыкивающем голосе молчуна звучит презрительная нотка.

– Тогда может, сейчас… – хозяин не договорил, но я почему-то отлично поняла, что мне очень не понравилось бы продолжение фразы.

Если бы я могла хоть что-то чувствовать.

– Что, так не терпится опробовать новую игрушку? – язвительно бурчит черноглазый, копаясь в рюкзачке, похоже, он не очень-то пресмыкается перед прекрасным принцем, не иначе как друг… или сообщник, – но денек все же придется подождать, завтра ночью полнолуние… и к тому же равноденствие… силы будут на пике, самый благоприятный момент.

– Все шутишь… – зло цедит Роул, – что тут пробовать? Быстренько отделаться… и пусть себе зреет…

– Быстренько не выйдет… – гнусно хихикнул черноглазый, – нужно, чтоб с гарантией. Иначе придется до осени ждать… столько времени впустую.

– Ладно… будет тебе с гарантией… – так же пакостно ухмыльнулся хозяин, – ну, почему так не везет?! Была бы парнем… сразу же и слили… такой потенциал.

– Зря жалуешься… зато этот вариант самый безотказный. Сливание – вещь капризная… не всегда удаётся.

– Кому ты рассказываешь, – фыркнул Роул, – сколько раз мимо уходило… ладно, идем, там еще троих привезли… проверить нужно. Может, ещё… переодетая ведьма найдется… посимпатичнее этой.

– Нет, ты неисправим… – пытаясь выколупать стекло из папиных очков, бормочет его друг, и я отстраненно думаю, что убила бы его, если могла испытывать хоть какие-то эмоции, – даже в таком серьезном деле не можешь не думать о бабских прелестях.

Он пренебрежительно бросил очки в рюкзачок, и так же небрежно сунул его мне под голову.

– Ну, не все же такие… – язвительно начал было Роул, но враз осекся под тяжелым взглядом черных глаз, мне это хорошо было видно.

Его сообщник как раз стоял перед моим диваном, меряя принца вовсе не дружеским взглядом. Возле шкафа очень кстати злобно зашипел Фуссо, словно чем-то рассерженный и друзья сразу расслабились.

– Да он, похоже, и впрямь тебе предан как собака, – с притворным изумлением пробурчал черноглазый и направился к двери.

– А куда ему деваться? – довольно заржал шагающий следом Роул и дверь за ними захлопнулась.

Фуссо покинул свой пост возле шкафа, дотопал до диванчика и, осторожно прихватив клешней одеяло, натянул мне до подбородка. Потом направился к окнам, в которых пламенело закатное зарево, и плотно задвинул шторы, погружая комнату в темноту.

Значит считает, что мне нужно спать, поняла я. Мысли текли в голове непривычно ясные и логичные, всё, что только что произошло в этой комнате, казалось понятным, как задачка для второго класса. И даже слишком понятным… вернись ко мне в эту минуту подвижность и эмоции, уже резала бы на полоски нарядные рубахи из шкафа и плела веревку. Я в каком-то фильме видела, как это делается.

Хотя… зачем мне веревка? Если я даже не знаю, как открываются здесь окна и куда они выходят… если по закону Марининых книжек фентези, то должны в сад, где никогда никто не ходит, а если по закону подлости – во двор, полный охраны. И почему вчера мне так и так и не пришло в голову выглянуть в окно? Не мучилась бы сейчас напрасными предположениями. Однако мозг, подстегнутый странным снадобьем, которое, несомненно, я сжевала с булками, не хотел отдыхать и один за другим десятками изобретал и обосновывал планы побега и спасения. От грязной и унизительной процедуры, неминуемо надвигающейся на меня вместе с грядущим днем.

Однако ни один из этих планов детальной проверки не прошел. Во всех имелось несколько слабых мест, но одно из них было общим, мое абсолютное незнание местности и обычаев этого мира. Явно враждебного по отношению к таким, как я.

День второй, очень тревожный

Проснулась я внезапно, сама сначала не поняла, отчего. Вытаращила глаза, попробовала шевельнуть руками и ногами… пальцы шевелятся, и ощущения вернулись… по крайней мере, тревога и страх – так точно. Даже внутри все похолодело и сжалось, когда вдруг сообразила, вот оно, началось. Связали и тащат… почему-то вниз животом… на алтарь, наверное, или где это у них происходит… издевательство над людьми.

А я даже закричать не могу… нет, что на помощь тут звать бесполезно, и сама отлично понимаю, но завыть… заорать от ужаса, от отчаяния… да просто в знак протеста!

Спасите! Не хочу! Не надо! Боги, если вы есть… умоляю… верните меня обратно! Я буду мыть полы и доить козу по пять раз в день. А в искупление своей легкомысленной выходки, стану каждый день ходить по улицам и всем малолетним дурочкам, решившим, что они уже умные, самостоятельные, и прекрасно проживут без помощи и защиты родичей… объяснять, доказывать, втолковывать как малышам, сколько гнусных подлецов и страшных ловушек ждет их на этом пути. Конечно… не все в них попадут… но если бы люди заранее знали, как страшно и больно, когда злая судьба выбирает именно тебя. Как невыносимо хочется вернуться назад… в ту простую жизнь, что еще день назад казалась такой скучной и серой. Как жутко сжимается сердце от мысли, что завтра взойдет солнце… а ты его уже не увидишь… И что тетка еще много лет будет шарить в прибитой к калитке старой сумке… в надежде на письмецо от беспутной Катьки.

Я замычала от горя и отчаяния, пытаясь поведать чужому, безразличному к моей судьбе миру, всю глубину своей боли и ненависти. Потому что просто не могла не ненавидеть тех, кто собирался сделать со мной нечто грязное и мерзкое.

В ответ меня больно стукнули по спине, и молча потащили дальше.

Да бейте, бейте! Теперь уже все равно. Я замычала еще сильнее и получила еще один увесистый тумак. И порцию злобного, противного… но такого знакомого шипения, что очередной вой сам застрял в горле.

Подожди Катька, подумай немного. Раз тебя тащат не слуги… к хозяину на алтарь… или в спальню… а Фуссо, значит… А вот ничего это и не значит. Вполне возможно, что именно монстр и занимается в этом дворце переноской тяжестей, вон он какой здоровенький.

Тогда… может… может, уже все было… и тебя за ненадобностью отдали монстру… на пропитание… хотя нет, сообщник вроде сказал, что я должна созреть… Интересно, до чего?

Черт, вчера вечером, когда во мне не было эмоций и не шевелились пальцы, так замечательно работала голова… а сегодня она тяжелая и тупо ноет… впрочем, как и всё тело…

Еще бы не ныть, если оно намертво перетянуто веревками и некоторые так впились в кожу… что под ними все занемело. Интересно… куда меня можно столько времени тащить, теперь смутно припоминается, что и во сне давили на меня веревки и мир мягко качался, словно ехал в электричке.