Княгинины ловы (СИ) - Луковская Татьяна. Страница 30

На двор вышли Димитрий с Пахомием:

- Княгинюшка, подожди, - окликнул ее Димитрий.

- Близко ко мне не подходи! - резко выкрикнула Елена. - Видеть тебя не желаю: из-за тебя позор мой.

И она, не оглядываясь, побежала к терему, Аринка едва поспевала за ней.

Ее возлюбленный стоял потрясенным.

- А правда то, что в грамотице написано? - не удержался и спросил Пахомий.

- Не твое дело, - огрызнулся Димитрий.

- По лицу твоему вижу, что правда. Не печалься, остынет она, позлится да простит.

- А коли нет? - в голосе Димитрия слышалось отчаяние.

- Ну, это уж старайся. Я не знаю, как ты ее там... уговариваешь.

- Что - нибудь про нее грязное скажешь, убью, - Димитрий угрожающе схватился за меч.

- Да что я такого сказал-то? - возмутился Пахомий.

- Вот и молчи, - Димитрий со злостью пнул валявшееся на земле полено, оно шумно ударилось об угол избы.

«А ведь так хорошо все было», - огорченно думал он. - И отчего я ей вчера не признался? Как теперь подступиться?»

Перед дорожкой все собрались в маленькой почерневшей церквушке. Здесь отец Лука отпевал погибших воев. Они рядком лежали в колодах- долбленках, на скорую руку смастеренных местными заставскими мужиками.

Народу набилось - не протолкнуться. В храме было душно от горящих свечей и дыхания присутствующих. В первом ряду по правую руку от гробов расположились бояре, за ними дружинники. Около Гордея с мрачным лицом стояла зареванная Забава. С левой стороны оплакивали воев княгиня и Пересветовна, позади - Акулька, Параша и Арина.

- Можно я к Забаве попрощаться подойду, - взмолилась Аринка.

- Если подойдешь, так тоже здесь останешься, - грубо отрезала княгиня, не поворачивая головы.

Девка вздохнула и осталась стоять на месте.

Когда служба подходила к концу, Димитрий отступил на шаг и стал пробираться к Елене. Он бесцеремонно отодвинул Аринку и встал позади княгини.

- Еленушка, голубка моя, ну, выслушай меня, в чем я виноват? - зашептал он ей на ухо. - Раз у тебя холопки-то такие оказались, моя вина в чем?

- Что в грамотице про тебя да князя писано, то правда? - не оборачиваясь к нему, спросила Елена.

- Нет, конечно, вот смотри - крест целую. Разве ж можно в святом месте врать. Да ты и сама в то не веришь.

- Не верю, - подтвердила Елена.

- Вот видишь, а губки на меня дуешь.

- Отойди ты от меня: люди кругом. Ты что не видишь, Вышата вон уже над нами потешается?

- Да сдался тебе этот старый хрыч, что на него внимание обращать!

- Да как ты не поймешь? Любимая твоя в бесчестии, опозорена пред всеми, а тебе и горя нет! Воев вон хороним, за меня полегли, а ты только о себе думаешь.

Димитрий обиженно отошел на свое место.

- Что сказала? Ночью не приходи? - пошутил Вышата, когда они вышли из церкви. - Ты на меня очами грозно не сверкай, я те не Пахомий. Напроказничал - так отвечать надо.

- Скажи, Вышата, вот когда мы втроем к тебе тогда явились с затеей этой дурной... ты так быстро на все согласился... знал, что вот этак будет?

- Конечно, знал.

- Откуда?

- Так мне Мстиславну Спиридон описал: и с лица какова, и по нраву.

- Что ж он тебе описал, а князю своему, мужу ее, - нет?!

- А потому что князь наш - Фома неверующий да баран упертый, пока сам вот шишек не набьет, никого не слушает!

- И как князь тебя такого умника-то подле себя терпит?

- Так любит меня, как отца родного, - улыбнулся Вышата, - вот и терпит, а Елене скажись, сегодня скажись, не то поздно будет, допрыгаешься.

- Вечером скажу.

- Ну-ну.

Обоз отъезжал от заставы, последний всадник уже выехал за ворота. На крепостной стене стояли Гордей и Забава. Девушка с нескрываемой тоской следила, как убегает от нее старая жизнь. Девки с княгиней и Добронегой сидели на возу. Вместо Карпушки на козлах лихо работала вожжами Акулька. Аринка с Парашкой, боязливо озираясь на княгиню, потихоньку помахали Забаве, Елена даже не оглянулась.

- И что я ей плохого сделала? Ведь для нее старалась, - скорее себя, чем Гордея, убеждала Забава, - а она вот так то, даже не поворотилась, и девкам проститься со мной не дала.

- Что плохого я тебе сейчас скажу, - и Гордей, наклонившись к девице, что-то быстро зашептал. Ноги у Забавы стали подкашиваться, ее повело вперед, к краю стены. Новый воевода успел обхватить девку за плечи и оттащить в сторону.

- Что плохо тебе? Голова кружится? - беспокойно спросил он.

- Плохо мне, плохо... но я же не знала, откуда мне было знать? А если бы князь Залесский грамотицу мою получил? - она прикрыла ладонью рот. - А княгиня знает?

Гордей улыбнулся, но ничего не ответил.

- Не простит меня княгинюшка, никогда в жизни. И правильно сделает!

- Простила уж. Любит она тебя, непутевую.

- Как же, любит. Я вот здесь, а она там.

- Заметила она, что по нраву ты мне.

Забава удивленно вскинула на Гордея глаза.

- Была ты холопкой княжьей, станешь женой воеводы да хозяйкой здесь.

- Неужто женишься?

- Женюсь.

- А бить не будешь? Уж больно ты суров, боюсь я тебя.

- А будет за что бить-то?

- Думаешь, я распутная, да я даже и не целовалась ни разу, так только, глазами стреляла. Замуж мне хотелось, все девки замуж хотят.

- Ну, что не целовалась, то ты врешь, да я тебя за то попрекать не стану.

- Вот те крест, - и Забава быстро перекрестилась.

- Да разве не ты с Нежатой покойным у комоней миловалась в первую ночь, как от монастыря отъехали? Чурила вас видел.

- Не я то была, - девка обиженно вздернула нос, - то княгиня наша. Прибежала ночью. Глаза блестят, убруса нет, и рубаха до пупа разодрана. На ветку, говорит, в темноте напоролась, а что ж то за ветка, что девкам за пазухи лезет? Вот и скажи, что думать-то нам было? Мы же и всполошились. Арина ее все уговаривала на боярина не заглядываться, а она, как хмельная, и не слушает. - Забава вздохнула.

Гордей приобнял ее за талию и притянул к себе:

- А я-то злился...на себя, что не могу вот, как Нежата, подъехать к тебе да цветов подарить. А что нецелованная, так это не страшно, исправим мы это сейчас.

«Спасибо», - мысленно сказала Забава Елене, подставляя губы Гордею.

1. Мятля - плащ.

X. За стеной дождя.

Вот и начались болота, потянуло сыростью и духотой. В небе закружились стаи комаров, они бесцеремонно жалили, забивались в нос и рот, противно пищали над ухом. С десной, северной стороны, почва еще твердая, и можно смело шагать меж покрытых сочной травой болотных кочек; а с южной, до окаема, тянулась непролазная топь. Туда уж не сунься, сгинешь.

- Дурни тати: вот где засаду надо было делать, - тревожно оглядывался на трясину Пахомий.

- Гляди, не накаркай, - тоже настороженно озирался Вышата, - вместе с нами всего двадцать воев да четыре конюха.

- Так даст Бог, завтра к полудню на Чернаве будем, гребцы уж заждались, небось.

- В том-то и дело, что завтра, а ехать сегодня надо. И Гордея с нами нет, такого воя оставили.

- Не ворчи, Вышата, домом уж пахнет.

- Тиной болотной пахнет да перегаром хмельным от тебя.

- А боярин-то наш опять около княгини вьется, а она-то на него и не глядит.

- Так ему и надо, озорнику. Пусть помучает, то ему на пользу. И когда вы повзрослеете, бородищи уж вкруг лица, а все резвитесь?

- Меня-то за что?

- Твоя ж затея.

- Так князю хотел угодить.

- Угодил?

Пахомий не ответил.

- Что ж ты, Еленушка, на Яром не едешь, заскучал он вон без тебя, - Димитрий гарцевал рядом с возом княгини.

- Мне и здесь хорошо, просторно теперь, - не поворачивая головы к Димитрию, ответила Елена. На Ярого она почему-то садиться не захотела. Конь плелся позади, привязанный к крайней телеге.

- Что ж ты теперь и головы в мою сторону не повернешь?

Красавица молчала.

- И разговаривать со мной не станешь?

Она не ответила.

- Вот как захочешь со мной поговорить, я так тоже вот отвернусь да губы надую, - пригрозил он, и увидел, как Елена слегка улыбнулась. «Не сильно она на меня и обижается, так для вида, вот если бы наедине остались, так уже миловались бы. Это она при Аринке себя несет. Ладно, до вечера подожду».