Хорошо забытое старое. Книга 2 (СИ) - Осинская Олеся. Страница 51
— И где же ты встретил свою девушку? Как ее зовут?
— В "Соленом парусе". Ее зовут Тани…
— Тани… — Ярик выжидающе напрягся, ожидая продолжения. Следом за ним напрягся и Рикар, сообразивший, что до сих пор не знает фамилию девушки. Он прокашлялся и резковато закончил:
— Просто Тани.
После чего поспешно попрощался и скрылся за дверью.
Волошин смотрел то на закрытую дверь, куда ушел Рикар, то на Саяну. Наконец, ударил кулаком по подлокотнику силового кресла. Не удовлетворившись эффектом, встал, подошел к стене и изо всей силы грохнул по ней. Саяна наблюдала за приятелем из-под полуопущенных ресниц, продолжая потягивать вино.
Ярик обернулся — ему необходимо было выговориться. Он приподнимал руки, пожимал плечами, и явно не знал, с чего начать. Аскер с улыбкой следила за приятелем, и эта улыбка бесила его еще больше.
— Как он мог?! — наконец прорвало Волошина.
— Как он мог что? — спокойно, с едва уловимой иронией, которую, впрочем, рассерженный Ярик не заметил, произнесла Санька.
— Как он мог… с Наташкой…
— Как он мог с Наташкой что? — снова переспросила девушка, уже не скрывая веселья.
Ярослав несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями.
— Она еще ребенок! А я ее брат! Точнее формально я вообще ее отец! Почему мне не сообщили?
Саяна устало покачала головой.
— Ярик, Наташке двадцать три. Она уже целых полгода как совершеннолетняя! А по меркам Калеи и вовсе старая дева.
— Вот-вот! Всего полгода как…
— Ты издеваешься, — перебила его Саяна. — Сам в пятнадцать уже вовсю с Тонькой с параллельного класса крутил. Причем явно не за ручки держались.
— С Тонькой? Да не было там ничего. В смысле ничего такого… целовались только. И вообще. Я мужчина, мне можно. А девушки такие нежные и ранимые.
— Ага, — с коротким смешком поддакнула Санька, — это ты Тоньке расскажи. Можно подумать ей тогда сорок было.
Ярик угрюмо засопел. Вероятно, ожидал встретить понимание со стороны Саяны, а тут… Девушка отставила пустой бокал, мягко потянулась, ожидая продолжения разборок.
— Но почему он ее не узнал? Я же сто раз показывал голографии Наташки! И видео!
— Какое видео? Десятилетней давности? Так… сюрприз! Твоя сестра с тех пор сильно изменилась. Или твои любимые голографии с Хэллоуина? С боевой раскраской, где даже я не узнала бы ее?
Ярик согласно покивал головой… кажется, первоначальная вспышка сходила на нет.
— Но ведь у него это несерьезно…
— У кого? У Рикара несерьезно? Особенно, когда он признался, что влюбился? Знаешь, дружище, в несерьезности я бы скорее тебя заподозрила… А не кэпа. Не надо по себе судить.
Но Ярика это не успокоило.
— Он даже не знает толком, как ее зовут!
Саяна философски пожала плечами, мол, ну и что.
— Послушай, Ярик. Я, конечно, понимаю, что у тебя отцовский инстинкт не к месту взыграл. Да-да, тот самый, что заставляет отгонять от дома любых представителей мужского пола, даже когда дочь давно взрослая. Да! Не спорь, — девушка подняла руку, прерывая готового возмутиться приятеля. — Рано или поздно у Натальи все равно случилась бы любовь. Не одна, так другая — это первое. И Рик в этом смысле не худший вариант. А второе — включи мозги, твою мать! Тебя что, действительно волнует только то, что Наташка с Рикаром встречается? А какого черта она на Калее делает, тебя не интересует?
— Кстати, да! — растерялся Волошин. — Она же в Тибете! Медитирует!
— Как видишь… если она и медитирует, то явно не в Тибете.
Саяна подхватила бутылку, плеснула себе вина. Налила виски для Ярика. Сделала еще одно кресло, и толчком отправила в него приятеля.
— На, глотни. Я не сторонник крепких напитков, конечно. Но тебе, кажется, сейчас это нужно.
Волошин послушно взял стакан.
— Дрейк…, - сквозь зубы процедил Ярик. — Зуб даю, это его работа. Но зачем? Почему нам не сказал? Сейчас отправлю запрос на Землю.
— Погоди. Напиши лучше Ольге. Она наверняка в курсе. И больше шансов, что ответит.
Ярослав глотнул виски, поморщился, затем кивнул.
— Да, ты права.
ДАТА по земному календарю.
ЗЕМЛЯ. С-А Централ. Центральный офис мирового совета по внешней безопасности.
Внешне за прошедшие полтора(?) месяца у Андрея Усольцева все осталось по-прежнему. Он все так же занимал свою должность при Ольге, ничего особо не делая. Он бы назвал себя "мальчиком на побегушках", но увы… Даже это было бы не верно, поскольку в современном мире никому никуда бегать было не надо — ни бумаги передать, ни позвать кого… Разве что кофе изредка принести.
Но это внешне. Сам Андрей, его понимание жизни и окружавших его людей менялось. Человек с детства окружает масса информации — зрительной, слуховой, тактильной. Он учится фокусироваться на чем-то одном, выделять важное в общем шуме, отбрасывать ненужное. Несмотря на непрерывную суету огромного мегаполиса, Андрея Город не напрягал. Здесь не было привычного "шума" — будь то визуального или звукового. Дома — огромные башни диаметром в несколько километров, построенные с помощью силовых полей, выглядели идеально ровными и гладкими как по фактуре, так и по цвету. Ни трещинки, ни грязного пятнышка, ни кусочка сколотой краски… как упрощенная картинка из детской книжки. Силовые стены не пропускали посторонних звуков — нельзя было услышать брань соседей за стенкой, шум моторов с улицы, даже предметы падали на пол совершенно беззвучно. И на ощупь — все гладкое, одинаковое. Постоянная температура воздуха, никакого ветра, никаких изменений. Андрей чувствовал себя как жук в банке, бегающий по стеклянной стенке…
А с другой стороны, современным людям и не нужно было засорять мозг этими ощущениями. Потому что у них был искин! Искин заменял им все — и зрение, и слух, и память. Будто новый орган чувств, он давал непрерывный поток информации — новости, геолокации всех знакомых, текущие дела и планы, входящие вызовы от различных людей, сообщения от медицинских датчиков и так далее. Если на кухне неподвижно сидел человек с закрытыми глазами — это не значило, что он решил вздремнуть. Он мог заниматься чем угодно — работать, общаться мысленно с коллегами, разбирать документы, просматривать новости.
Включая искин, Андрей чувствовал, что сходит с ума. Его мозг не привык фильтровать подобную информацию, он не делал этого на подсознательном уровне, выдавая лишь те крохи, за которые стоило зацепиться. Это словно попасть на буйный, многоцветный карнавал, шумный и суетливый, и попытаться осознанно охватить сразу все — каждого человека, каждый лоскуток их нарядов, услышать каждый голос… Андрей не выдерживал и отключал искин… Взамен присматривался и прислушивался к окружающим. И с удивлением замечал, что те как раз ничего вокруг не видят и не слышат. Сколько раз он замечал парочку сослуживцев, громко обсуждавших кого-то третьего, стоявшего неподалеку. И ни этому третьему, никому другому до этого не было дела. Как ему было сложно управлять искином, так же сложно было современным людям концентрировать внимание на том, что видят их глаза, и слышат их уши.
Немало он наслушался и о себе. Во-первых, он уже понял, что большинство курсантов покидало стены университетов в звании капрала. К младшим капралам относились с вежливым презрением, моментально клея ярлык "неудачник". Во-вторых, его, такого вот неудачника, сразу взяла к себе помощником Ершова. Этого никто понять не мог. И, естественно, окружающие тут же принялись мусолить единственный вывод, который могли сделать — Ершова завела молоденького любовника и пристроила себе под крылышко.
Однажды Усольцев зашел на офисную кухню. Молодые люди часто собирались там, делая небольшие перерывы в работе — обсуждали кто работу, кто личное. В этот раз толпа привычно расступилась и обогнула Усольцева. Присутствующие разбились на несколько групп. И как обычно, каждой отдельно взятой группе было глубоко безразличны остальные.