Прокурор расследует убийство - Гарднер Эрл Стенли. Страница 20

Наконец она сказала:

— Мы были так близки. Еще с детства любили друг друга. У него был такой чудесный характер, такая легкоранимая психика… Он так верил в людей… Все время что-то затевал, лишь бы помочь им… заботился о тех, кого постигло несчастье. Он посещал тюрьмы, всегда протягивал руку отверженным… Это могло стоить ему работы здесь… Миссис Баннистер полагала, что Уилл не уделяет достаточно внимания прихожанам. Она намеревалась потребовать, чтобы назначили нового пастора, а Уилл надеялся, что если он заработает достаточно денег, продав сценарий, то сможет целиком посвятить себя несчастным и убогим. Он говорил, что его состоятельные прихожане совершенно не нуждаются во внимании служителя церкви. Лишь беднякам, лишенным всего, требуется пастырь, который мог бы открыть им путь к Богу.

Селби очень мягко прервал ее излияния:

— Мне бы хотелось задать вам множество вопросов о жизни вашего мужа. Необходимо выяснить все, что можно, о людях, с которыми он вступал в контакт, особенно о тех, кто по той или иной причине мог желать ему зла. Наверное, будет лучше, если вы попробуете сами рассказать нам все, что можете.

Миссис Ларраби вытерла глаза, машинально высморкалась в платок Сильвии и вдруг сказала извиняющимся тоном:

— Бедняжка, я испортила ваш платок. Разрешите, я дам вам другой, а этот пришлю, хорошенько простирав.

Она поднялась с кресла и вышла из комнаты. Сильвия посмотрела на Селби и часто-часто заморгала:

— Дай мне твой пла-пла-платок, Д-у-у-г, я собираюсь зареветь.

Селби подошел к девушке, обнял ее за плечи и дал платок.

— Я никудышный репортер, — сказала она, всхлипывая, — я могу выдержать истерику и причитания, но не это молчаливое горе. И она еще думает о моем платке… Она всю свою жизнь думает о других. — Сильвия вытерла слезы, героически изобразила улыбку и спросила: — Ну разве она не прелесть?

Селби кивнул, соглашаясь. В коридоре послышались шаги, и Сильвия сказала:

— Скорее забирай свой платок.

Прокурор сунул промокшую тряпицу в карман.

Миссис Ларраби появилась в комнате, в ее руках был платок, источавший тонкий запах лаванды. Наверное, это был один из лучших ее платков, скорее всего, подарок на день рождения или на Рождество. В уголке была вручную вышита монограмма «Л».

— Вот, дорогая, — сказала она улыбаясь, — возьмите это, а я теперь постараюсь держаться молодцом. Все предопределено свыше, все — часть божественного плана, мы слишком ничтожны, чтобы постичь его. Смерть посещает каждого, такова воля Всевышнего.

— Вы сказали, что знакомы с Чарльзом Брауером? — спросил Селби.

— Да, впервые я повстречалась с ним в субботу.

— Простите, когда?

— В субботу.

— На прошлой неделе?

— Да. Мой муж познакомился с ним на какой-то конференции, и они стали добрыми друзьями. Они вместе работали в Денвере. Когда-то у мужа там был приход. С тех пор прошло много лет.

— Примерно сколько?

— Позвольте подумать. Это, вероятно, было… примерно десять лет назад.

— И с тех пор ваш муж поддерживал связь с мистером Брауером?

— Да, они переписывались и время от времени встречались на конференциях.

— И мистер Брауер был здесь в минувшую субботу?

— Да, и я впервые познакомилась с ним.

— Вы уверены?

— Ну конечно. Муж представил мне мистера Брауера. Он остался на ужин и вознес за столом благодарственную молитву…

— У вас есть дети?

— Была крошка, девочка, но умерла всего двух лет от роду.

— Почему мистер Брауер решил посетить вашего мужа?

— Не знаю. Они долго разговаривали. Кажется, написали несколько писем.

— Куда мистер Брауер направился отсюда?

— Полагаю, обратно в Миллбэнк. Куда же еще?

— На чем он сюда приехал? На автомобиле или на поезде?

— На автомобиле. У него маленькая, очень потрепанная машина, но пока еще она держится.

— А каким транспортом ваш муж направился в Мэдисон-Сити?

— Я не знала, что он поедет в Мэдисон-Сити.

— Вы полагали, мистер Ларраби направился в Лос-Анджелес?

— Да, в Голливуд.

— Так на чем он поехал?

— Думаю, на автобусе.

— У него есть машина?

Она отрицательно покачала головой:

— Здесь в этом нет никакой нужды. Это крошечный городок. Муж повсюду ходил пешком.

— Было ли у вашего мужа какое-нибудь хобби?

— Да, конечно. Помогать людям, посещать тюрьмы…

— Нет, я имею в виду какие-либо другие увлечения. Как насчет фотографирования? Он интересовался этим делом?

На какое-то мгновение ее лицо изменило свое выражение, и миссис Ларраби сказала с вызовом:

— Полагаю, любой нормальный мужчина имеет право на увлечение. Многие годы Уилл копил по центу. Фотоаппарат давал выход его творческим способностям. Конечно, он много писал, это тоже творческая работа, но ему хотелось еще чего-нибудь. Уилл не учился живописи, поэтому избрал фотографирование.

— И очень правильно поступил, — заметил Селби. — Я не вижу причин, почему он не должен был этого делать.

— Однако миссис Баннистер увидела, — продолжала миссис Ларраби. — Она заявляет, что это огромный грех, когда человек проматывает свое убогое жалованье на ненужные вещи. Она утверждает, что человек, становясь священником, полностью посвящает себя служению Богу и не должен стремиться к земным благам, особенно к предметам роскоши.

— Миссис Баннистер намекала на фотоаппарат вашего мужа?

— Да.

— Когда он его приобрел?

— В декабре. Он откладывал годами цент за центом.

— Мистер Ларраби проявлял и обрабатывал пленку самостоятельно?

Она кивнула утвердительно:

— В маленькой затемненной комнате, оборудованной в подвале. Некоторые снимки просто прекрасны. Конечно, он много не фотографировал. Хоть пленка и не очень дорога, но мы должны экономить на всем, и поэтому Уилл не торопился со снимками. Он долго продумывал композицию, изучал освещенность объекта, который собирался фотографировать, и лишь после этого использовал кадр. Муж послал одно фото в журнал, и оно было опубликовано с благожелательной подписью. Было сказано, что снимок демонстрирует редкое композиционное искусство.

— Что же на это сказала миссис Баннистер?

— Она ничего об этом не узнала… Да нет, тут все в порядке. В моих словах больше горечи, нежели позволительно, из-за того, что она так беспокоила Уилла. Миссис Баннистер была просто не способна понять его темперамент, у нее даже не хватало терпения попытаться, но в целом она замечательная женщина, исключительно религиозная. Если бы не она, здесь бы не было церкви. Ее вклады почти равны вкладам всех остальных прихожан, вместе взятых.

— И в силу этого она, естественно, желает решать все церковные дела? — спросил Селби.

— Да, у нее много весьма оригинальных идей.

— Были ли открытые стычки между миссис Баннистер и вашим мужем?

— Нет-нет. Никогда. Это не в ее духе. Она презрительно фыркает и отпускает едкие замечания в присутствии других. Никогда не действует в открытую, ничего прямо не говорит. Такой у нее стиль.

— Как давно вы живете в этом приходе?

— Пять лет.

— Принимая во внимание все обстоятельства, это были трудные годы для мистера Ларраби?

— Да, у мужа были проблемы, но его все так любили. Конечно, в финансах мы были крайне ограничены, едва сводили концы с концами, но в наше время для большинства это не новость. Да, по совести говоря, мы жили лучше, чем те несчастные, которые потеряли все во время Великой депрессии. Мы непритязательны в быту, и поэтому жизнь кажется нам радостнее, чем иным. У нас есть свободное время, мы не торопимся, и Уилл имел возможность предаваться исследованиям. Здесь, в Ривербенде, жизнь течет не торопясь.

— Как получилось, — спросил Селби, — что ваш супруг решил поехать в Голливуд? Учитывая ваше финансовое положение, это означало большие дополнительные расходы.

— Вот это я не могу объяснить, — ответила женщина. — Уилл напускал на себя таинственность, когда речь заходила о некоторых делах. Могу лишь предположить, что он получил аванс в одной из студий, а может быть, продал какую-то статью.