Сыны Амарны (СИ) - Васильев Павел Александрович. Страница 18

Марк. Обычное такое имечко. Ничем не выдающееся и не привлекающее. Да и звучит суховато, на мой взгляд. Но так уж меня нарекли, и от этого никуда не деться. Вот только… Имен у людей несколько. И мое второе сложно предугадать.

Впрочем, у достаточно просвещенных, может, и возникнут ассоциации. Марк… Марк… Но в космопехоте таких единицы. Уж не знаю, чему учат в Академии Флота… Ну, да чего томить – Аврелий.

Да, именно, меня назвали Марк Аврелий!

Как взбрело в голову наречь меня именем величайшего Цезаря – загадка даже для меня. Хотя, сейчас это имя мало кто знает: третье тысячелетие как-никак. Да, и космопехам эту часть человеческой истории не преподают. Мы знаем больше способов нанести человеку "непоправимый вред", нежели даже нынешних власть имущих. А уж столь далекие, как Александр Македонский, Чингисхан, Тамерлан, известны и вовсе единицам. Нет, их не забыли… наверное… Но космопехам такие знания точно без надобности.

А вот мое третье имя, родовое, так сказать, вызовет затруднение даже у интеллектуалов. Ха! Не Цезарь, как можно предположить. Все куда более прозаично… Смит. Да, Смит.

Кем были мои предки: скрывающиеся от закона отпетые уголовники, или же кузнецы из какой-нибудь глуши?.. В первый вариант, надо признать, верится охотнее.

Впрочем, кто знает? Я никогда не знал своих родителей, как и все в космопехоте. Говорят, что героями не рождаются… Так вот, космопехами именно рождаются!

И точно так же родился я – Марк Аврелий Смит, космопех, капитан фрегата "Амарна", 9-й взвод Первого Штурмового.

Но меня давно никто не называет этим именем. Как и, вообще, именем.

Еще в "учебке", когда мне было двенадцать, один из выпускников решил поизгаляться, прочтя мои инициалы, как "Мэй". И тут же добавив, что имечко какое-то "девчачье"… Он – первый, кто сломал мне нос. И полгода потом не мог шевелить ничем кроме шеи. Черт! Да я и сейчас не знаю правильного названия всех костей, которые ему переломал!

Но с тех пор так и представляюсь.

Наверное, Марк, или даже Марк Аврелий вызывало бы меньше улыбок. Но попробуйте улыбнуться, когда детина за метр восемьдесят ростом, шириной плеч проходящий не в каждую дверь, тянет вам ладонь, способную не только обхватить ваше бедро, но и, сжавшись, раздробить бедренную кость. А с вполне "симпатичного" овала лица, лишенного симметрии из-за отсутствия трети правого уха, на вас смотрят глаза цвета титана. Да и тонкий шрам полумесяцем на правой щеке, начинающийся почти от уголка губ, "скалится" хищной ухмылкой. И это если брови и губы спокойно прямы!

И вот, этот "симпатяга", глубоким, бархатным баритоном представляется: "Мэй Смит".

В такие моменты я стараюсь не улыбаться, чтобы шрам не "взлетал" до уголка глаза. Не "страдай" я от патологического отсутствия страха, сам бы вздрагивал каждый раз на отражение в зеркале! А добавьте к этому капитанские "лычки" – старшего для нашего брата звания – на графитовой форме космопехоты… Лишь самые крепкие нервами не "проседают" в такие моменты! Даже "флотские" робко выдавливают из себя обращение "сэр".

Среди "флотских", впрочем, тоже встречаются подобные "красавцы". Но в отличие от моих "украшений", полученных под "свинцовым салютом" на "балу у бледной", они свои получают в спортзале. И то по неосторожности…

Да, так уж повелось в нашем мире: войны ведет флот, а воюем мы, космопехи. Они, там, все планируют, анализируют, выстраивают стратегии, сидя на командных дредноутах да в Центральных Мирах. И все-то у них ровно-гладко, по полочкам: этих сюда, этих туда… А потом юркие фрегаты высаживают нас на очередной планете, завязывается бой, и все стратегии летят к чертям – очередная свалка кровавого мяса!

Но спроси любого космопеха, что он предпочтет: протирать задницу в штабе, зарабатывая мозоли на "пятой точке" и без конца вскидывая руку "под козырек", или добровольно позволит отпилить себе ногу. Леской. Просто так, на спор, что не получится. И каждый выберет второе.

Именно поэтому, видимо, и не бывает старых космопехов…

Хотя я все же чувствую, как "подруга с косой" приближается. Раньше "приобнял" бы, выпил "на брудершафт", и "закружил" в танце. А сейчас… Сейчас мороз пробирает от мысли, что "подруга" нагрянет без приглашения… Нет, не страх, а именно мороз! Будто сжимается все внутри. Накатывает чувство безысходности и тщетности всего бытия. Словно что-то безвозвратно потеряно…

Старею, видимо…

– Спасибо, что выслушал, дорогой дневник, – усмехнулся я, крутясь в кресле перед личным терминалом. – Остановить запись.

– Хотите сохранить? – отреагировал безжизненный электронный голос, даже не пытаясь передать интонацию.

Я покачал головой, и, опомнившись, что ему "фиолетова" моя невербалика, добавил:

– Нет. Удалить запись.

– Это не нормально, ты в курсе? – раздалось из-за спины с долей сочувствия.

Серафина лежала на кровати, едва укрытая одеялом, призывно выставив нагое бедро. Полумрак очерчивал, каждый точеный изгиб тела, скрывая самые интимные места от взора, заставляя воображение отрабатывать по полной. Она коснулась пальцем ключицы, повела вниз, ногтем царапая кожу; край одеяла тронулся…

– Давно подслушиваешь?

– Имечко у тебя и впрямь так себе, – скривилась она.

– Голая правда… – я усмехнулся неумышленной игре слов.

Но вышло, видимо, немного натужно – Серафина вмиг почувствовала фальшь, подозрительно прищурилась. Она почему-то всегда чувствует… Вытянула ногу в мою сторону, поигрывая пальцами в воздухе.

Я смотрел на нее с ничего не выражающим видом, нисколько не изменившись в лице, все так же, чуть крутясь в кресле из стороны в сторону. Она, что, ждет, что я устыжусь?

Но Серафина тряхнула головой, позволяя волосам упасть на лицо – прямо, как мне нравится.

– Не знала бы тебя так хорошо, решила бы, что ты "иссяк", – она воззрилась на меня сквозь разбросанные по лицу пряди, ожидая, не дрогну ли.

Но надменная ухмылка не сошла с моих губ, а глаза не скользнули в сторону, с вызовом наблюдая за порханием женских ресниц.

– Да, – кивнула она, больше самой себе. – Ты – все еще ты. Именно таким я и увидела тебя впервые…

– Каким же? – продолжал ухмыляться я.

– Сильным, волевым, непоколебимым. Ни страха, ни сожалений. Я тогда сразу для себя решила…

Серафина перевернулась на живот, чуть подтянув ногу. Одеяло соскользнуло с изящной талии, открывая вид упругих, соблазнительных ягодиц; ладонь, словно кошачья лапа с выпущенными когтями, двинулась по бедру… Да, она умело пользуется своей "магией". Но, если фокусник предлагает следить за его рукой, значит "волшебство" будет происходить совсем в другом месте…

Она закусила губу, улыбнувшись уголками губ, глаза хитро блеснули за ниточной шторой волос; из-под бедра показались пальцы второй руки, призывно скользя по внутренней стороне… Ждет, что спрошу.

–Решила что? – подыграл я.

Лицо Серафины просияло:

– Что обязательно трахну тебя, капитан! – дерзко бросила она.

– Умеешь ты разговаривать с мужчинами…

Я неспешно привстал, ловя ее за щиколотку, и рывком подтягивая на край. Она довольно пискнула и залилась звонким смехом… Да, она одна умеет вот так весело заниматься сексом… Мы, мужчины – те же дети, а дети любят игры, даже если они взрослые… Особенно, если они взрослые! Мы же никогда по-настоящему не вырастаем. И мы очень любим свои игрушки!

Первый раз, помню, весьма занятно поиграли…

Теплая вода неслась, смывая с меня пот и кровь "посвящения". Ручьи струились по телу, вспенивая "армейский ментол", и "снежно-алыми" реками устремлялись в сток, где кружилась "обагренная шапка". Я подставлял лицо несущимся с потолка каплям, что нещадно щипали разбитую бровь, "лупили" по сломанному носу, что пульсировал вспышками боли при каждом попадании… "Ну, и хук у этого Джонса!"