Нить на запястье (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна. Страница 4
— Петь, она права. И отпусти Машу, чего вцепился, — Николай с силой сжал рукой плечо старшего брата.
Тот перевел глаза на него. Коля на что-то явно намекал старшему взглядом. И Петя понял. А вот Маша сейчас была на таком взводе, что не разобралась. Страшно не любила то дело вспоминать. И их отношение и советы тогда. И весь сегодняшний разговор… довели до черты кипения!
— Извини, Маш, я зря взбесился, — шумно выдохнув, Петя отступил, разжимая пальцы. Устало растер лицо руками. — Просто этот сукин сын… — чертыхнулся. — Ты же знаешь, как меня бесит, что…
— Не знаю и знать не хочу! — резко заявила она, так же растирая лицо, и понимая — что ей больно. Там, где Петя держал, кожа отзывалась болезненной чувствительностью. Злость разгорелась больше. — И нечего втягивать меня в свои войны за власть, Петя! Мне это неинтересно! Спасибо за ужин. Хорошего вечера! — развернулась и стремительно покинула кабинет старшего брата, хлопнув дверью.
Не обращая уже внимания ни на окликнувшего ее Колю, ни на пытающегося извиниться Петра.
— Мария! Вернись немедленно! Я не закончил! — опять заорал Петр так, что было слышно и сквозь дверь.
Видно, ее уход его вновь разъярил. У нее тоже в голове просто пульсировало бешенство.
— А я — закончила! — огрызнулась Маша, не поворачиваясь.
Такая злость внутри кипела! Дикая просто. Ее трясло.
И как же Маша устала от того, что они вечно пытались командовать и указывать, что она должна делать! Ее жизнью управлять стремились!
— Маш, что случилось? — в коридоре ее попыталась перехватить настороженная и растерянная Настя. Явно слышала, как они там орали. Ухватила за руку. — Не сердись на Петю, Маш. Он так нервничал с этим назначением, несколько ночей не спал толком. И старался же не показывать, — принялась тут же оправдывать перед ней мужа.
— Я не хочу сейчас говорить об этом, Настя! — отрезала.
Невестка вздрогнула и стушевалась. Несмотря на то, что была старше самой Маши и носила фамилию мужа, характером до их семьи Настя не дотягивала.
— Прости, — попытавшись смягчить, Маша все же отняла свою руку немного резко. Но ее уже просто довели. — Ужин был прекрасным, спасибо, Настя. Но я не могу тут оставаться. А то сама в подсудимых окажусь, — мрачно пошутила она, стараясь взять себя в руки.
Не особо справилась. И, в каком-то расстройстве, ей-Богу, просто вылетела из квартиры брата, забыв обо всем, только и того, что обулась! Оставив все вещи! Дошло это до нее только на парковке перед домом, когда Мария поняла, что не сможет открыть машину без ключей. Но вернуться назад…
Н-е-ет! Не сейчас, точно. Может, оно и к лучшему. Хорошо хоть телефон из рук не выпускала… Или плохо.
Петя уже ей звонил. Маша сбросила вызов брата.
Скандала хватит уже. Всем бы остыть. А ответь она на звонок или появись снова в квартире сейчас — и Петр, и Коля своего не упустят. Начнут давить, пытаясь сломить ее решимость. Еще и запрут, с них станется. И такое бывало…
Да и к себе возвращаться — не вариант. Братья найдут сразу. А если Петя сказал, что ещё не закончил, то… Остановить старшего брата бывало сложно, особенно когда его темперамент брал верх.
Их всех учили вести себя невозмутимо и сдержанно везде: в суде, на людях, даже дома наедине с собой. И везде младшее поколение Коваленко с этим справлялось… Кроме общения между собой.
Вроде и любили друг друга, и беспокоились. Но так, как они сами, довести их никто другой не мог… Как ещё не поубивали друг друга? Для всех загадка… Видно, четкое понимание тяжести наказания потом — останавливало.
Нет, нельзя возвращаться. А вот подумать об этом разговоре отстраненно — стоит. Как бы только успокоиться…
Глава 2
И все-таки, через час Маше все это казалось уже плохой идеей. На улице начался дождь: противный, моросящий. Покрывающий ее волосы и платье мелкой взвесью холодных капелек. Влажность пробиралась сквозь ткань и плотные колготки, заставляя ежиться. Но Мария упрямо брела по аккуратным дорожкам центрального городского сквера, пытаясь унять бушующие эмоции и разобраться в тех намеках, которые братья друг другу бросали. И что она могла извлечь из их запретов?
Намеки и требование по прекращению всех контактов с Горбатенко… Марию это сильно насторожило.
Нет, она знала, что Петр на дух не переносит Олега. Правда, ей были мало известны причины такого отношения: братья не желали с ней подробности обсуждать, отделываясь отговорками и туманными пояснениями; сама Маша как-то пыталась разобраться, но пришла к выводу, что чем бы изначально конфликт ни был обусловлен — документального подтверждения он не имеет. А когда единственный раз рискнула спросить у самого Горбатенко…
— Вас это никогда не касалось, Мария Ивановна. И не коснется, поверьте, волноваться не стоит. Я все для этого сделаю, — с мягкой улыбкой ответил Олег Игоревич.
А он умел улыбаться так, что больше и спрашивать не о чем. И даже сомнения нет — о ее благополучии и спокойствии печется. Ну, и слово свое Горбатенко всегда держал. Правда, до недавнего времени она и не волновалась. Хотя и старалась все же исключить любую вероятность того, что братья узнают об их…
Грустная улыбка скользнула по губам — а о чем, собственно?
Мария остановилась, осматриваясь — начало одиннадцатого ночи. Плохо в такое время в одиночестве гулять и по хорошо освещенным аллеям центрального сквера. Зачем искать себе проблемы?
Разумнее было бы зайти в какое-то кафе, согреться. Выпить кофе. Денег с собой нет, конечно… Зато смартфон в руке, а большинство терминалов в городе уже поддерживали бесконтактную оплату. Так что проблем не должно быть… И у нее эта функция была активирована в телефоне. Благодаря Олегу, кстати. Это он ей рассказал. Мария как-то приехала по его же просьбе, насчет документов, а Горбатенко сидит и с каким-то непривычным искренним интересом копается в собственном телефоне. Как пацан, ей-богу. Она тогда даже рассмеялась его увлеченности. И Олег непривычно свободно улыбнулся, открыто, словно на мгновение забылся, отодвинул в сторону вечную сдержанность и осторожность. Редкие мгновения. И тем бесценные.
Показал, рассказал о поддержке новых функций, которые банки вводят. И ей все настроил сам. С тех пор, каждый раз расплачиваясь телефоном, что до сих пор многих удивляло, Мария какое-то странное чувство испытывала… Их общности. Ее и Олега. Какой-то интимной сопричастности и тайны. Но не чувственной, о которой даже вспоминать не решалась, а… совместной, что ли. То, что он и она делали нечто вместе. И Мария точно знала, что и Олег, пользуясь данной функцией, думал о ней. Потому что звонил и спрашивал время от времени, все ли у нее получается…
Да, Мария знала, что это отдает малолетней студенческой очарованностью. А она — взрослая женщина, достигшая немалого, видевшая в своей жизни чересчур много всякого, что должно было бы выбить из ее головы и души любой романтизм. Но не выбило, очевидно. Стойким тот оказался.
Так и не двинулась никуда в поисках кафе или бара. Стояла посреди сквера, продрогнув под дождем. И горло уже начало болеть. Петр звонил за это время больше десяти раз. И Коля тоже. Но у Маши не было никакого желания отвечать.
Интересно, можно ли ей уже домой ехать? Вызвать «ubеr», снова же — через приложение в смартфоне, оплата поездки пройдет автоматически с карты…
Надо бы в службу охраны позвонить. У них есть запасной комплект ключей от квартиры. Назовет код, опишет ситуацию, попросит патруль привезти ключи… Даже оплатит их вызов, в конце-то концов. И дома отогреется. Главное, чтоб братья и сейчас под домом не дежурили. Часа два прошло, должны были немного успокоиться. Не звонили уже минут двадцать… Или все ещё там?
Но вместо того, чтобы делать хоть что-то из вышеперечисленного, Мария все так же брела по дорожке, наступая на влажные опавшие листья, и думала о разговоре с Петром. Что же у них на самом деле за счеты к Олегу? За что настолько не любят его, считают врагом? Почему Петя разозлился так, когда она отказалась отклонять пожертвования? Нет, понятно, что для Маши это всего лишь прикрытие для их встреч. И она вовсе по иным причинам не желала прекращать общаться с Олегом, нежели те, что братьям перечислила. Но ни Петр, ни Коля не могли знать истину… Недаром Горбатенко прилагал столько усилий. Да ведь, если честно, то и между собой они никогда ничего не озвучивали.