Невеста Темного принца (СИ) - Субботина Айя. Страница 48
Без предупреждения Р’ран перевернул меня на спину, бросил на диван. Я инстинктивно обернула ноги вокруг него. Он стащил рубашку, обхватил мои запястья и зажал их у меня над головой. Я выдохнула от того, что в его грозовом взгляде было лишь яростное желание обладать и наслаждаться.
— Мне тебя так мало, Шпилька. Блядь, я умираю от жажды без тебя.
Р’ран снова и снова входил в меня, врезаясь с такой силой, что мое тело, не успевшее расслабиться после оргазма, снова отозвалось на его зов. Его челюсть была напряжена, голос звенел от желания и злости. Он входил в меня все глубже и жестче, принося наслаждение, остро смешанное с болью. Я не чувствовала ничего, кроме горячей кожи моего монстра, его твердого члена внутри меня и нашего бурного, кажется, одновременного оргазма.
Боги, разве такое бывает в реальности?
Глава двадцать восьмая: Р’ран
Шпилька так вымоталась, что вырубилась прямо у меня на руках. А я так и сидел, прижимая к себе ее маленькое тело, благодаря богов, что у нее хватило смелости сказать мне «нет» и остаться рядом. Оглядываясь назад, я ясно понимал, что мой мир рухнул бы вместе со стуком закрывшейся за ней двери. Непостижимым, необъяснимым для меня образом, эта заноза пробралась до самой моей сердцевины, заполнила внезапно образовавшуюся пустоту.
Я отнес ее в кровать, укрыл, с минуту любуясь тем, какой безмятежной и невинной она выглядит. Настоящий солнечный луч на моей подушке, даже притрагиваться страшно, чтобы не разрушить волшебство момента.
Я причесал пятерней волосы. С каких пор ты стал таким романтиком, Р’ран? Так доживешь до того, что эта малышка будет из тебя веревки вить. Странно, я был почти уверен, что эта мысль вызовет у меня отвращение, но вместо нее возникла улыбка, когда я попытался представить, где и каким образом согласен уступить ей главную роль.
Спать не хотелось совсем. Секс разбавил мое дурное настроении, но прошло время – и паршивые мысли снова оккупировали голову.
Я не могу быть усыновленным. Это… просто какая-то лажа, дрянь, которая точно не могла случиться со мной. Я лунник: моя внешность, мои способности – лучшее подтверждение моей высокой крови. Сколько себя помню, даже с самого раннего детства, я всегда легко контролировал тень. Лэрс не мог ничего. Совсем. Хотя, как сын моего оцта, должен был использовать хотя бы минимум врожденных талантов лунников.
Сын моего отца… Твою мать.
Я быстро переоделся, написал Нане записку и оставил ее на прикроватной тумбочке, хотя надеялся, что вернусь до того, как она проснется.
В больнице было тихо, и отдаленные приторные звуки работающих аппаратов, которые отсчитывали чьи-то жизни, неприятно ударялись по болезненно напряженным нервам. Я мысленно попросил богов не искушать меня и не подсовывать еще одну встречу с Аделой. Днем я сдержался, потому что не хотел пугать Шпильку своей злостью. Она, конечно, думает, что видела меня в ярости, но правда в том, что все это было цветочками. Злой я могу натворить много дел. В том числе – превратить Аделу «Суку» Шад’Арэн в обугленную головню.
— Господин Шад’Арэн!
Я обернулся на свое имя и наткнулся взглядом на доктора, с которым накануне разговаривал по видеосвязи. Еще не зная, что он собирается сказать, я не сомневался, что мне это не понравится.
— Хорошо, что вы здесь, я как раз собирался с вами связаться. Лэрс пришел в себя и говорит, что должен сказать что-то важное.
— Это… возможно? – Я прищурился, пытаясь представить, о чем таком важном хочет поговорить этот прожигатель жизни. Покается в миллионных долгах? Будет просить поделиться с ним почкой? Просто расплачется? Вполне возможно, все вместе и под соусом из патоки. – Я имею в виду, можно ли ему… ну, не знаю, волноваться?
— Я дам вам минуту, потому что, боюсь, господин Шад’Арэн-младший совсем плох.
— То же самое вы говорили в прошлый раз, - напомнил я.
— Я хотел бы ошибаться, но, боюсь, он не дотянет до утра. Только поэтому я настаиваю, чтобы вы не ждали и поговорили с братом сейчас, пока он в сознании.
Мне не хотелось говорить с Лэрсом. Мне вообще не хотелось его видеть. Но я согласился, хоть каждый шаг в сторону палаты, где лежал Лэрс, давался мне так тяжело, словно к ногам прицепили неподъемный груз.
Еще недавно я думал, что увидеть поломанного, похожего на мумию Лэрса будет настоящим подарком судьбы. Стоя около его кровати, я понял, что нет в этом ничего приятного. Что это больно: видеть мелкого засранца вот таким – беспомощным, бледным, утыканным трубками, как какой-то инопланетный подопытный экземпляр. Один глаз Лэрса заплыл и больше напоминал сливу, вторым он с трудом сфокусировал на мне внимание. Я подошел ближе, чувствуя себя идиотом, потому что не знал, куда деть руки.
— Хреново выглядишь, - сказал первое, что пришло в голову.
Лэрс изобразил что-то отдаленно похожее на улыбку.
— Р’ран, послушай… - Он сглотнул.
— Это ты послушай. Не надо трагических прощаний, хорошо? Ты будешь жить.
— Мать хотела, чтобы я… Завещание. – Лэрс выдохнул, прикрыл глаз и какое-то время лежал молча, словно набирался сил для следующего рывка. – Завещание в ее пользу. Мое завещание.
Я сосредоточился на его словах. То есть он хочет сказать, что Адела пыталась заставить его написать завещание в ее пользу? Очень на нее похоже. Трудно представить, чтобы молодому и здоровому прожигателю жизни пришла в голову блестящая идея озаботиться будущим своего движимого и недвижимого имущества. Мои адвокаты давно преследуют меня с предложениями составить завещание, но пока мне успешно удавалось отбиваться от их нападок. Глупо, конечно, и непрофессионально.
— Мать хотела, чтобы я написал завещание в ее пользу, - пробормотал Лэрс.
— Уверен, что об этом нужно говорить сейчас?
Лэрс утвердительно моргнул единственным здоровым глазом.
— Я написал завещание, - он еще раз сглотнул, и я заметил, что судорога пробила его тело. Доктор сделал мне знак, что пора заканчивать, и я даже попытался отойти, но ладонь Лэрса поверх одеяла дрогнула, и он попытался поднять слабые пальцы, чтобы удержать меня. – Р’ран… Я… все оставил тебе. Если суд решится не в твою пользу, ты все равно…
— Хватит, - довольно резко перебил я. – Ты не умрешь, понял? Кто-то же должен доставлять мне неприятности.
Почему мне так противно от самого себя? Пока я размышлял, о какой чуши Лэрс хочет поговорить со мной на смертном одре, он вдруг признался, что подумал о моем будущем. О том, что если его не станет и суд докажет, что завещание отца подлинное, то мне все равно достанется две трети против одной, которой завладеет Адела. Две трети всего: дома, бизнеса.
Проклятье!
— Вам лучше уйти, господин Шад’Арэн, - бросил доктор, проскальзывая мимо меня, когда какие-то приборы в изголовье кровати Лэрса начали издавать совершенно адские звуки.
Медсестра настойчиво оттеснила меня к выходу, и последнее, что я увидел, прежде чем она задернела пластиковые шторки, было мертвенно белое лицо Лэрса.
Я добрел до лестничного пролета, уселся прямо на ступени и, послав в задницу все правила и порядки, закурил. Горький табачный дым обжег легкие, разбавляя противную ноющую пустоту от того, что вся моя жизнь на очередном повороте сделала слишком резкое пике. Все, во что я верил, все, что казалось правдой, вдруг превратилось в одну грандиозную ложь, а то, что казалось выдумкой, вдруг стало реальностью. И я барахтался во всем этом водовороте, как беспомощный ребенок, не имея даже соломинки, чтобы ухватиться и не утонуть.
Что, если я, в самом деле, не сын своего оцта, а просто безродная дворняга? Может поэтому у Лэрса хватило великодушия поступить правильно, пока я упивался его поломанными костями?
Вернувшись в коридор, я чуть не попал под ноги прущего прямо на меня трансплантолога. Выглядел мужик помятым, но взволнованным. И тут же огорошил меня новостью о том, что для Лэрса нашелся донор.
— Берите самолет. Деньги. Все, что нужно, но привезите уже эту чертову почку, - сказал я, чувствуя странное тепло облегчения. Хоть какой-то просвет в конце тоннеля.