Ловушка для Ангела (СИ) - Дмитриева Марина. Страница 40

Аллергия все больше и больше давала о себе знать. Тут очень пыльно… Ангелы не переносят грязи. Да ладно, Лина, в твоей жизни было столько несмываемой грязи, что пора уж задохнуться от вечной вони. Ты живучая, как кошка. Но зачем мне дальше жить?! Ведь мой Андрей стал долбаным маньяком. Однако телу, несмотря на весь кошмар произошедшего, хотелось и дальше влачить это ужасающе жалкое существование. Наверно, привычка, а возможно, надежда еще теплилась в душе. Ведь даже в самых страшных сказках, помнится, был счастливый конец. Глупая, не надейся попусту.

Да уж, с физиологией спорить сложно, очень хотелось есть, поскольку те два жалких бутербродика, которые оставил мне мой персональный безумец, лишь не надолго утолили голод. Хорошо хоть Евдокимов ведро с крышкой предусмотрел, чтобы можно было справить естественные потребности тела.

Когда же он приедет?! До того момента, когда я сойду с ума от одиночества, голода или разыгравшейся не на шутку аллергии, мешающей дышать во всю ширь легких.

Осмотр своей тюрьмы ничего не дал. Видимо, Андрей неплохо подготовился к моему похищению. Окно, под которым я была прикована к батарее, выходило во двор, но разбить стекло не получилось бы, его попросту не существовало, снаружи оконный проем закрывали приколоченные доски. К тому же кандалы, сооруженные Евдокимовым, более чем крепкие, и длина цепи не достаточная, чтобы пройти в смежную комнату, где, судя по доходившему до меня естественному свету, окошко было вполне обыкновенное — стеклянное.

Когда же он приедет?! Одиночество, которому я до похищения радовалась, теперь воспринималось мучением.

В комнате совсем потемнело, света, исходящего из простенка двери, больше не хватало. Значит, на дворе уже наступил вечер или ночь. Теперь будет пытка темнотой? Голодом? Или одиночеством? Скорей бы Андрей приехал.

Поворот ключей в замке я восприняла даже с радостью. Захотелось бежать навстречу приветливой собачкой. Далеко не побежишь, потому что я и правда, как животное, посажена на цепь. Лина, черт, что с тобой происходит! Прежнего Андрея больше нет и, возможно, никогда не существовало в действительности, ты его сама выдумала, наделила всеми возможными положительными качествами, а на самом деле, Евдокимов, скорее всего, диаметральная противоположность придуманному образу.

Плотнее закуталась в одеяло, пытаясь прикрыть свою обнаженность. Шаги. Ну, наконец-то, шаги!

Евдокимов вошел в комнату и включил электричество. Зажмурилась от обилия яркого света. Сава богу, после вчерашней пытки глаза нормально видят и нормально реагируют. А потом разлепила веки, уставившись на вошедшего. Красивый, мой Андрей очень красивый мужчина! Темные глаза, как и прежде, обжигали, вбирали полностью в темноту своих зрачков, вместе с одеялом, за которым я смела прятаться. Впрочем, нет, одеяло они отбрасывали, испепеляли, кромсали на кусочки, стремясь быстрее добраться до моего обнаженного тела. Странно, на мужском лице мне читалась целая гамма эмоций, адская смесь из злости, любования, желания и щемящей нежности. Неужели долбаный маньяк тоже рад видеть свою жертву.

— Привет, Андрей! — сказала я с каким-то непонятным задором.

Больная идиотка, мать твою! Был бы у меня хвостик, наверняка радостно завиляла бы им.

Выражение красивого мужского лица поменялось, маска из множества чувств треснула, и осталась только злость. Ослепляющая, яркая. Зря ждала, Ангел, ничего хорошо от этого человека ты не получишь.

— Блядь, не говори так!

— Как — так?! — взвилась тут же я.

Отчего-то во мне совсем не было страха. Страх растворился в ожидании шагов. А может, больше не хотелось быть тварью дрожащей.

— Не называй меня по имени. И не смотри так…

— Как?! — чуть ли не ору я.

— Словно ничего не произошло, по-ангельски, сука, притягательно.

— Мне называть тебя Маньяком?! — боже, что я говорю. — Или Хозяином?! Раз уж ты решил устроить БДСМ-представление с моим участием.

— Это не представление, Ангел, — мрачно сказал Евдокимов, — и да, хозяином можешь меня называть. Пожалуй, мне будет приятно.

— Псих! — вырвалось из губ вместо предложенного определения.

Откуда взялись во мне наглость и бесстрашие? Больная, прежнего Андрея больше нет.

Он подошел в несколько шагов, больно схватил за волосы.

— Только хозяин у тебя совсем другой. Не так ли, Ангел?!

Черные глаза максимально приблизились, мужской нос уткнулся в мой нос, его губы тоже буквально в сантиметре от моего рта. Это какое-то безумие, но мне вдруг захотелось обнять широкие плечи Евдокимова и всосаться жарким поцелуем в его красивой лепки губы, а затем, опьяненной весной кошкой, тереться о мужское сильное тело. Я, фригидное бревно, сейчас пускала соки, словно надрезанная березка весной. Невероятно! Ошеломительно! Этого не может быть! Даже застыла, замерла, до конца не веря в то, что происходило сейчас со мной. Я, голодная, с затрудненным дыханием, посаженная на цепь, хотела своего мучителя! В шоколадных глазах злость тоже исчезла, расплавилась в горнилах страсти, сразу же возникшей между нашими телами.

— Блядь, Ангел!

Несмотря на грубость слов мужские пальцы ласково, даже трепетно, прошлись по моей щеке, обвели контур припухших от его тумаков и утреннего жесткого минета губ.

— Ахм!

Мужская рука снова грубо схватила за волосы.

— Я все равно узнаю, кто он. Не переживай, Сука, резать тебя больше не буду, не хочу из-за такой шлюхи, как ты, еще раз в тюрьму загреметь. Но я так или иначе вычислю хозяина прекрасного ангела.

— А что ты планируешь делать со мной, Андрей?

Да, хватит быть дрожащей тварью, надо выяснить, что он задумал. Следует ли мне готовится к смерти от рук «моего» Андрея.

— Насиловать, Ангел, тебя я буду насиловать. За четыре с половиной года без женщин, проведенных по твоей вине, я заслужил право на такое маленькое развлечение. Как ты считаешь?!

Эти ужасные слова были произнесены таким хриплым проникновенным голосом, что меня даже тряхануло от страха. Нет, страх тут ни при чём. Я больная чертова извращенка!

— Нет, Андрей, не надо, — тоже хриплю я.

— Но я хочу, Ангел!

Мужские губы находились совсем рядом с моими, и мне снова приходится бороться с желанием к ним прижаться, да что там, впиться изголодавшейся без секса нимфоманкой.

— Всё это время в тюрьме, практически каждодневно, я представлял, как буду тебя трахать.

Жаркий кульбит внутри живота. Красивые шоколадные глаза затягивали в темный омут ненормальной маньячной страсти. Зачем-то приподняла повыше подбородок, а губы сами по себе раздвинулись, словно приглашая к поцелую. Мужские пальцы благоговейно-нежно принялись обводить изящно-сексуальный изгиб моих губ. Потом пальцы жестко надавили на скулы, и мои губы, щеки, выпятились как у лягушки, а лицо наверняка превратилось в вульгарную маску глупой куклы. Андрей смотрит со смесью брезгливости и дикого желания. Взгляд маньяка!

Оттолкнул от себя. Как подкошенная, опять упала на матрас, больно ударившись плечом о батарею. Неужели брезгливость победила страсть? Евдокимов опустился следом за мной, мужские пальцы, покалывая током, легли на бедра. Конечно, так просто дикое вожделение из его глаз не исчезнет, оно требует удовлетворения. И я не знаю, радоваться мне этому поводу или сожалеть. Вряд ли бешеная лихорадка между нашими телами принесёт что-то хорошее. Слишком горячо, слишком ненормально.

— Раком стань, — раздался не терпящий возражения голос, а сильные руки властно потянули за бедра, вынуждая принять требуемую позицию.

Раком меня тоже неоднократно трахали, Глеб Георгиевич любил разнообразие. Но с ним я не чувствовала и толики того, что происходило с моим телом сейчас. Наверное, дело не в физиологии, оргазм в голове, моё подсознание ставило блок на удовольствие с человеком, заманившим меня в такую жестокую западню. Ведь по вине Моргунова погиб мой ребенок. Наш с Андреем ребенок…

— Влажная, блядь, Ангел, ты влажная!

Мужские пальцы, копошащиеся в моей потекшей промежности, вынуждали всхлипывать и постанывать.